А. К. Матвеев
Мир ономастики - прежде всего имен людей и мест (антропонимов и топонимов) - настолько велик, значим для общества и (не боюсь пафоса) прекрасен, что любой, кто к нему прикоснется, будь то ученый - филолог, историк, географ, краевед или просто любитель, уже не может пройти мимо. Вступая в этот мир, исследователи пытаются его осмыслить: об именах написано множество работ. Диапазон их проблематики обширен: ономастов интересовала сущность собственного имени, его языковой статус, возникновение имен, их жизнь в обществе, история, судьба и, наконец, окутанная флером мистики загадка тысячелетней давности - связь имени и человека.
Имена поражают не только своим множеством и разнообразием. Они могут быть общепонятны как река Черная или озеро Круглое и загадочны подобно реке Исеть или озеру Шувакиш, но, будучи семантически полярными, с одинаковым успехом обслуживают общество. Вместе с тем в имени можно видеть и просто этикетку и некий фетиш, определяющий жизненные пути, при этом чисто прагматический подход и фетишизация имени могут спокойно сосуществовать. Однако, объединяя собственные имена в один необозримый класс языковых единиц, следует учитывать существенную разницу между отдельными разрядами имен, обусловливающую многие их особенности. В частности, антропонимия и топонимия противостоят друг другу, например, по таким признакам, как обозначение объекта живого и способного к передвижению объекту неживому и неподвижному. Между тем параметры объектов во многом определяют народное видение и номинативный процесс, а соответственно способствуют и адекватному выбору путей этимологического анализа.
Имя многолико, у него много тайн, но поскольку имя - языковой знак, оно в первую очередь привлекает лингвистов. Отсюда и "болезнь ономастов" - рано или поздно обращаться к теории имени собственного, чаще всего к вопросу о его лингвистическом статусе. Это естественно, т. к. понимание специфики собственных имен создает надежный фундамент для их объяснения. Наша статья - тоже порождение "зова имени". Интересы автора связаны прежде всего с областью историко-этимологической ономастики, но он глубоко уверен в том, что успешная этимологизация собственных имен во многом зависит от понимания их места в языке.
Обычно эта проблема рассматривается в ракурсе наличия - отсутствия лексического значения у собственных имен или его "специфичности", что в конечном счете единодушно сводится к признанию способности выделять отдельные объекты из ряда подобных. Сложность, однако, в том, что в обширной галерее собственных имен есть и такие, которые сочетают ономастическое значение с собственно лексическим (гора Высокая) или реализуются в многоликих имяобразующих структурах.
Сферу собственных имен часто относят к периферии языка. Действительно, можно представить такую речевую ситуацию, когда люди разговаривают несколько часов подряд или даже целый день, не употребляя ни одного имени. Значит, имена появляются в речи только тогда, когда они необходимы, востребованы. Но и все в языке - все слова и формы - хранятся в нашей памяти до востребования. Следовательно, специфика собственных имен не в этом.
Иногда собственные имена уподобляют заимствованиям, но и это неверно в принципе, во-первых, среди заимствований множество полностью освоенных слов, а во-вторых, явно смешивается происхождение собственных имен с их функционированием.
Очень часто ученые пытаются отождествить имя и слово или соотнести их каким-либо образом. Но имя даже материально не всегда совпадает со словом. А главное - у имени иная природа и семантика. Значение, доставшееся имени в наследие от нарицательного (гора Шайтан <шайтан), часто очень существенное для местного населения, тем не менее является только сопутствующим (коннотативным) компонентом, который может вообще отсутствовать (гора Шунут).
Сказанное относится и к структурной характеристике имен, которые очень часто могут быть не словами, а словосочетаниями (Белый Камень, Нижний Новгород), причем в различных неиндоевропейских языках в именах широко представлены глагольные конструкции с причастиями и даже с личными формами. В нашем языке это редчайшие случаи, аномалии, поскольку русский язык, как и другие индоевропейские синтетические и флективные языки, исторически тяготеет к семантической и грамматической конденсации. Поэтому труднодоступную вершину русские назовут не "Гора, где можно сломить голову", а Сломиголова . Но ученый, решая теоретические вопросы, не может смотреть на структуру имени только через русские, славянские или - шире - индоевропейские очки. Он обязан учитывать данные разных языков.
Нецелесообразно предлагать новые термины, тем более что стаж тех, которыми мы пользуемся, уже превышает два тысячелетия, но вполне очевидно, что термин имя собственное (nomen proprium), восходящий к античной традиции и противопоставляемый имени нарицательному (nomen appellativum), затрудняет определение места собственных имен в языке, поскольку ограничивает их мир пределами слова и, более того, существительных, что легко объяснить: для античных ученых языковая действительность замыкалась в рамках греческого и латинского - классических индоевропейских языков. Фактически же она несравнимо богаче: в мансийской топонимии Северного Урала на каждом шагу можно встретить названия типа Сат-хум-хайтум-лох - "Лог семи бежавших мужчин", Нял-пахвтын-керас - "Скала, в которую пускают стрелы", Пут-урнэ-сяхл - "Гора, где караулят котел", Соруп-аньт-тусьтым-керас - "Скала, где поставили лосиные рога"; в лакской топонимии Дагестана находим не менее выразительные и сложные наименования мест Шялмахъру-бусай-ххуллу - "Дорога, на которой рассказывают небылицы", Къурхъ-рутай-щаращи - "Родник, который вызывает заворот кишок"1 , а также название лакского аула Ккул-базарлувун-най-бур - "Кулинцы идут на базар"2 ; в языках аборигенов Австралии встречаются глагольные топонимы как в личной, так и в неопределенной форме, ср.: Jingubullaworrigee - "Я пойду туда", Ningoola - "Не могу выйти", Woollongong - "Там, где прошло чудовище" и Genanagya - "Идти вперед", Urandangie - "Встретиться и сесть", Berowaltha - "Спускаться"3 . Подобные же конструкции засвидетельствованы и в антропонимии, ср. личные имена у аборигенов Океании: Лава-и-паки - "Прилететь и коснуться"4 или Тере-хе - "Уплывающая в даль из-за своего греха"5 .
