Синтаксические конструкции, использованные поэтом в рассмотренном стихотворении, нельзя относить к свободным: они обусловлены дистанцией между субъектом сознания и субъектом качества, познающим и познаваемым. Они и обнаруживают эту дистанцию, которая сохраняется даже тогда, когда субъектом сознания и субъектом качества является один и тот же человек.
Еще пример несвободных синтаксических структур - конструкций, занимающих место на периферии синтаксического поля. Это так называемые общие суждения, но не все суждения с «квантором общности», а те, которые выражают общие законы человеческого бытия, или, в «Коммуникативной грамматике», предложения, организующие генеритивный регистр речи. К генеритивному регистру относятся обобщенно-личные модификации предложений - не только «односоставные» (Тише едешь, дальше будешь), но и двусоставные (Безумство ищет, глупость судит).
Предложения генеритивного регистра характеризуются (1) обобщенностью субъекта диктума (все люди, все, кто принадлежит к данному классу), (2) всевременностью диктального предиката (всегда), (3) обобщенностью субъекта модуса (все считают и все знают, что...) и его включенностью в состав субъекта диктума (по данному закону живут все и Я в том числе). См., например, В чужой монастырь со своим уставом не ходят - (1) кто? - так ведут себя все (все воспитанные люди), (2) когда? - всегда, во все времена, (3) кто так думает? - все. Но кроме этих трех смысловых отличий существует и (4), которое позволяет предложениям генеритивного регистра образовывать минитексты. Это - наличие внутренних причинно-следственных отношений: «Если монастырь чужой, то туда не ходят со своим уставом, со своими законами». Еще пример: У злой Натальи все люди канальи = «Если человек зол, то...».
Синтаксически обусловленной оказывается и структурная схема Ни N2. Но за этой структурной схемой скрываются омонимичные синтаксические конструкции: в рамках репродуктивного регистра (В комнате ни звука) подобные генитивные предложения предполагают несовпадение субъекта диктума и одного из субъектов модуса (наблюдателя), а в рамках волюнтивного регистра - совпадение субъекта диктума и одного из субъектов модуса (адресата речи, того, кому запрещают говорить -Тишина! Ни звука!). Но двойное прочтение возможно для немногих существительных (С ним ни слова! - Татьяна не сказала ни слова; Ему ни слова! - Ему не говорите ни слова) - для тех, формы которых соотносимы как с именительным, так и с винительным. Дело в том, что родительный в волюнтивных генитивных предложениях соотносим не с именительным (Шепот. Робкое дыханье - Ни шепота, ни шороха), а с винительным (сделать шаг назад, сказать слово - не сделать ни шага, не сказать ни слова), что и порождает синтаксическую омонимию.
Ни звука в первом понимании (соотносимое с именительным) предназначено для репродуктивного регистра, но допускает и волюнтивное прочтение, правда, не императивное, а оптативное; ср. у И. Анненского:
Когда б не смерть, а забытье,
Чтоб ни движения, ни звука...
Ведь если вслушаться в нее,
Вся жизнь моя - не жизнь, а мука
= ‘хочу, чтобы в моей жизни не было ни движения, ни звука’, которое производно от ‘В моей жизни движения и звуки’. Это Ни звука восходит к модели с типовым значением «Субъект пространственный и его характеристика» (В комнате шум и движения - В комнате ни шума, ни движений - В моей жизни ни движения, ни звука) и располагает большими функциональными возможностями. См. еще пример, в котором родительный с частицей ни принадлежит информативному регистру:
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки...
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
(Анненский, «Петербург»).
Ни звука во втором понимании (соотносимое с винительным) - экспрессивно-волюнтивная модификация акциональной модели (Всем молчать! Ни звука! И чтоб у меня ни-ни, ни звука!).
Представленный здесь текстовый анализ, по мысли автора данной статьи, должен продемонстрировать (а) объяснительные возможности концепции коммуникативной грамматики и (б) стать аргументом в пользу соединения системного и текстового описания языковых единиц в рамках антропоцентричной лингвистики.
Анализ этих и многих других примеров говорит о необходимости пересмотра критериев разграничения свободных и связанных моделей предложения. Свободными моделями предложения являются те, которые характеризуются изосемичностью компонентного состава, широкими структурно-семантическими, грамматическими и функциональными возможностями. Свободные модели образуют центр синтаксической системы русского предложения. Синтаксически обусловленные структуры - это синтаксические дериваты базовых моделей (структурно-семантические, экспрессивные модификации и их синтаксические синонимы, полипредикативные конструкции), то есть периферия в поле каждой из базовых моделей. Синтаксически обусловленные модели - результат взаимодействия коммуникативной единицы и контекста, то есть результат подстройки базовой модели предложения под конкретные текстовые условия. Связанные модели характеризуются не только внешней (контекстуальной) зависимостью, но и внутренней связанностью, лексикализованностью синтаксических значений. Связанные модели - результат взаимодействия лексики и грамматики: их компоненты лексикализуют одну из грамматических форм или структурно-семантических модификаций базовой модели предложения или структурируют один из вариантов ее актуального членения. Связанные модели - это периферия всей синтаксической системы.
Тем самым устанавливается общность типологии лексем, типологии синтаксем и типологии моделей предложения: свободные номинативные, синтаксически обусловленные и фразеологически связанные значения, свободные, обусловленные и связанные синтаксемы, свободные, обусловленные и связанные модели предложения. Триада терминов «свободный - обусловленный - связанный» может быть соотнесена с любым уровнем значимых единиц языка, поскольку представляет три ступени отношений единицы и контекста (в широком смысле этого слова).
Данная статья может рассматриваться как приглашение к дискуссии о принципах русской грамматики XXI века.
Список литературы
Булаховский 1954 - Л.А. Булаховский. Русский литературный язык первой половины XIX века. М., 1954.
Булыгина, Шмелев 1997 - Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.
Виноградов 1936 - В.В. Виноградов. Стиль «Пиковой дамы» // Временник Пушкинской комиссии. 2. М.; Л., 1936.
Виноградов 1977 - В.В. Виноградов. Основные типы лексических значений слова. // В.В. Виноградов. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977. С. 162-189.
Золотова 1973 - Г.А. Золотова. Очерк функционального синтаксиса русского языка. М., 1973.
Золотова 1988 - Г.А. Золотова. Синтаксический словарь русского языка. М., 1988.
Золотова 1991 - Г.А. Золотова. Субъектные модификации русского предложения // Sagners slavistische Sammlung. Bd. 17. München, 1991. S. 509-515.
Золотова и др. 1998 - Г.А. Золотова, Н.К. Онипенко, М.Ю. Сидорова. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.
Падучева 1996 - Е.В. Падучева. Семантические исследования. М., 1996.
Русская грамматика 1980 - Русская грамматика. Т. 2. М., 1980.
Современный русский язык 1997 - Современный русский язык / Под ред. В.А. Белошапковой. 3-е изд. М., 1997.
Шмелев 1976 - Д.Н. Шмелев. Синтаксическая членимость высказывания в современном русском языке. М., 1976.