В представлении же историков древнерусской литературы деловая речь в некоторых жанрах постепенно расширяет свои функции, "олитературивается", даже поэтизируется и тесно смыкается с литературным древнерусским языком.
"Тесные связи литературы с деловой письменностью отнюдь не уводили историко-литературный процесс вспять. Художественная литература постепенно отдаляется от деловой письменности". Но вместе с тем художественная литература "постоянно черпает новые формы, новые темы из письменности деловой. Однако процесс идет неравномерно. В периоды, когда литература особенно остро откликается на классовую и внутриклассовую борьбу своего времени, литература вновь и вновь обращается к деловой письменности, чтобы набираться новых тем, обновлять язык и сбрасывать выработавшиеся условности. Особенно велика роль деловой письменности в XVI и XVII вв. XVI век - как раз то время, когда в публицистике развиваются новые темы... Публицистика черпает отовсюду новые формы. Она вступает в тесные взаимоотношения с деловой письменностью. Отсюда необычайное разнообразие форм и жанров: челобитные, окружные и увещательные послания, повести и пространные исторические сочинения, частные письма и дипломатические послания" [71].
"В публицистике XVI в. иногда трудно решить - где кончается публицистика и начинается деловая письменность; трудно решить, что претворяется во что: в деловую ли письменность проникают элементы художественности или в художественной литературе используются привычные формы деловой письменности. Иван Пересветов пишет челобитные, но эти челобитные - отнюдь не произведения деловой письменности, и очень сомнительно, чтобы они предназначались только для приказного делопроизводства. Это литературно-публицистические произведения в самом подлинном смысле этого выражения. Замечателен также "Стоглав". В "деяния" Стоглавого собора внесена сильная художественная струя. "Стоглав" - факт литературы в той же мере, как и факт деловой письменности. "Великие Четьи-Минеи" митрополита Макария называют "энциклопедией" всех читавшихся книг на Руси, но в эту энциклопедию вносится и деловая предназначенность и сильная художественная и публицистическая направленность. Между деловой письменностью и художественной литературой стоит "Домострой". Дипломатическая переписка Грозного склоняется то ближе к литературе, то к письменности чисто официальной. В литературу вносится язык деловой письменности, близкий живой, разговорной речи и далекий язык церковнославянскому. В XVII в. формы деловой письменности широко проникают в литературу демократических слоев посада. На основе пародирования этих форм возникает литература сатирическая: все эти "Калязинские челобитные", "Азбуки о голом и небогатом человеке", "Лечебники как лечить иноземцев", "Шемякин суд" и "Повесть о ерше", пародирующие московское судопроизводство, форму лечебников или форму учебных книг. Немало литературных произведений выходит из стен приказов - в первую очередь приказа Посольского, своеобразного литературного центра XVII в." [72].
В таком широком понимании "деловая письменность" не соотносительна с понятием "официально-деловой речи" и даже вообще с термином "деловой язык". Язык таких произведений, как летопись (в том числе и Новгородская), как "Хождение за три моря" Афанасия Никитина и т. п., не может отождествляться с языком канцелярий, с языком делопроизводства, и понятие "делового" к нему применимо лишь в очень условном смысле. Да и сам Д. С. Лихачев, подчеркивая близость деловой речи к языку художественной литературы или - наоборот - языка литературы к письменно-деловому и даже устно-деловому языку, полагает, что целый ряд жанров древнерусской деловой письменности глубоко внедряется в сферу литературы в собственном смысле этого слова уже при самом "возникновении" русской литературы.
Указания на роль деловой письменности в развитии языка древнерусской художественной литературы обычно не сопровождаются анализом состояния и путей развития самой письменно-деловой речи. В повествовательных, нравоучительных, исторических и публицистических памятиках, которые Д. С. Лихачев относит почему-то к "деловой письменности", и в грамотах - вкладных, купчих, дарственных, духовных и т. п - степень "литературности" и "нелитературности" языка бывает очень различна, иногда качественно не соотносительна.
По мнению В. М. Истрина, язык богословских, богослужебных и церковных памятников XI-XIII вв. был стереотипным: чисто русскому элементу там почти не было места. Русизмы явственно выступали в памятниках, написанных на церковнославянском языке, лишь там, где приходилось касаться сфер общественной, бытовой, профессиональной, особенно военной.
