Поэт и прозаик В.В.Набоков завершил свой роман “Дар” следующим абзацем: “Прощай же, книга! Для видений – отсрочки смертной тоже нет. С колен поднимется Евгений, - но удаляется поэт. И все же слух не может сразу расстаться с музыкой, рассказу дать замереть… судьба сама еще звенит, - и для ума внимательного нет границы – там, где поставил точку я: продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, - и не кончается строка”.
Это проза, хотя опытный читатель без труда узнает форму онегинской строфы (см. одноименную статью): здесь и 4-стопный ямб, и рифмовка AbAbCCddEffEgg. Кроме того, этот абзац по смыслу явно соотносится с последней строфой пушкинского романа: автор так же неожиданно прощается со своим героем, как Пушкин с Евгением Онегиным. Превращение стиха в метризованную прозу понадобилось Набокову затем, что его герой, поэт Федор Годунов-Чердынцев, являющийся отчасти отражением автора, в начале романа мечтает “когда-нибудь произвести такую прозу, где бы “мысль и музыка сошлись, как во сне складки жизни”. Это мечтание воплощает в финале сам автор.
Во второй половине ХХ в. в метризованную прозу превращал свои стихотворения поэт Л.Н.Мартынов (“Проблема перевода”, “Мир не до конца досоздан…”), экспериментировавший также и с рифмованной прозой (“Даты”, “Мартынов день”, “Рубикон”), и с превращением прозы в стихи (“Мать математика”, “Проза Есенина”).