«Коррупция» сознания состоит в намеренном искажении явлений окружающей действительности при их непосредственном восприятии (Коллингвуд, 1999). Причины такого искажения могут быть разнообразными: нас что-то пугает, беспокоит, что-то происходит вопреки нашим желаниям.
Ложь коррумпированного сознания не принадлежит ни к одному из общеизвестных видов лжи, среди которых выделяются заблуждения и сознательная ложь. В первом случае мы совершаем ошибку без тени злого умысла, что, несомненно, отличается от намеренного сокрытия истины. Однако такая ложь также затрудняет адекватное восприятие окружающего мира.
Язык есть не только «дом бытия» (М. Хайдеггер), но и способ бытия человека, сущностное его свойство. Язык, понимаемый таким образом, становится условием познавательной деятельности человека, и понимание из свойства познания превращается в свойство бытия. Х.-Г. Гадамер считает понимание «моментом человеческой жизни». Такая его оценка ставит основной задачей герменевтики не методологическую направленность на феномен постижения смысла, а выяснение онтологического статуса понимания как момента жизни человека. Герменевтика как философская наука становится учением о человеческом бытии, своеобразной философской антропологией.
Понимание «возникает как индивидуальная реализация познавательных возможностей личности» (Брудный, 1998. С. 22), как адаптация «нашего концептуального мышления к совокупности новых явлений» (Гейзенберг, 1971. С. 77).
Как отмечают исследователи, для понимания не всегда нужно соответствие истинности, реальности, правильности. Необходимо соответствие только личным представлениям.
Понять – прежде всего означает, как считает А.А. Ивин, оценить, подвести под какую-то ценность. «Категория ценности является столь же универсальной и фундаментальной, как и категория истины» (Ивин, 1986. С. 49), и познание как специфическая форма деятельности без нее немыслимо.
Ценность, как и истина, выражает отношение между мыслью и действительностью. В случае истинностного отношения между ними основой является реальность, а мысль выступает как ее описание в терминах истинностных понятий. «Мысль истинна, если она соответствует описываемому ею фрагменту действительности, — это классическое определение истинности» (Ивин, 1986. С. 49). В случае ценностного отношения, наоборот, «исходным пунктом является мысль, функционирующая как проект, план, стандарт. Соответствие ей действительности рассматривается в оценочных понятиях» (Ивин, 1986. С. 49).
Понимание предполагает «встречу» субъектов (М.М. Бахтин), взаимодействие реальных позиций их сознания, их возможностей, поскольку понимание есть всегда понимание кем-то чего-то выраженного в «тексте» (в широком семиотическом смысле этого термина), за которым стоит кто-то, являющийся его создателем (Швырев, 1986. С. 52).
Текст, в нашем понимании, – это связующее звено между действительностью и сознанием, носитель когнитивной и модальной информации. Текст является исходной точкой всякой гуманитарной дисциплины (М.М.Бахтин). Язык как система имеет потенциальный характер, значение слова может быть определено только с помощью других слов того же (или другого) языка; отношение к понятию, художественному образу или к реальной действительности оно получает только в высказывании и через него (Бахтин, 1979).
Текст представляет собой связующее звено между действительностью и сознанием, он – носитель информации, которую А.Г. Баранов предлагает подразделять на когнитивную и модальную (1993).
Г.П. Немец рассматривает модальность текста как иерархическую систему, составляемую разными уровнями модальностей. «Каждый компонент, являясь, в свою очередь, сложной системной единицей, формирующей логически завершенный текст, условно отграниченный смысловыми рамками начала и конца, представляет конструкт (построение) вертикального контекста» (Немец, 1991. С. 67).
По И.Р. Гальперину, к средствам выражения модальности относят повтор, ретроспекцию / проспекцию, эпитет, аллюзию, сентенцию, цитацию, которые, по сути, являются результатом рефлексии высказывания в памяти реципиента в процессе восприятия целого текста.
Наше представление о тексте как статической, внутренне связной и цельной структуре позволяет определить его как последовательность языковых знаков, заключенную между двумя «остановками в коммуникации» (Т. Милявская).
Человек – не бесстрастный интерпретатор языковых и неязыковых текстов. Потребность ориентации в мире вынуждает его «выбрать» из множества текстов, с которыми он сталкивается и которые он способен осмыслить в своей концептуальной системе, такие, которые он полагает истинными, которые он принимает и которые поэтому являются для него значимыми, а не только осмысленными.
