1. Одно и то же имя в разных языках звучит по-разному: русское Иван - английское Джон, русское Александр - венгерское Шандор, русское Андрей - мансийское Унтари. Возникает вопрос, сохраняются ли волшебные свойства имени в случаях столь радикального несоответствия звуков или только русские имена, в силу каких-то удивительных обстоятельств, обладают такой способностью? А как быть с тем непреложным фактом, что имя живет во множестве вариантов: Алексей становится Лёхой, Андрей - Дюшей, Анна - Нюрой, Александр - то Сашей, то Шурой. В жизни эти варианты, в которых нет ничего общего с каноническими именами, нередко встречаются намного чаще, а в детском возрасте, когда, казалось бы, прежде всего должно сказываться роковое влияние имени, они преобладают абсолютно. Десятки и даже сотни вариантов личных имен фигурируют на страницах словарей8 . И какой же из них будет определять жизненный путь?
2. Наш именник, толкованием которого занимаются ономастические кудесники, в основном заимствован. Он - древнееврейско-греко-латинского происхождения. Если же обратиться к другим народам и языкам с совершенно прозрачными по семантике именами типа бесчисленных арабских Абдулвали - "Раб Святого", Абдулгафур - "Раб Прощающего", Абдулкарим - "Раб Щедрого", Абдулхамид - "Раб Славного" и т. п., то исчезает сама база для гадания, которая появляется, когда внутренняя форма скрыта для неспециалиста, хотя в большинстве случаев известна ученым, т. е. в именах типа Иван, Александр, Андрей. В таких случаях можно легко спекулировать на благозвучных и неблагозвучных сочетаниях и случайных совпадениях.
3. Наконец, если бы подобные закономерности действительно существовали, то ученый мир безо всякой генетики давно додумался бы до клонирования людей со специфическими чертами характера и судьбой при помощи имен. Да и эмпирические наблюдения привели бы даже малообразованных людей к выводу, что есть не только благозвучные и неблагозвучные, но и "хорошие" и "нехорошие" имена. Вопрос о паранауке в ономастике сейчас весьма актуален, ведь то, что можно простить наивному дикарю или суеверному средневековому крестьянину, которые давали своему потомству разного рода профилактические имена, в наше время следует квалифицировать только как шарлатанство или глубочайшее заблуждение.
Имена влияют на судьбу людей и мест, но опосредованно. Люди могут смеяться и даже издеваться над именем, фамилией, прозвищем или названием деревни, а это может так или иначе ущемлять психику человека или группы людей с развитием в дальнейшем аномальных чувств, реакций, действий и соответствующими последствиями. В таких русских именах, как Фекла, Акакий, Пульхерия только специалист может сейчас увидеть значения "Божья слава", "Не причиняющий зла", "Прекрасная", а у незнающих - их огромное большинство - неблагозвучные звуковые комплексы могут вызывать неэстетичные ассоциации. В результате эти старые имена фактически выпали из русского именника. Оказывается, материальной базой для воздействия имени на человека являются прежде всего фонетические и смысловые ассоциации. Именно поэтому создатели искусственных имен сознательно или бессознательно, как правило, не жалеют сонорных звуков для имен положительных персонажей и смычных, шипящих, а также труднопроизносимых групп согласных - для отрицательных. Потому благозвучны имена, связанные с провиденциальным началом в "Розе Мира" Даниила Андреева (Нэртис, Олирна, Ирольн) и какофоничны, трудны для произношения наименования демонических персон (Гагтунгр, Гашшарва, Друккарг).
Еще пример: в алфавитных списках фамилий преподавателям и командирам бросаются в глаза первые по списку. Их чаще спрашивают, отмечают, награждают и т. п. Последним по списку уделяется меньше внимания. Они чувствуют себя ущемленными, у них развивается комплекс неполноценности. Поэтому первые успешнее в жизни. Объяснение это, конечно, спорно, но и оно указывает на опосредованность влияния имен на человека.
