Таким образом, остается только коммуникативно-прагматический аспект определенности (известность предмета участникам акта коммуникации). Проблема заключается в том, что (коммуникативно-прагматическая) определенность класса коренным образом отличается от определенности конкретного предмета. Действительно, понятие о классе есть не что иное как совокупность классообразующих признаков, которые формируют содержание выражаемого словом понятия, его лексическое значение. Лексическое значение слова, в свою очередь, является определенным для всех носителей языка. Неопределенными могут быть только индивидуальные признаки предмета, но эти признаки не входят в содержание понятия о классе.
Один из возможных подходов к решению этой проблемы был предложен нами в работе [Андреева 1999]. Исходной точкой для нас послужило наблюдение Д. И. Руденко, согласно которому далеко не все существительные (в русском языке) способны употребляться в форме родового единственного числа (хотя в отношении множественного числа каких-либо ограничений на наблюдается). Использование родового единственного числа исследователь рассматривает как намеренно неадекватное представление класса дискретных объектов, имеющее целью семантически выделить тот или иной признак класса, оценить его в качестве значимого. Именно поэтому, полагает Д. И. Руденко, в форме родового единственного числа употребляются лишь те слова, в значение которых входят какие-либо пресуппозитивные признаки, рассматриваемые большинством носителей языка в качестве значимых. И напротив, слова, с которыми такие признаки не ассоциируются, обычно не получают родового истолкования в форме единственного числа [Руденко 1988: 50 сл.].
Имена первого типа мы предложили называть именами-концептами. Так, очевидно, являются концептами, важными с социальной, научной, моральной и т. п. точек зрения, такие существительные, как человек, женщина, ребенок, но не являются концептами имена блондин, продавец, толстяк, велосипедист. Первые легко принимают форму родового единственного числа, вторые - или вообще не принимают, или принимают только в специальном, сильно маркированном контексте. Так, если мы обратимся с неподготовленному слушателю с вопросом Что вы можете сказать о человеке?, ответ может быть Человек по натуре слаб; Человек произошел от обезьяны; Человек на 60% состоит из воды и т. п. - иными словами имя человек будет истолковано как родовое. И напротив, на вопрос Что вы можете сказать о блондине (продавце, толстяке, велосипедисте) информант скорее всего ответит другим вопросом О каком именно? - т. е. существительное блондин (продавец, толстяк, велосипедист) будет понято как имя конкретного лица [3].
Можно предположить, что семантическим инвариантом артикля le, как индивидуализирующего, так и родового, является значение определенности, но не предмета, а концепта. Определенность конкретного предмета базируется одновременно на основаниях логико-референциальных (выделение предмета из класса) и коммуникативно-прагматических (известность предмета участникам акта коммуникации). Определенность концепта, напротив, мотивирована только с коммуникативно-прагматической точки зрения: она основывается на стабильных ассоциациях и оценках, связанных с данным понятием. Используя родовое единственное число с определенным артиклем, говорящий тем самым как бы подчеркивает, что высказанное им суждение является результатом обобщения не только его личного опыта, но также опыта всего языкового коллектива в отношении определяемого концепта.
Если мы обратимся к фактам современного французского языка, то обнаружим, что родовой артикль le сопровождает имена существительные, обладающие концептуальной значимостью: Le paysan a deux points d'appui: le champs qui le nourrit, le bois qui le cache (V. Hugo) 'У крестьянина есть две точки опоры: поле, которое его кормит, и лес, который его скрывает'; ... je blame le duel... mais il y a des circonstances où l’homme se doit à son honneur! (E. Labiche) '...я осуждаю дуэль... но есть обстоятельства, когда мужчина должен защищать свою честь'; Quand le naziste respecte exclusivement qui lui ressemble, il ne respecte rien que soi-meme (A. de Saint-Exupéry) 'Раз нацист уважает исключительно себе подобных, он не уважает никого, кроме самого себя'. И напротив, если обобщающее суждение содержит слова, значение которых не представляет собой концепта, используется либо форма множественного числа les: Il est encore venu un huissier ce matin... et les huissiers, c’est comme les vers... 'Сегодня опять приходил судебный исполнитель... а судебные исполнители, они как черви...' (E. Labiche), либо обобщающий артикль un: Une cathédrale est bien autre chose qu’une somme de pierres (A. de Saint-Exupéry) 'Собор - это нечто другое, чем просто груда камней'.
Естественно предположить, что представляют собой концепты понятия «человек», «крестьянин» (название крупной социальной группы людей), а также «нацист» (последнее является объектом яркой негативной оценки со стороны современного человека). Все три названных понятия являются в той или иной степени и научными концептами, входя в предмет исследования биологии, психологии, социологии, истории, философии и т. д. И, напротив, понятие «судебный исполнитель», обозначающее довольно ограниченную профессиональную группу, не является концептом, поскольку не представляет собой особого объекта познания и оценки.
