(М.М. Пришвин. Соленое озеро)
Второе тире ставится, потому что пропущено сказуемое ‘здесь был’ – повторение структуры ‘здесь было начало’. Мне кажется, первое тире является интонационным; ставится, чтобы уточнить или подчеркнуть смысловые отношения: ‘ведь, правда’ – идет обращение, а далее идет пояснение того, о чем ‘было хорошо мечтать’.
И вот при месяце я вижу, идет караван, узбеки в чалмах раскачиваются, - будто молятся звездам.
(М.М. Пришвин. Соленое озеро)
Здесь уточнение того, как раскачиваются ‘узбеки в чалмах’.
Моя душа была взрывчатая, - я вдруг переменяюсь и решаюсь.
(М.М. Пришвин. Соленое озеро)
Пояснение в чем выражается взрывчатость героя: ‘я вдруг переменяюсь и решаюсь’. Здесь смысловая нагрузка лежит на ‘вдруг’, в этом выражается взрывчатость.
Многоточие. Основная функция этого знака – фиксировать факт, структурной и смысловой незаконченности предложения, его прерванность. Незаконченность одной мысли и переход к другой, заминки и затруднения в речи обозначают многоточия, находящиеся внутри предложения. Многоточие может быть показателем значительности или неожиданности какого-либо факта. Используется оно и для обозначения того, что представленный в предложении перечень не является исчерпывающим. Многоточие ставится для обозначения незаконченности высказывания, вызванной различными причинами, для указания на перерывы в речи, неожиданный переход от одной мысли к другой.
Ай, батюшки, - изумлялся архиерей, - ногами-то, ногами какие ноты выводят! Ей-же-ей, иной певец голосом того не выведет, что эти головорезы ногами … Ай, убьется!
Это Смирнов … Это Груздев, - говорил директор, называя по фамилии гимназистов, летавших мимо павильона.
(А.П. Чехов. Мороз)
Архиерей наблюдает как катаются, и один выполняет трюк, который удивляет его: ‘Ай, убьется!’ Директор перечисляет катавшихся; пауза – пока мимо него кто-нибудь не проедет.
Многоточие в начале текста указывает, что продолжается прерванное какой-нибудь вставкой повествование или что между событиями, описываемыми в предшествующем, прошло много времени. Самое главное, что междометие выражает паузу.
Употребление знаков препинания, помещенных внутри предложения, основывается на синтаксических свойствах отделяемых или выделяемых единиц, на характере их отношения к другим компонентам предложения, на их интонационно-смысловых характеристиках. При определении состава знаков препинания предполагается и их распределение по классификационным группам. Деление пунктуационных на группы проводится по присущим им признакам. Функция знака препинания выявляется при одновременном учете того, в каких целях и по отношению к какой синтаксической единице применяется этот знак.
Прежде всего рассказы Чехова просты, персонажи разговаривают естественно. Интрига сведена к минимуму. Читатель переживает определенную ситуацию, и переживает ее во времени. Текст важен не столько тем, что говориться, сколько тем, о чем умалчивается. За ним стоит подтекст, немой и тревожный. Лишь в редкие моменты те, кто слишком сильно страдает, осмеливается кричать о своей боли или ярости, но паузы играют важнейшую роль. Иногда кто-нибудь из героев пускается в длинный монолог, его прерывает другой – со своим монологом, нисколько не связанным с предыдущим. С репликами Чехов поступает так же, ведь действительно люди и в жизни продолжают свою мысль, не слушая других. С помощью паузы автор вызывает или поддерживает волнение или дает необходимую передышку, чтобы перейти к другой теме и подчеркнуть ее, выделить.
Авторское повествование воспроизводит мысли, чувства, переживания героев. Знакомя нас с людьми, задумавшимися о жизни; людьми, верными общечеловеческим принципам морали, Чехов заботится о том, чтобы читатель сам разобрался в изображаемом и соответствующим образом на него откликнулся. На очевидную несправедливость – грустью, негодованием; в случае победы справедливости – чувством восторга, радости, успокоения. При этом художник должен быть сдержан, и чем спокойнее, холоднее описание событий, тем более сильное оно производит впечатление.
Удивительная эмоциональная выразительность чеховского повествования. Чехов, отказавшись от прямых высказываний, стремится иными художественными средствами создать необходимое настроение, пробудить у читателя соответствующие чувства. Проявляется его талант добиться своей цели простейшими, лаконичными, удивительно емкими по своей выразительности средствами.