Отсюда следует, что именник использует разные средства языка. Имена, будучи знаком выделения предмета из ряда подобных, могут быть и словом, и словосочетанием, и предложением. И потому они выходят за рамки лексики. Попытки определить статус имени, опираясь на антиномию имя - слово, как правило, не дают результата, поскольку слово - только одна ипостась имени.
Таким образом, в именах слова, словосочетания, предложения могут рассматриваться как звуковой материал, смысловое неономастическое содержание которого, иногда очень существенное в момент возникновения имени, может быть затем утрачено безо всякого ущерба для его функционирования. Поэтому при необходимости можно "творить" собственные имена из любого языкового материала, как это происходит в наши дни в эргонимии - названиях фирм, магазинов и т. п. под влиянием внешних факторов. "В принципе СИ (собственные имена. - А. М.) не нуждаются в переводе на данный язык"6 , что еще раз указывает на их особое положение в языке.
Трудности, возникающие при обсуждении онтологии собственных имен и их места в языке, во многом обусловлены смешением синхронии и диахронии, а также функционального плана и этиологии. Объективные диалектические противоречия порождаются и самим сложным характером имен, в идеале предназначенных называть, а не обозначать (cр. известную формулу nominatur singularia, sed universalia significatur - "единичное называется, а общее означивается"), но во множестве случаев факультативно способных на то и другое.
В этой диалектике многое проясняет происхождение имен, которые возникли в естественном звуковом языке и которые, таким образом, вторичны. Человек сперва должен был научиться обобщать и создавать слова для обозначения общих понятий, а уже потом освоить технику различения однородных явлений, предметов одного класса и научиться давать именования индивидуальностям. Оппозиция человек - противостоящий мир с течением времени дополняется противоположением человек - другие люди. Оказалось, что все мы - разные, а я - отличен от всех. Инстинктивный животный эгоизм постепенно эволюционирует в разумный эгоизм homo sapiens. Но, осмысляя этот процесс, нельзя упускать и роль имени в становлении человека.
Можно сколько угодно спорить о том, что сделало человека человеком: мясная пища, прямохождение, освобождение руки от транспортных функций, изготовление и использование орудий, поддержание огня, становление разума и возникновение человеческой речи и т. д. Фактически все это - этапы эволюции, которая связывает человека с животным миром и вместе с тем отделяет от него. Важнейшим рубежом было и появление имени. На каком-то этапе эволюции человек осознал факт своего выделения из промискуитетного стада, и появилось имя, в котором находит ярчайшее выражение человеческая "самость", закрепляется формирование человеческой личности, развитие личного самосознания. Именно в этом смысле можно говорить, что имя создает человека. Собственные имена - писал В. Н. Топоров - являются "неотъемлемой характеристикой человеческих коллективов в отличие от животных коллективов"7 .
Общеизвестна роль имен в человеческом обществе. Ясно, что изъять именник из общения столь же невозможно, как и лишить человечество языка. Но роль имени в прошлом была еще значительнее. В древности человек тщательно оберегал имя, считая его своей неотъемлемой частью. Он старался держать имя в тайне, чтобы отгонять злых духов, а узнав имена врагов, уничтожить их при помощи магии. Имя и миф, магия имен, их фетишизация - все это известные лингвоэтнокультурные мотивы. Современный человек лишен предрассудков, легко меняя фамилию и имя. Изменения в обществе ведут к калейдоскопу переименований городов и селений. Имя беззащитно. И в этом снова проявляется обособленность имени в языке, основной лексический фонд которого человеку неподвластен или почти неподвластен. Можно изменить имя, исказить его или вообще упразднить. Но вот парадокс - магия имен продолжает жить. Более того, во времена культурной деградации она получает широкое распространение в паранаучной форме. В красиво изданных книгах с названиями вроде "Тайна имени", а также многочисленных журнальных и газетных статьях не только содержатся традиционные объяснения имен, но и утверждается, что имя определяет судьбу человека. В этом особенно преуспел психолог Б. Ю. Хигир, который по имени, отчеству и дате рождения характеризует человека и прогнозирует его будущее. Эта лингвистическая астрология может показаться безобидной игрой. Но манипуляции с именами подаются в научной упаковке, подобно "новой хронологии" академика А. Т. Фоменко. Поэтому на них стоит остановиться поподробнее.