Есть явные признаки того, что с XV, а особенно с XVI в. письменно-деловая речь, по крайней мере в некоторых своих жанрах и вариантах, тесно приближается к литературному церковнославянскому языку и врастает в его стилистику.
В публицистическую литературу XVI в. настойчиво проникают элементы стилистики деловой письменности. На использовании памятников деловой письменности в значительной степени было основано и официальное летописание [73]. Приемы делового письма, его типические обороты широко используются царем Иваном Грозным как писателем. Знание приказного делопроизводства, его стилистики позволило Грозному свободно и разнообразно применять, иногда даже с сатирической целью речевые формы различных деловых документов [74].
В литературной обработке разных видов деловой речи важную роль в XVI и особенно в XVII в. сыграли служащие Посольского приказа. "Некоторые дипломатические грамоты XVI в. были уже сами по себе довольно "литературны", однако их назначение не выходило за границы чисто деловой письменности. Но наряду с ними в XVI в. появляются послания и челобитные, которые, помимо деловой цели, преследовали цель литературную. Таковыми являются челобитные Пересветова, в какой-то степей произведения Ермолая-Еразма и особенно дипломатические послания Грозного" [75]. Сюда же примыкает и возникшая под несомненным влиянием стиля Ивана Грозного легендарная переписка Ивана IV с турецким султаном.
Отличие произведений XVII в., в частности Повести о двух посольствах, в том, что форма деловых документов теряет в них всякий практический смысл, сохраняет значение только как литературный прием. Элемент деловой письменности в содержании произведения почти полностью вытесняется элементом литературным, художественным. Произведения XVI в., связанные с формой деловой письменности, как правило, писались авторами от своего имени. В XVII в. авторы подчас пишут от имени известных исторических лиц.
Интересные формы и приемы литературной обработки приказно-деловой речи, ее формул, конструкций деловых документов наблюдаются в стиле Азовских повестей XVI в. Любопытно, что послужившие для них материалом отписки донских казаков, а среди них - те, в которых говорится ("доносится") о событиях, связанных с военными столкновениями с турками у донских казаков и с даурами - у сибирских, и сами в свою очередь нередко опирались на традиционную стилистику военных повестей древней Руси [76]. Литературность казачьих отписок дала основание авторам Азовских повестей использовать язык и стиль этих документов, а также характерную для них манеру изложения событий.
Для исторической стилистики деловой речи представляет большой интерес статья В. В. Данилова о приемах художественной речи в грамотах и других документах Русского государства XVII в. Здесь подчеркивается усиление литературного мастерства среди подьячих, "дьячков от письма книг" и земских писарей в XVI и особенно в XVII в., вызванное крупными культурно-общественными, социально-экономическими и государственными изменениями в истории русского народа. "Среда профессионалов "диячьей избы"... впитывала в себя представителей различных социальных слоев и по необходимости должна была совершенствовать свое мастерство, как это свойственно всякой профессии, и из нее выходили настоящие писатели XVI столетия (историограф "Смутного времени", автор "Временника" дьяк Иван Тимофеев, а во второй половине того же века - Григорий Котошихин)" [77].
Таким образом, справедливо и исторически обоснованно отмечаются изменения в объеме функций и в стилистических качествах деловой речи с XVI-XVII вв.
В грамотах и других деловых документах XVII в. обнаруживаются своеобразные приемы художественно-литературной обработки языка. "К таким осознанным художественным формам в грамотах относится рифмованная речь в распространенном изложении, к которой любили прибегать авторы исторических повестей и мемуаров XVII в., вставляя ее в прозаический текст. Обыкновенно авторы грамот пользуются рифмой морфологической, чаще всего глагольной... благодаря одинаковым глагольным окончаниям создавалась рифмованная неметрическая речь. Грамоты пользуются ею не безразлично. Большею частью рифма появляется в грамотах в случаях, когда она становится средством эмоционального воздействия" [78]. Происходит насыщение языка грамот синонимическими словами и выражениями, которые, подкрепляя мысль, ведут к ее более красочному словесному оформлению. "Из грамот можно выбрать несколько десятков синонимов, имеющих целью усилить впечатление от сообщения, сделать более веским приказание, более строгим выговор, глубже разжалобить лицо, которому адресована челобитная".