| Он с лирой странствовал на свете...Под небом Шиллера и Гете... — |
и объясняет, что в пушкинскую эпоху еще не было особой произносительной подсистемы заимствованных («инокультурных») слов, какая есть в современном русском языке (ведь многие заимствованные слова мы произносим совсем не так, как исконные). «Фамилия немецкого поэта Гёте могла произноситься или с точным соблюдением немецкой фонетики... (иноязычные вставки в русскую речь были общеприняты), или в совершенно русифицированном виде... Рифма Пушкина требует этого второго произнесения, и тогда она точная...»
Но как же сегодня произносить эти стихи Пушкина и Маяковского? Как бы мы их ни читали — соблюдая современную норму или старую, будет плохо. Эти стихи разрушены. Разрушены из-за того, что изменилась норма.
«Словарь ударений для работников радио и телевидения» с пятого издания рекомендует «орфографическое» произношение слова «дождь» — «дошть», тогда как ранее в эфире господствовал старомосковский вариант — «дощ» — и эту норму можно было еще сохранять. Очень скоро мы забудем, что такое произношение было возможно, оно нам будет казаться таким же странным, как «гети». И еще какие-то стихи окажутся разрушенными. Например, будет разрушена точная рифма в стихах А.А. Ахматовой «Смерть поэта» (о Б.Л. Пастернаке):
| Умолк вчера неповторимый голос,И нас покинул собеседник рощ.Он превратился в жизнь дающий колосИли в тончайший, им воспетый дождь. |
«Так тяжело может отразиться на судьбе поэтических текстов изменение произносительных норм. Они умирают, если изменений становится много (представьте стихотворение, в котором оказалось разрушенным большинство рифм!)... Вот почему задача разумного орфоэпического воздействия на язык — не торопиться принять, узаконить, рекомендовать произносительное новшество». Этот вывод М.В. Панова, касающийся кодификации произношения, можно распространить на кодификацию всех литературных норм: в языковой политике вообще прогрессивен традиционализм.
Итак, кодификация делает литературный язык стабильным, помогает ему как можно дольше оставаться самим собой, объединять говоривших и говорящих на нем людей во времени. Отсюда вытекает основная трудность кодификации — поиски золотой середины: сохранение культурно-языковых традиций должно разумно сочетаться с принятием тех новшеств, которые стали устойчивыми и широко распространенными в речи образованных людей нашего времени.
В жизни многих русских слов бывают периоды, когда они имеют два равноправных варианта произношения или ударения, то есть два варианта, в одинаковой степени соответствующие литературной норме. Однако «Словарь ударений русского языка», адресованный в первую очередь работникам радио и телевидения, дает только один из сосуществующих в языке произносительных или акцентных вариантов. Это отнюдь не означает, что авторы и редакторы этого специализированного издания считают правильным лишь один вариант. Они признают вариативность нормы. Принцип одного варианта соблюдается ими для того, чтобы не провоцировать разнобоя в эфире.
Выбор акцентного варианта имени собственного иноязычного происхождения представляет особую проблему как для журналистов, принимающих решение о речевом поведении в эфире, так и для кодификаторов. При подготовке к изданию «Словаря ударений русского языка» 2000 г. в связи со словом Эдинбург я опрашивал многих людей, представлявших разные социальные группы. Я задавал вопрос: «Как называется столица Шотландии?» Большинство информантов отвечало примерно так: «Вообще-то, правильно — Эдинбург, потому что так по-английски». Затем извиняющимся тоном: «Но мы по-русски говорим ЭдинбУрг». Такой подход мне представляется неверным. Не нужно стыдиться за русский язык. Ведь любое иностранное слово, когда приходит в заимствующий язык, переживает в нем процессы освоения, в том числе акцентного освоения. В данном случае произошла перестройка ударения по аналогии со словами: Петербург, Оренбург, Шлиссельбург, Екатеринбург.
В поисках правильности в нашем языке нельзя выходить за его пределы. Это касается тех имен собственных иноязычного происхождения, ударение в которых имеет устойчивую русскую традицию вопреки рекомендациям энциклопедических изданий и некоторых ориентирующихся на них лингвистических словарей. Ориентация на иностранный язык, на язык-источник, наблюдается при выборе не только акцентных, но и произносительных вариантов. Иногда это приводит к курьезам. Ведущий одной из программ телеканала «Культура» утверждал, что по-русски правильно Рёрих, а не [РЭ]рих, так как это немецкая фамилия. Именно этот произносительный вариант дается в «Большом энциклопедическом словаре». Я думаю, что энциклопедические издания вообще нельзя использовать как справочные пособия по произношению имен собственных или по ударению в них. Один из участников передачи «Апокриф» «правильно», по его мнению, называл основоположника психоанализа Фройд опять-таки потому, что так это произносится по-немецки. Слава Богу, никто из участников передачи не последовал его примеру. Варианты Рёрих, Фройд могут использоваться актерами как характерологическое средство, как фоностилистическая черточка для создания образа жеманного, манерного человека.
При выборе варианта произношения или ударения имени собственного иноязычного происхождения прежде всего нужно учитывать сложившиеся на русской почве традиции. Если же журналисту или ученому выпадает честь первым вводить какое-то иностранное слово в русский обиход, то в этом случае, конечно, правомерно ориентироваться на язык-источник.
В современном эфире господствуют так называемые допустимые варианты произношения и ударения. Это «менее желательные варианты нормы» по сравнению с основным, образцовым (вариант сОздали — образцовый, элитарный, а создАли — допустимый). С помощью словарной пометы «допустимо» языковеды идут навстречу носителям языка, они будто говорят им: «Ну ладно, произносите, раз вам так этого хочется». Действительно, допустимые варианты почти не компрометируют говорящих. Легко объяснить языковые закономерности, обусловливающие высокую частотность этих вариантов.
Современный русский язык унаследовал из древнерусского языка ударение на окончании в существительных, сочетающихся с числительными два, три, четыре, оба: два часА, два шагА, два рядА, две сторонЫ. Это реликтовые формы именительного падежа двойственного числа, употреблявшиеся в древнерусском языке, когда речь шла о двух, трех или четырех предметах. Современным языковым сознанием они воспринимаются как формы родительного падежа единственного числа. Сейчас варианты с ударением на окончании, как в приведенных примерах, постепенно вытесняются вариантами с ударением на корне. В наибольшей степени это касается словосочетания обе стороны, часто звучащего в информационных программах, но, как правило, произносимого журналистами по-новому — с ударением на корне. Мне кажется, что в данном случае еще можно удержать старую норму. А почему это следует делать, я пытался объяснить в этой работе.
Зачем убивать нормы, связывающие нас с культурным наследием России? Нужно отдавать себе отчет в том, что, например, «Слово о полку Игореве» как художественный текст для нас в значительной степени потеряно. Даже самый лучший его перевод, такой как перевод Н.А. Заболоцкого, — это уже произведение Н.А. Заболоцкого. Только люди, безразличные к судьбам русской культуры, могут спокойно относиться к тому, что языковые нормы слишком быстро меняются.