Ответы на первый блок вопросов вполне определенно свидетельствуют о том, что тенденция к определенности места слова на шкале инвективности вполне реальна. Подавляющее число испытуемых оценило слова ТУПИЦА, ДРЯНЬ и ДЫЛДА как более обидные по сравнению с ГЛУПЕЦ, ПОДЛЕЦ, ВЕРЗИЛА. Несколько меньший перевес у слова РАЗЗЯВА над словом РАЗИНЯ. Примерно одинаковые показатели у слов ОСЕЛ и ИШАК (по-видимому, сказалось то обстоятельство, что их оценочные смыслы разноаспектны).
По второй группе вопросов ответы таковы. Наиболее обидными названы - ДЕБИЛ (77) [21], ИДИОТ (66), КРЕТИН (51), ТУПИЦА (25), БАРАН (24). Наименее обидными воспринимаются НЕУЧ (48), БАЛДА (37), ГЛУПЕЦ (36), НЕВЕЖДА (35), ДУРЕНЬ (30), ДУРАК (24), БАЛБЕС (22). В списке слов, "обидных, но не оскорбительных" лидерами оказались: ГЛУПЕЦ (19), НЕУЧ (19), НЕВЕЖДА (15), БАЛДА (15).
Как показывают результаты, не исключена ситуация попадания одного слова в зоны полярных (исключающих друг друга) оценок. Но касается это преимущественно слов, оказавшихся в отдалении от ядерных в той и другой зоне. Ядерные, как правило, контрастны, и попадание их со знаком "плюс" в противоположную зону можно назвать случайным, объясняемым субъективно-личностным восприятием; скажем, лидеры по степени обидности КРЕТИН и ИДИОТ в единичных случаях названы в числе необидных, так же, как ДУРЕНЬ и БАЛБЕС в двух анкетах названы числе наиболее обидных (впрочем, это может быть и технической ошибкой). Наиболее глубоко пересекаются зоны отрицательной и положительной оценки при словах ДУРАК (10/24) и НЕГОДЯЙ (7/19) [22]. Заслуживают внимания лексемы (их можно назвать "незаметными"), которые не набирают баллов ни на одной шкале; в первом блоке вопросов это слова ТУПАРЬ (9/5) и особенно ДУБИНА (6/2).
Дополнительный вопрос дал такие результаты: лишним названы НЕГОДЯЙ - 20, НЕВЕЖДА (18), НЕУЧ (17), БАРАН (16). Здесь нужно пояснение. Мы ввели этот вопрос в анкету, полагая, что он выявляет отношение языкового сознания к содержательной стороне оценки, заключающейся в инвективном слове и проверяет, насколько осознанно подходят испытуемые к ответам на вопросы анкеты. В целом получены позитивные результаты: лишние слова в том или ином отношении выпадают из общего списка. Скажем, слово НЕГОДЯЙ содержит оценку не умственных способностей, а моральных качеств, НЕУЧ, НЕВЕЖДА - также оценивают не ум, а степень образованности.
В третьей группе вопросов "сильные" инвективы ТВАРЬ (58), ГНИДА (52), ПАСКУДА (44) практически не представлены в "слабом" списке. Но уже следующие за ними слова ГАДИНА (39), МРАЗЬ (31), СВОЛОЧЬ (24) представлены в "слабом" списке отнюдь не единичными примерами: ГАДИНА - 7. МРАЗЬ - 20, СВОЛОЧЬ - 10 [23]. Продолжают данную тенденцию УРОД (14/28), ФАШИСТ (13/25). Необидные слова "возглавляют" НЕГОДЯЙ (60) и ПОДЛЕЦ (41), что свидетельствует, по-видимому, о неупотребительности их в современном обыденном инвективном лексиконе и о восприятии их как в некотором роде книжных слов. Наверное, эта трактовка справедлива и к "необидному" слову МЕРЗАВЕЦ (23). С этим списком коррелирует список "б": к обидным, но не оскорбительным словам отнесены НЕГОДЯЙ, ПОДЛЕЦ, ФАШИСТ. К словам с пересекающимися оценками, т.е. словам, не устоявшимся на инвективной шкале, в этом списке можно отнести ПРОТИВОЗИНА (17/19), МОРДОВОРОТ (7/26), ФАШИСТ (13/25) [24]. Объяснение найти нетрудно: МОРДОВОРТ не общеоценочное слово, а слово, характеризующее внешний вид, в определенном смысле оно не относится к инвективам; ФАШИСТ - из политического лексикона, с "налетом" книжности; ПРОТИВОЗИНА - "напротив" ощущается как детско-просторечное. Есть в этом ярко маркированном списке и свои "незаметные" слова - ПАСКУДНИК - 0/9.
