Эти стили литературного языка, близкие к просторечию, естественно, вступают в связь и взаимодействие с московским приказным языком, который в отдельных своих жанрах почти сливался с живой разговорной речью средних слоев общества.
Например, служащие посольского приказа в XV-XVII вв. собирали сведения о заграничных политических событиях, происшествиях, лицах, местах, о быте, нравах других народов и рассказы об этом, "сказки" вносили в свои "статейные списки". Тут вырабатывался своеобразный повествовательный стиль на основе живой русской речи. Рассказы, почему-нибудь особенно занимательные, выходили за стены канцелярий и получали большее или меньшее распространение. Язык этих статей - почти всегда русский; изложение - самое простое, деловое, не допускающее сомнений в том, что перед нами запись устных сообщений, а не перевод написанных на иностранном языке рассказов (А. И. Соболевский). Ср. синтаксис (запись XVI в.): "... былъ в ЦариградЬ трусъ съ Николина дни осенного до крещенiа. Полатъ вельми много пало, и стЬны градныя много пало. И царь вельми устрашился, да патрiарху велЬлъ молебны пЬти; да съ тЬхъ мЬстъ трусъ престалъ".
Не чуждались элементов устной речи и другие жанры письменно-делового языка. Так, большая часть статей "Домостроя" (XVI в.) писана живым русским языком почти без влияния церковнославянской стихии. Встречаются нередко народно-поговорочные выражения. Бытовая лексика разнообразна, конкретна и богата реальными значениями и оттенками. Иногда в перечислении выстраивается вереница тщательно дифференцированных обозначений из одного и того же семантического ряда. Например: "и пришед да сняв платейце, высушить и вымять и вытереть и выпахать хорошенько, укласть и упрятать, где то живет". Или: "а про всяку вину ни по уху, ни по видению не бити, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ни каким железным или деревянным". Ярко выступает вещный антураж быта и связанный с ним словарь. Нередко язык принимает форму лаконических афоризмов или лозунгов (например: "со всяким управа без волокиты"; "всегда в устрое, - как в рай войти" и т. п.) или расцвечивается игрой слов, острым сопоставлением синонимов или омонимов, слов с родственными основами (например: "а двор бы был по томуже везде бы крепко горожен, или тынен, а ворота всегда приперты, а собаки бы сторожливы, а слуги бы стерегли, а сам государь или государыня послушивают ночи").
Таким образом, в русской письменности XVI - первой половины XVII в. бытуют и развиваются разнообразные стили, разграниченные между собою как особые социальные и жанровые диалекты и в то же время находящиеся в постоянном взаимодействии друг с другом и с живой разговорной речью разных слоев общества. Обозначается процесс национализации русского литературного языка. Он обостряется и разнообразится усилением западноевропейского влияния на русский язык.
Латинские, западноевропейские струи, просачивающиеся главным образом через Польшу, Литву и Новгород, все сильнее действуют на русский литературный язык XVI - начала XVII в. Синтаксис подвергается влиянию латинского языка (см. язык кн. И. М. Катырева-Ростовского).
Перелом в истории русского литературного языка с XVI в. имеет своим следствием утрату интереса к старым переводам как древнейшим (IX-X вв.), так и более поздним (XIII-XV вв.). "Но с того же времени появляются, - и чем ближе к концу XVII в., тем все в большем количестве, - новые переводы, и с греческого, и особенно с латинского, польского и немецкого языков" (А. И. Соболевский). Переводная литература усиливает процесс "обмирщения" славяно-русского языка и сближает его с приказным языком.
В XVI-XVII вв. основные кадры переводчиков состояли из двух групп: 1) из переводчиков посольского приказа и 2) из образованных монахов. Никакой специализации в кругу переводческого дела не было. И приказные и духовные лица переводят все, что им велят. Но переводчики посольского приказа пользуются преимущественно русским деловым языком, монахи - славяно-русским. В зависимости от профессионально-языковых навыков переводчика сочинения, относящиеся к военному искусству, анатомии, географии, истории или другой области науки, техники или даже к разным жанрам художественной литературы, оказываются переложенными то на церковнославянский, то на русский деловой язык. Но сосредоточение переводческой деятельности в Москве все же содействовало унификации основных стилей-диалектов переводной литературы.
Заведение книгопечатания (XVI в.) было одним из наиболее значительных культурных предприятий, направленных к объединению областных феодальных особенностей и к созданию общих литературно-языковых норм для всего Московского государства.
Процесс вытеснения письменных территориальных диалектов московским приказным языком, претендовавшим на значение общенациональной русской нормы, завершается в XVII в.
6
В XVII в. русский литературный язык вступает в новую фазу своего развития. В нем усиливается процесс концентрации общенациональных элементов.