Еще сложнее путь воздействия имен на географические объекты. Название, несущее отрицательную историческую информацию (урочище Убиенное, где некогда кого-то убили; поле Гнилое, где сгноили урожай и т. п.) может способствовать развитию отрицательного отношения к объекту: его перестают посещать и обрабатывать. Постепенно он утрачивает свои полезные качества. Разумеется, и это случаи опосредованного воздействия имени.
Реально существующие поразительные свойства имени состоят прежде всего в его способности обслуживать общество даже при очень высокой повторяемости компонентов (в России тысячи тысяч Иванов и Ивановых и тысячи Ивановок). Естественно сложившиеся ономастические системы всегда нормально функционируют, если не вмешивается волюнтаристский фактор и не происходит смешение систем и создание неудачных наименований. Эта способность имен связана с тем, что ономастические системы основаны на принципе сосуществования множества частных подсистем. Поэтому одинаковые названия могут обслуживать разные коллективы. Такое устройство ономастических систем позволяет понять, как они отражают состояние общества, а топонимия - и географическую среду. Это отражение, конечно, неполно, но оно не является кривым зеркалом, как можно вывести из "закона относительной негативности топонимов" В. А. Никонова, в соответствии с которым названия даются по редкому признаку и являются собранием раритетов9 .
В действительности в пределах минимальной микросистемы, например топонимии сельского населенного пункта, действует правило обязательного различения названий, что обусловливает их неповторяемость. Частотность и раритетность топонимов в этом отношении не играют роли: исключается дублирование тех и других. Но в пределах каждой отдельно взятой микросистемы типичные топонимы (река Черная, поле Большое, гора Высокая) встречаются чаще, чем раритетные, поэтому сложение микросистем неизбежно дает эффект преобладания высокочастотных названий, которые господствуют в топонимии и объективно, хотя и неполно, отражают окружающий мир. Это закономерно, поскольку назначение имен не только выделять предметы, но и способствовать выявлению структурной организации действительности, что подтверждается прежде всего возникновением условных топонимических систем для ограниченных коллективов (военных, охотников, туристов). В принципе даже один человек может создать такую систему, если она помогает ему осваивать мир.
Другое удивительное свойство ономастических систем - хранить историческую память, содержать языковую информацию о прошлом, которая затем может быть интерпретирована с точки зрения лингвистики, истории и географии. Это свойство ономастики связано с ее консервативностью, устойчивостью, обособленностью в языке, а также с легкостью усвоения другим языком. Такие названия, как Вологда или Пермь и тысячи им подобных давно стали достоянием русского языка, но они продолжают хранить в себе информацию о древних языках и народах. Территория России огромна. Ее населяли в прошлом и населяют сейчас многие народы. Следует всегда помнить о том, что история русского этноса изобилует не только внутренними потрясениями, о которых так любит писать наша пресса, но и великими пассионарными движениями - преодолением и освоением огромных пространств. Эти пространства не были пустыми: в формирование русского этноса внесли свой вклад многие народы, история которых уже завершилась. Их наследие в русском языке - топонимия и антропонимия. Китайская мудрость гласит: "Лучше увидеть лицо, чем услышать имя". Но если лица не видно, если его уже нет, а в руке ученого только плохо сохранившийся череп, изучение имен позволяет заглянуть в глубокое прошлое и возродить звуки исчезнувшей речи. Поэтому значение собственных имен для контактологии - науки о лингвоэтнических контактах и прежде всего древних субстратах - исключительно велико.
Но надо помнить и о другом. На территории России непрерывно происходят и ранее происходили языковые и этнические скрещения. Именно этому смешению и обновлению обязан русский народ многими своими достойными качествами, поскольку смешение "своего" и "чужого" дает генетический эффект. Однозначное противопоставление "свой" - "чужой" актуально в армии, например при опознании самолетов, или на практических занятиях по иностранному языку. Для исторической лингвистики, изучающей топонимию и антропонимию, намного актуальнее другое: выявление "чужого" в "своем" и "своего" в "чужом", а также объяснение того, как произошло это взаимопроникновение. Именно такой подход сближает науки и объединяет народы.