133. O. Jespersen. Language: its nature, development and origin. London, 1925.
134. O. Jespersen. Выступление. Всб.: «Actes du VI congres international des linguistes». Paris, 1949.
135. W. Labov. The social motivation of a sound change. «Word» 1963, v. 19, ¹3.
136. W. Lehmann. Historical linguistics. N. Y., 1962.
137. J. Malkiel. Weak phonetic change, spontaneous sound shift lexical contamination. «Lingua», 1962, v. 11.
138. В. Maimberg. Encore une fois le substrat. «Studia Linguistica», Copenhague, 1963, v. 17, ¹1.
139. A. Martinet. Equilibre et instabilité des systémes phonologiques. — Всб.: «Proceedings of the Third International Congress of Phonetic Sciences». Ghent, 1939.
140. A. Martinet. La phonologie synchronique et diachronique. 1966. Ротапринта, изд. материалов Венского конгресса по фонологии.
141. А. Ìeillet. Linguistique historique et linguistique générale. Paris, 1926.
142. М. Ìüller. Lectures on the science of language. London, 1862.
143. Proceedings of the Conference on Creole language studies. London — N. Y., 1961.
144. E. Paulinу. Vývoj narečí vo vzt'ahu k vývoju spoločnosti. — Всб.: «Problémy marxisticke jazykovedy». Praha, 1962.
145. E. Petrovici. Kann das Phonemsystem einer Sprache durch frernden Einfluss umgestalted werden? Zum slavischen Einfluss auf das rumänische Lautsystem, s-Gravenhage, 1957.
146. E. Petrovici. Interpénétration des systemes linguistique. Всб.: «X Congrès International des linguistes». Bucarest, 1967.
147. V. Pisani [Выступлениевпрениях]. — Всб.: «Actes du VI congrès international des linguistes». Paris, 1949.
148. L. Posti. From Pre-Finnic to late Protofinnic. «Finnisch-ugrische Forschungen», 1953—1954, Bd. 31, Í. 1—2.
149. P. Ravila. Suomen suku ja Suomen kansa. Всб.: «Suomen historian käsikirja». Porvoo — Helsinki, 1949.
150. P. Rousselot. Les modifications phonétiques du langage étudies dans le patois d'une famille de Cellefrouin. Paris, 1892.<312>
151. A. Schieicher. Linguistische Untersuchungen, Bd. II. Bonn, 1850.
152. I. Schmidt. Die Verwandtschaftverhältnisse der indogermanischen Sprachen. Weimar, 1872.
153. К. Í. Schönfelder. Probleme der Völker- und Sprachmischung. Halle (Saale), 1956.
154. H. Schuchardt. Sprachverwandschaft. — Всб.: «Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften». Philosoph.-hist. Klasse. XXXVII. Berlin, 1917.
155. A. Sómmerfelt. Diachronic and synchronic aspects of language. s-Gravenhage, 1962.
156. A. Steward. Creole languages in the Caribean. — Всб.: «Study of the role of second languages in Asia, Africa and Latin America». Washington, 1962.
157. O. Szemerényi. Trends and tasks in comparative philology. London, 1962.
158. V. Tauli. On foreign contacts of the Uralic languages. «Ural-Altaische Jahrbücher», 1955, Bd. 27, Í. 1—2.
159. V. Tauli. The structural tendencies of languages. Helsinki, 1958.
160. D. Taylor. Language contacts in the West Indies. «Word», 1956, v. 12, N3.
161. В. Terracini. Sostrato. — Всб.: «In honore di A. Trombetti». Milano, 1936.
162. L. Tesnière. Phonologie et melanges des langues. — TCLP, 1939, 8.
163. К. Togebу. Désorganisation et réorganisation dans l'histoire des langues romanes. — Всб.: «Estructuralismo e historia», t. I. Madrid, 1957.
164. J. L. Trim. Historical, descriptive and dynamic linguistics. «Language and Speech», 1959, v. 2, pt. 1.
165. J. Vachek. The Linguistic School of Prague. Bloomington — London, 1966.
166. J. Vachek. Notes on the development of language seen as a system of systems. — Всб.: «Sbornik praci filosoficke fakulty brnenske university», ser. A 6, 1958.