Появление в четвертой группе вопросов на первом и втором местах лексем КОБЫЛА (51), КРЫСА (39) объясняется, на наш взгляд, двумя моментами: во-первых, они активны в школьном лексиконе (большинство анкет получено от учащихся старших классов, ср. прим. 23), во-вторых, подавляющее число оценивших эти слова как наиболее обидные - реципиенты женского пола, для которых они значимы как оскорбления в силу инвективной семантики, фиксирующей оценку по внешнему виду. Эти же моменты справедливы по отношению к "сильным" оценкам лексемы КИКИМОРА (25). Появление слова СМОРЧОК (34) на четвертом месте также следствие школьной аудитории испытуемых; детям, нужно полагать, часто приходится терпеть унизительные оценки их возраста и роста. ШАКАЛ (33) - оскорбительное слово, синонимичное многим словам предшествующей группы, содержащее общую оценку человека без чести и достоинства, также употребительно в подростковой среде. А вот классические СВИНЬЯ (30) , ОСЕЛ (19) и ЗМЕЯ (7) не набирают здесь большого числа "баллов". Мы полагаем, что дело здесь в том, что слова-экспрессивы утрачивают со временем свою суггестивную силу, поэтому требуют регулярного обновления; это касается как мелиоративов (ЖЕЛЕЗНО, КЛЕВО, ОБАЛДЕННО, ПО КАЙФУ, ПРИКОЛЬНО…), так и (тем более!) пейоративов. Чемпионы по баллам за необидность - ПОРОСЕНОК (58), ВОРОНА (39), СЛОН (33), ПЕС (26), КУРИЦА (22). Эти же слова лидируют в списке "б". Комментариев они не требуют - таковы реалии. Впрочем, определенный критерий слабой степени "обидности" слов - их способность участвовать в иронической автоинвективе: нетрудно представить насмешливо-снисходительную фразу, обращенную к себе: Какой я же все-таки поросенок (ворона, слон, даже свинья), но вряд ли - крыса или шакал. Обращает внимание тот факт, что ПОРОСЕНОК и ВОРОНА не представлены в "сильном" списке ни одним ответом. Слово ПЕС сейчас неупотребительно ни в прямом, ни в инвективном смысле. Лексемы с неустоявшейся мерой инвективности в данной группе слов: КИКИМОРА, ЗМЕЯ, СМОРЧОК. Лишние слова СМОРЧОК (50), КИКИМОРА (20) - не обозначают животных; ТРУТЕНЬ (14) - полагаем, по причине незнания реалий: слово, по-видимому, трактовалось лишь в переносном значении - "лодырь".
Эксперимент, отвечая на главный вопрос о наличии тенденции инвективных слов к устойчивости на шкале степеней инвективности, одновременно говорит об относительном характере этой тенденции, о наличии противоположных, центробежных тенденций. Предстоит большая работа по дифференциации инвективного инварианта (среднестатистического коэффициента инвективности) в связи с его варьированием по различным социальным группам (возрастным, половым, связанным с качеством и уровнем образования и т.п.) [Жельвис, 1997, с. 54, 64], по ситуациям и контекстам употребления, по субъектам оскорбления (инвекторам) и объектам оскорбления (инвектумам).
Одной из задач юрислингвистической инвектологии, вытекающих из полученных данных, является соотнесение их с показаниями словарей типа груб., бран., простореч., вульг., презрит., пренебреж., фамильяр. (пометы из толкового словаря под ред. Д.Н. Ушакова). В такого рода пометах также находит отражение субъективная оценка сферы употребления и степени инвективности слова. Однако неизбежно встает вопрос о том, насколько такие пометы могут быть основанием юридических оценок. Мы уже высказывали мнение о слабой коррелятивности филологической направленности словарей с их использованием в юрислингвистической практике [Голев, 1999]. Во-первых, говоря о юридической нормативности инвективных слов и выражений, следует отметить, что она имеет все-таки качественно иную, по сравнению с собственно языковой (отражаемой толковыми словарями), природу. Во-вторых, лексикографические пометы связанные с оценкой слов на шкале инвективности весьма субъективны и непоследовательны, не говоря уже о том, что инвективная лексика "неохотно" включается в филологические словари нормативного типа. Так, пометы "бранное", "вульгарное" обнаруживаются лишь применительно к некоторым лексемам в отдельных словарях, например, инвектив СУКА помещен в четырехтомном "Словаре русского языка" ( МАС) со следующим толкованием: 2. Груб., простор. Употребляется как бранное слово и рядом примеров из художественной литературы (в словаре С. Ожегова такое значение данного слова уже не отмечено); инвектив КУРВА (Вульг., бран.- Проститутка) зафиксирован только в толковом словаре Д. Ушакова. Вообще, Д.Н. Ушаков более последователен в оценке слов как бранных и вульгарных (см. статьи ГНИДА, МРАЗЬ, ТВАРЬ, СВОЛОЧЬ и др.). Однако правомерность использования довоенного словаря Д.Н. Ушакова в современной юрислингвистической практике весьма сомнительна, ибо положение слов на шкале инвективности сильно изменчиво и нуждается в постоянной корректировке. Разумеется, до тех пор, пока специальные исследования не станут верифицированными в научном плане и легитимными в юридическом, филологический словарь будет единственным "законным" (в кавычках - ибо, вообще говоря, никто не узаконивал такое применение словаря) основанием юридической оценки слов в аспекте их инвективности.