Хотя в русском письменном языке в XVII в. еще очень явственны следы былого феодального разобщения, но особенно резкая местная, диалектальная примесь к литературной речи становится социальным признаком "словесности" низших, подчиненных общественных групп. Московский государственный язык все более упорядочивает в своей структуре смешение и столкновение севернорусских и южнорусских диалектальных особенностей.
В XVII в. со всей решительностью встает вопрос о перераспределении функций обоих письменных языков: книжного русско-славянского и более близкого к живой, разговорной речи русского - делового, административного. В государственном письменно-деловом языке к этому времени были устранены резкие диалектальные отличия между Новгородом и Москвой.
В XVII в. устанавливаются фонологические нормы общерусского государственного языка (аканье на среднерусской основе, различение звуков iь и е под ударением, севернорусская система консонантизма, освобожденная, однако, от резких областных уклонений вроде новгородского смешения ч и ц, и т. д.).
Окончательно укореняется целый ряд грамматических явлений, широко распространенных в живой народной речи как севера, так и юга, например окончания -ам (-ям), -ами (-ями), -ах (-ях) в формах склонения имен существительных мужского и среднего рода, а также женского рода типа кость, формы на -ья типа друзья, князья, сыновья и т. п., деревья, каменья и т. п.
В XVII же веке в русском литературном языке сформировалась категория одушевленности, включив в себя как имена лиц мужского и женского пола, так и названия животных (до этого выделялись в особый грамматический разряд имен существительных лишь слова, обозначавшие лиц мужского пола). Семантический рост национализирующегося языка протекает стремительно.
Не лишено значения, что в XVII в. исчезает система присоединительного счета в обозначениях составных чисел, характерная для русского языка до XVII в. (ср., например, в актах XVI в.: на тысечу и на триста и на шестьдесят и на четыре рубли - 1501 г.; сто тысячь и семь тысячь и шестьсот и сорок и четыре денги отоманские - 1503 г., и т. п.).
Московский деловой язык, подвергшись фонетической, а еще больше грамматической регламентации, решительно выступает в качестве русской общенациональной формы общественно-бытового выражения. Например, в деловом языке XVII в. устраняется чередование г||з, х||с (а также уже раньше вымиравшие к||ц) в формах склонения (ср. в грамотах XVI в.: по сроцiь на нашем человiьцiь, по дензiь, при недрузiь, в послусех и т. п.); выходят из живого письменно-бытового употребления энклитические формы личных местоимений: ми, ти, мя, тя и т. п.
Таким образом, к концу XVII в. устанавливаются многие из тех явлений, которые характеризуют грамматическую систему русского литературного языка XVIII-XIX вв.
Процесс образования русского национального языка был связан с "обмирщением" просвещения. Славяно-русский язык семантически обновляется, подвергаясь влиянию западноевропейских языков и еще теснее сближаясь с народной речью, а те его стили и разновидности, которые были проникнуты клерикальным духом, постепенно (к концу XVII - началу XVIII в.) вытесняются с командных высот культурной жизни.
Расширению живой народной струи в системе литературного языка содействовали новые демократические стили литературы, возникавшие в среде грамотной посадской массы.
В XVII в. на основе диалектов купечества, мелкого служилого дворянства, посадских людей и крестьянства создаются новые типы литературного языка, новые роды письменности. Ремесленники, торговцы, низший слой служилых людей - посадские люди до XVII в., в сущности, не имели своей литературы.
В половине XVII в. средние и низшие слои общества (низшее духовенство, городское купечество, служилые люди, грамотное крестьянство) пытаются установить свои формы литературного языка, далекие от книжной религиозно-учительской и научной литературы, свою стилистику [2], на основе которой реалистически перерабатывают сюжеты старой литературы (ср., например, повести "Слово о благочестивом царе Михаиле" или "Сказание о древе златом и о златом попугае и о царе Михаиле, да о царе Левкасоре"). Эти новые стили литературного языка широко пользуются изобразительными средствами и лексикой устной русской словесности, в частности сказки. Например, в повести "Слово о благочестивом царе Михаиле" (Лен. б-ка, № 943, XVII в., из собрания Ундольского) можно подметить местами ритмичность речи и стремление к созвучиям - рифмам. В конюшне стояше - повинных к нему меташе, много дивися царскому на коне сидению - и чудного коня течению и др. под. В "Сказании о древе златом...", кроме созвучий, постоянны повторения слов и формул. Славянизмов книжной речи в этих стилях относительно немного, да и те почти исключительно ходячие, шаблонные. Например, в указанной выше повести "Слово о благочестивом царе Михаиле": аще, зело, вельми, формы аориста от глаголов ити и производных от него с приставками, рещи и некоторые другие, причем окончания единственного и множественного числа путаются: и нихто на него не смiьяша сесть, царь на нем не iьздиша; и вельможи много дивися царскому на коне сиденью, и т. п.