При отрыве от культуры средневековья естественно было излишнее увлечение европеизмом. Польские, французские, немецкие, голландские, итальянские слова казались тогда многим более подходящим средством выражения нового европейского склада чувств, представлений и социальных отношений. Петр I вынужден был отдать приказ, чтобы реляции "писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов", так как от злоупотребления чужими словами "самого дела выразуметь невозможно".
Таким образом, из приказного языка постепенно вырастают новые стили научно-технического языка, новые стили публицистической и повествовательной литературы, гораздо более близкие к устной речи и более понятные, чем старые стили славяно-русского языка. Но культурное наследство славяно-русского языка, возникшая на его почве отвлеченная терминология и фразеология, его богатая семантика и его конструктивные средства служили мощным источником обогащения национального русского литературного языка в течение всего XVIII в. Символом секуляризации гражданского языка, символом освобождения русского литературного языка от идеологической опеки церкви была реформа азбуки (1708). Новая гражданская азбука приближалась к образцам печати европейских книг. Это был крупный шаг к созданию национального русского книжного языка. Значение этой реформы было очень велико. Славяно-русский язык терял литературные привилегии. Он низводился на роль профессионального языка религиозного культа. Отдельные его элементы вливались в систему национального русского языка. Усиливалась потребность в более четком разграничении церковнославянских и общенациональных форм и категорий русской книжной речи. За разрешение этой задачи взялся В. К. Тредиаковский, который подверг глубокой критике фонетические и морфологические основания славяно-русской речи, указав на отличия народного русского языка. Тредиаковский развивал мысль о необходимости писать и печатать книги "по звонам", т. е. в соответствии с фонетикой живого разговорного языка образованных кругов русского общества.
Потребность национально-языкового самоопределения, сознание важности общенационального языка как органического элемента самобытной русской культуры ярко звучат и в теоретических высказываниях Тредиаковского о связи литературы с народной поэзией, о языке словенском как "языке церковном", который "в нынешнем веке у нас очень темен" и "ныне жесток... слышится", о необходимости единого и общего национального ("природного") русского языка. ("И так всем одного и того же общества должно необходимо и богу обеты полагать, и государю в верности присягать, и сенаторов покорно просить... и на площади разговаривать, и комедию слушать, и у купца покупать... и работных людей нанимать. .. и на слуг кричать, и детей обучать... все сие токмо что природным языком"). В атмосфере столкновения и смешения разноязычных и разностильных элементов в русском литературном языке первой трети XVIII в. восходят и развиваются своеобразные ростки новых национальных стилей повествования и лирического выражения. Они представляют оригинальное сочетание русской народной и западноевропейской культуры художественного слова. Углубляется связь литературы художественной речи с устной народной словесностью. Структура книжного стиха изменяет свои силлабические формы, тонизируясь по русским народно-поэтическим и западноевропейским литературным образцам. Однако язык петровской государственности еще не мог стать общенациональным языком. Он был стилистически не организован. В разных его жанрах царила пестрая смесь грамматических и лексических категорий книжно-славянского языка с разговорно-русскими. Стремительный наплыв западноевропейской, научной и технической терминологии, ломая старые методы образования научных понятий из старославянских элементов, приводил к "диким и странным слова нелепостям".
К 40-50-м годам XVIII в. потребность стилистической регламентации и нормализации нового русского литературного языка становится все более ощутимой и неотложной.
В. К. Тредиаковский одним из первых выдвинул вопрос об общенациональной норме литературного выражения, об "общем употреблении". Но где искать эту норму, и что такое общее употребление? "С умом ли общим употреблением называть, какое имеют деревенские мужики, хотя их и больше, нежели какое цветет у тех, которые лучшую силу знают в языке?" - спрашивал Тредиаковский. - "Ибо годится ли перенимать речи у сапожника, или у ямщика? А однако все сии люди тем же говорят языком, что и знающие..., но не толь исправным способом". "Лучше полагаться в том на знающих и обходительством выцвеченых людей, нежели на нестройную и безрассудную чернь".
Так Тредиаковский под влиянием французских аристократических теорий ищет нормы общенационального русского языка в речи "двора в слове наиучтивейшего и богатством наивеликолепнейшего", в речи "благоразумнейших министров и премудрых священнначальников", в речи "знатнейшего и искуснейшего дворянства". Между тем русский двор вовсе не имел своего оригинального стиля национального выражения. А собственный язык Тредиаковского носил явный отпечаток приказно-канцелярской и духовной среды с примесью семинарско-схоластической учености.
8
Новые основы нормализации русского литературного языка заложены великим русским ученым и поэтом М. В. Ломоносовым. Ломоносов объединяет в понятии "российского языка" все разновидности русской речи - приказный язык, живую устную речь с ее областными вариациями, стили народной поэзии - и признает формы российского языка конструктивной основой литературного языка, по крайней мере двух (из трех) основных его стилей. Ломоносов точно и ясно ориентируется в современном ему хаосе стилистического разноязычия. Он призывает к "рассудительному употреблению чисто российского языка", обогащенному культурными ценностями и выразительными средствами языка славяно-русского и к ограничению заимствований из чужих языков. От степени участия славянизмов зависит различие стилей русского литературного языка (высокого, посредственного и низкого). Ломоносов высоко оценивает семантику славяно-русского языка и свойственные ему приемы красноречия. Кроме того, из славянского языка вошло в русскую литературную речь "множество речений и выражений разума". С ним связан язык науки. Отказ от славянизмов был бы отказом от нескольких столетий русской культуры. Однако Ломоносов предписывает "убегать старых и неупотребительных славенских речений, которых народ не разумеет". Таким образом, славяно-русский язык впервые рассматривается не как особая самостоятельная система литературного выражения, а как арсенал стилистических и выразительных средств, придающих образность, величие, торжественность и глубокомыслие русскому языку.
Оценив реальное соотношение языковых сил в русской литературной речи первой половины XVIII в., Ломоносов устанавливает систему трех стилей литературы, очерчивает их границы, их лексические и грамматические нормы.
Простой или низкий стиль целиком слагается из элементов живой разговорной русской речи, даже с примесью простонародных выражений. Средний стиль состоит из слов и форм, общих славяно-русскому и русскому языкам. В высокий слог входят славянизмы и выражения, общие русскому и славяно-русскому языкам. Каждый из трех стилей связан со строго определенными жанрами литературы. Так, к высокому стилю были прикреплены героические поэмы, оды, трагедии, праздничные речи о важных материях. Остальные жанры могли свободно пользоваться чисто русским языком. Теория трех стилей ввела в узкие стилистические рамки употребление славяно-русского языка, хотя еще сохранила для него средневековый пьедестал. Она сильно ограничила применение иностранных слов. С именем Ломоносова связано упорядочение русской технической и научной терминологии, ее русификация. Нормализация русского литературного языка предполагала грамматическую регламентацию стилей. Грамматические категории славяно-русского языка, уже вымершие в общем употреблении (например, формы аориста, имперфекта, деепричастия на -ще, формы со смягчением заднеязычных и т. п.), окончательно сдаются в архив. Сохраняются лишь те славяно-русские формы, которые были приняты в деловом государственном языке. Это обновило и демократизировало весь грамматический строй русского литературного языка.