Впрочем, концептуальное наполнение имени часто зависит от тематики текста, которая может способствовать выдвижению на первый план того или иного понятия. Так, в религиозном контексте приобретают статус концетов такие слова, как ’грешник’ и ’отшельник’: Cette joie lamentable entra оne le pécheur dans toutes sortes de désordre (A. France) 'Эта жалкая радость толкает грешника к распутству'; ...j'ai éprouvé dans ma longue vie que le cénobite n'a pas de pire ennemi que la tristesse (Ibid.) '...я убедился за свою долгую жизнь в том, что у отшельника нет худшего врага, чем уныние'.
3.2.2. Выдвинутая выше гипотеза обладает, с нашей точки зрения, определенной объяснительной силой, но она не дает исчерпывающего ответа на все вопросы, которые возникают при анализе конкретных языковых фактов. Поэтому представляется плодотворным рассмотреть точку зрения тех исследователей, которые склонны видеть семантический инвариант артиклей le, la, les в значении тотальности или в значении уникальности . т. е. в количественной стороне определенности.
Значение тотальности может рассматриваться как семантический инвариант для формы множественного числа les.
Родовое множественное число выражает понятие о классе предметов как об абстрактном (тотальном или квазитотальном) множестве всех представителей этого класса. Такой способ представления родового понятия семантически вполне прозрачен; к тому же множественность сама по себе предполагает обобщение, отвлечение от индивидуальных признаков считаемых предметов. Ср.: Je me suis toujours demandé pourqoi les Français, si spirituels chez nous, sont si betes en voyage! (E. Labiche) 'Явсевремяспрашивалсебя, почемуфранцузы, такиеостроумныеусебядома, такглупывпутешествии!'; Car si les démons sont laids en réalité, ils se revetent parfois d.une beauté apparente qui empeche de discerner leur nature intime (A. France) 'Ибохотядемонывдействительностистрашны, онииногдапринимаютобликвидимойкрасоты, котораямешаетувидетьихистиннуюсущность'.
Значение количественной определенности (тотальности) может рассматриваться как семантический инвариант родового единственного числа недискретных (вещественных и абстрактных) понятий, ср. L’eau n’a point le pouvoir d’enchanter, si elle n’est d’abord cadeau de la bonne volonté des hommes (A. de Saint-Exupéry) 'Вода не имеет сама по себе волшебной силы, если она не является даром доброй воли людей'; L’ingratitude est une variéte de l’orgueil... C’est l’indépendance du coeur, a dit un aimable philosophe (E. Labiche) 'Неблагодарность есть разновидность гордости... Это независимость духа, как сказал философ'.
Кроме того, на признаке тотальности, целостности основывается собирательное значение дискретных имен, которое вполне может рассматриваться как связующее семантическое звено между конкретным и родовым единственным числом. Во французском языке, кроме собственно собирательных существительных, таких, как bétail 'скот', feuillage 'листва', chevalerie 'рыцарство', собирательность может выражаться считаемыми именами с артиклем le в форме единственного числа, ср. Brague <...> prise peu ce qu.il nomme le «client» des salons, et rend au spectateur mondain un peu de la malveillante indifférence qu'il nous témoigne (Colette) 'Браг... не слишком высоко ценит тех, кого принято называть «клиентом» из салонов, и платит светскому зрителю тем же злым равнодушием, которое тот ему выказывает'. Заметим в данной связи, что, согласно Д. И. Руденко, собирательные имена и родовые имена в форме единственного числа имеют сходную смысловую природу: и те, и другие обозначают множество, по форме являясь singularia tantum. По мнению исследователя, собирательность, как и родовое единственное число, позволяет выделить в качестве значимых те или иные признаки понятия [Руденко 1988: 50-51].
Можно указать еще одно, третье по счету направление поиска семантического инварианта артикля le: это значение уникальности предмета, которое, как и значение тотальности, основано на признаке целостности. Е. В. Фибер пишет по этому поводу, что единственное число существительного в обобщенном значении так же, как и конкретное имя, «обозначает предмет единственный в своем роде . в данном случае общее понятие, отличное от всех других существующих общих понятий» [Фибер 1964: 208]. Ср. также [Kleiber 1983 b].
Механизм выражения понятия о классе через семантику уникальности представляется следующим: класс репрезентируется одним абстрактным представителем, который является как бы единственным в своем роде и олицетворяет самые существенные родовые признаки. Подобноеупотреблениечастонаблюдаетсявбаснях: Le lion, terreur des forets, / Chargé d'ans et pleurant son antique prouesse, / Fut enfin attaqué par ses propres sujets, / Devenus forts par sa faiblesse. / Le cheval s'approchant lui donne un coup de pied; / Le loup, un coup de dent ; le boeuf, un coup de corne... (J. de La Fontaine) 'Лев, гроза лесов, склоняясь под тяжестью лет и оплакивая свою прежнюю силу, стал в конце концов жертвой своих собственных подданных, которые сделались сильными благодаря его слабости. Лошадь бьет его копытом; волк кусает; бык бодает'.