В третьей главе – «Особенности языковой репрезентации концептов «Истина», «Правда», «Ложь» в русском и английском языках» – осуществляется анализ концептов «Истина», «Правда», «Truth», «Ложь» и «Lie», определяются культурологические, философские, религиозные и психологические факторы, повлиявшие на формирование концептов, приводятся этимологические данные об образовании базовых лексем исследуемых концептов, выявляется комплекс способов их вербализации, устанавливается структура анализируемых концептов.
Феномен истины фундаментален для всех сфер знания, являясь важным элементом обыденного сознания людей. Данный концепт закреплен во всех языках в слове или нескольких словах, вокруг которых группируется определенный лексический континуум, необходимый для выражения истины в книгах Священного Писания, языке науки, художественных текстах, повседневной жизни.
Истина и правда вообще являются важнейшими ключевыми понятиями русской культуры. Достаточно обратить внимание на частотность их употребления в пословицах, поговорках, фразеологизмах. Истина, средства ее выражения или сокрытия представляют интерес для всех культур, но для носителей русского языка этот интерес эмоционально окрашен ярче.
В понимании истины как явления мы выделяем следующие оппозиции: противопоставление земной реальности миру Божественному, данному человеку в откровении (религиозная истина); оппозиция идеи и явления (философская истина); противопоставление доказанного факта и гипотезы (научная истина); оппозиция ложному высказыванию (логическая и лингвистическая истина).
В религии и философии оппозиция истина – ложь логически независима, и существование одного ее элемента не исключает существования другого. В логике, однако, члены оппозиции истина – ложь принадлежат к одному плану – миру суждений. Выбрав истинное суждение, мы должны отбросить все остальное. В лингвистике противопоставление истины и лжи носит прагматический характер и обусловлено природой человека как субъекта познания, с одной стороны, и как субъекта речи – с другой.
В рамках классической философии истина понимается как соответствие знания объективному положению дел (Аристотель, Ф. Бэкон, Б. Спиноза, Д. Дидро, К. Гельвеций, П. Гольбах, Л. Фейербах, В.И. Ленин), как соответствие знания характеристикам идеальной сферы: содержанию Абсолюта (Платон, Г. Гегель), врожденным когнитивным структурам (Августин, Р. Декарт); самоочевидности рационалистической интуиции (Теофраст); чувственным ощущениям субъекта (Д. Юм); априорным формам мышления (И. Кант) (Можейко, 2001. С. 446).
В трудах философов – Ф. Ницше, К. Маркса – появляется идея о том, что истина – это борьба. Ницше считал истину порождением стремления к могуществу; Маркс учил, что познание истины неразрывно связано с классовой борьбой. Критерием истины становится «возрастание могущества жизни» (Бердяев, 1999. С. 104). Это приводит к тому, что со временем начинают искать не истины как таковой, а силы.
Научное знание представляет собой некоторую модель действительности. Единственное, в чем мы можем быть уверены, – это в том, что наши представления о мире в каждый момент не свободны от ошибок, как заметил еще Ф. Бэкон, «наука часто смотрит на мир глазами, затуманенными всеми человеческими страстями» (Цит. по: Юревич, 1998. С. 275), и мы можем надеяться, что каждая последующая модель будет верно описывать больший круг явлений, чем предыдущая. Задача научных исследований состоит в том, чтобы описывать происходящие в мире явления, а не к пониманию этого мира или Божественного замысла его сотворения.
Различия в природе и познании религиозной и рациональной истины обусловливают различия в языковых средствах, используемых для их выражения. Религиозная истина предстает в виде откровения, веры, догмы; ее исповедуют, ею проникаются, о ней свидетельствуют, в нее можно уверовать, ей служат. Научная же истина – это гипотеза, доказательство, постулат, аксиома, загадка; ее можно доказать, подтвердить, постулировать, проверить, разгадать.
Большое влияние на формирование онтологического понимания истины оказала феноменология Э. Гуссерля, который определял истину как саму определенность бытия, т. е. как единство значений, существующее независимо от того, усматривает его кто-то или нет, – так и само бытие, «бытие в смысле истины»: истинный друг, истинное положение дел и т.д. В дальнейшем такая трактовка истины была развита в работах М. Хайдеггера, а также в системе французского и немецкого экзистенциализма. Главным объектом анализа здесь является экзистенциальный опыт самого исследователя и отражение этого опыта в создаваемых им произведениях (Зверева, 1999. С. 104–117). По мнению М. Хайдеггера, истина – это свобода, но свобода особого рода, которая заключается не в возможности не делать чего-либо, а в свободе как части раскрытия «сущего как такового». Вне существования человека даже не возникает вопрос об истинности и неистинности (ложности), в природе этого вопроса не существует. Только восприятие человеком окружающей действительности побуждает к возникновению мысли об истинности и неистинности (М. Хайдеггер).