Следуя своему принципу объективности, следя за внутренним потоком мыслей и переживаний персонажей, Чехов чрезвычайно широко и многообразно использует форму внутреннего монолога, сложно сочетаемого с прямыми высказываниями героев. Нередко в этот внутренний монолог незаметно вторгаются интонации самого повествователя, начинают преобладать безличные формы, и тогда во внутреннем монологе воедино сливаются мысли и чувства не только действующего лица и повествователя, но и читателя. Для этого давайте рассмотрим повесть “Мужики”:
Ольга после смерти мужа собралась с дочерью уходить из деревни в Москву. На память ей приходит все пережитое зимой в Жукове. Начинается рассказ с воспоминания, как хоронили Николая, “как все плакали, сочувствуя ее горю”. Но после этой фразы читаем: “В течение лета и зимы бывали такие часы и дни, когда казалось, что эти люди живут хуже скотов, жить с ними было страшно; они грубы, нечестны, грязны, нетрезвы, живут не согласно, постоянно ссорятся, потому что не уважают, бояться и подозревают друг друга…”
Это мысли Ольги, но они незаметно сливаются с мыслями, впечатлениями и переживаниями Чехова. Так построена и заключительная часть внутреннего монолога Ольги. Тут тоже слиты мысли Чехова, но высказываются они как бы и от имени читателя. Вот его начало:
“Да, жить с ними было страшно, но все же они люди, они страдают и плачут, как люди, и в жизни их нет ничего такого, чему нельзя было бы найти оправдания…”
В итоге сложились чеховские принципы художественного повествования, которое отличалось краткостью, простотой, музыкальностью, живостью, исключительной эмоциональной и смысловой емкостью. Когда рассказ прочитан и пережит, первое, что поражает, - его емкость: столько здесь живых характеров, столько судеб, которые, кажется, прослежены на протяжении целой жизни. Чехов умеет открыть в обыденных фактах их внутреннюю глубину и сложность, их неразрывную связь с важнейшими проблемами жизни человека и общества. Каждое событие предельно насыщено мыслями и настроениями, которые заражают, вовлекают в свое движение и сознание читателя. Читатель постепенно погружается в духовную жизнь героев. Чехов рассчитывает на активность читателя, на его чуткость к авторской интонации.
Мы выбрали А.П. Чехова и М.М. Пришвина, потому что ‘авторская пунктуация’ повторяется в каждом тексте, но она различна. Например, у Чехова преобладают восклицательные знаки и многоточие – эмоциональная, прерывистая речь. У Пришвина преобладает вопросительная интонация.
А.П. Чехов. Мороз.
На Крещение в губернском городе N. Было устроено с благотворительной целью “народное” гулянье. Выбрали широкую часть реки между рынком и архиерейским двором, огородили ее канатом, елками и флагами и соорудили всё, что нужно для катанья на коньках, на санях и с гор. Праздник предполагался в возможно широких размерах. Выпущенные афиши были громадны и обещали немало удовольствий: каток, оркестр военной музыки, беспроигрышную лотерею, электрическое солнце и проч. Но всё это едва не рушилось благодаря сильному морозу. На Крещенье с самого кануна стоял мороз градусов в 28 с ветром; и гулянье хотели отложить, но не сделали этого только потому, что публика, долго и нетерпеливо ожидавшая гулянья, не соглашалась ни на какие отсрочки.
- Помилуйте, на то теперь и зима, чтоб был мороз! – убеждали дамы губернатора, который стоял за то, чтобы гулянье было отложено. – Если кому будет холодно, тот может где-нибудь погреться!
От мороза побелели деревья, лошади, бороды; казалось даже, сам воздух трещал, не вынося холода, но, несмотря на это, тотчас же после водосвятия озябшая полиция была уже на катке, и ровно в час дня начал играть военный оркестр.
В самый разгар гулянья, часу в четвертом, в губернаторском павильоне, построенном на берегу реки, собралось греться местное отборное общество. Тут были старик губернатор с женой, архиерей, председатель суда, директор гимназии и многие другие. Дамы сидели в креслах, а мужчины толпились около широкой стеклянной двери и глядели на каток.
- Ай, батюшки, - изумлялся архиерей, -ногами-то, ногами какие ноты выводят! Ей-же-ей, иной певец голосом того не выведет, что эти головорезы ногами… Ай, убьется!
- Это Смирнов… Это Груздев, - говорил директор, называя по фамилии гимназистов, летавших мимо павильона.
- Ба, жив курилка! – засмеялся губернатор. – Господа, поглядите, наша городская голова идет … Сюда идет. Ну, беда: заговорит он нас теперь!
С другого берега, сторонясь от конькобежцев, шел к павильону маленький, худенький старик в лисьей шубе нараспашку и в большом картузе. Это был городской голова, купец Еремеев, миллионер, N-ский старожил. Растопырив руки и пожимаясь от холода, он подпрыгивал, стучал калошей о калошу и, видимо, спешил убраться от ветра. На полдороге он вдруг согнулся, подкрался сзади к какой-то даме и дернул ее за рукав. Когда та оглянулась, он отскочил и, вероятно, довольный тем, что сумел испугать, разразился громким старческим смехом.
- Живой старикашка! - сказал губернатор. - Удивительно, как это он еще на коньках не катается.
Подходя к павильону, голова засеменил мелкой рысцой, замахал руками и , разбежавшись, подполз по льду на своих громадных калошах к самой двери.
- Егор Иваныч, коньки вам надо купить! – встретил его губернатор.
- Я и сам-то думаю! – ответил он крикливым, немного гнусавым тенорком, снимая шапку. – Здравия желаю, ваше превосходительство! Ваше преосвященство, владыко святый! Всем прочим господам – многая лета! Вот так мороз! Ну, да и мороз же, бог с ним! Смерть!