167. J. Vachek. On the interplay of external and internal factors in the development of language. «Lingua», 1962, v. 11.
168. Í. Vogt [Выступление]. — Всб.: «Actes du VI congres international des linguistes». London, 1949.
169. Í. Vоgt. Language contacts. «Word», 1954, v. 10, N 2—3.
170. J. Wackernagel. Sprachtausch und Sprachmischung. — Вкн.: «Kleine Schriften». I, Göttingen, 1953.
171. W. von Wartburg. Die Ausgliederung des romänischen Sprachräume, Bern, 1960.
172. U. Weinreich. Languages in contact. N. Y., 1957.
173. U. Weinreich. On the compatibility of genetic relationship and convergent development. «Word», 1958, vol. 4, ¹2—3.
174. U. Weinreich. Research frontieres in bilinguism studies. Всб.: «Proceedings of the 8-th International Congress of Linguists», Oslo, 1958.
175. K Winnom. The origin of the European-based Creoles and pidgins. «Orbis», 1965, t. 14, ¹2.
176. W. Whitneу. Language and the study of language. N. Y., 1868.
177. L. Zawadowskу [Выступление]. — Всб.: «Proceedings of the 8-th International Congress of Linguists», Oslo, 1958.
178. L. Zawadowskу. Fundamental relations in language contact. «Bulletin de la Société Polonais de Linguistique», 1961, N 20.<313>
В лингвистике конца XIX — начала XX вв. язык рассматривался в первую очередь как застывшая система, взятая в абстракции от реальной речевой деятельности. Характеризуя различные направления в понимании языка, советский лингвист В. Н. Волошинов назвал в свое время это направление «абстрактным объективизмом». Его основными положениями, по В. Н. Волошинову, являются следующие: «1) Язык есть устойчивая неизменная система нормативно тождественных языковых форм, преднаходимая индивидуальным сознанием и непререкаемая для него. 2) Законы языка суть специфические лингвистические законы связи между языковыми знаками внутри данной замкнутой языковой системы. Эти законы объективны по отношению ко всякому субъективному сознанию. 3) Специфические языковые связи не имеют ничего общего с идеологическими ценностями... 4) Индивидуальные акты говорения являются, с точки зрения языка, лишь случайными преломлениями и вариациями или просто искажениями тождественных форм» [14, 69]. Правда, конкретное бытие такой абстрактной системы представители этого направления понимали по-разному. Для младограмматиков это была система психофизиологических навыков в голове каждого отдельного индивида; для лингвистов «социологической» школы — «идеальная лингвистическая форма, тяготеющая над всеми индивидами данной социальной группы» [12, 224] и реализующаяся у каждого из этих индивидов в виде пассивных «отпечатков» — таких же индивидуальных систем речевых навыков [ср. 79].
Рядом с понимаемой так виртуальной системой языка представители «абстрактного объективизма» обычно ставят речь как простую реализацию этой системы. Тем самым речь фактически исключается из предмета лингвистической науки, ибо, по их мнению, в<314> речи нет — с точки зрения лингвиста — ничего такого, чего не было бы в языке. С другой стороны, речь по традиции считается предметом психологии речи, которая лишь постольку интересуется языком, поскольку его онтология как-то проявляется в процессах говорения. Так, известный советский психолог С. Л. Рубинштейн писал: «... психологический аспект имеется только у речи. Психологический подход к языку как таковому неприменим: это в корне ошибочный психологизм, т. е. неправомерная психологизация языковедческих явлений» [69, 165].
К настоящему времени между психологией и лингвистикой образовалось своего рода размежевание предмета исследования. Оно дошло до того, что одна и та же проблема именуется психологами «мышление и речь», а лингвистами — «язык и мышление». При этом лингвисты склонны считать — в соответствии с распространенной в лингвистической науке трактовкой речи только как реализации языка, — что только язык может и должен рассматриваться как носитель общественного, социального, а речь есть явление чисто индивидуальное. Например, А. С. Чикобава, предварительно оговорив, что он собирается противопоставлять общее и индивидуальное, на деле противопоставляет лишь «речевые процессы», в которых «проявляется язык», и собственно язык как социальное явление [84, 25]1.
При подобном понимании довольно значительный круг проблем остается вообще вне рассмотрения. Остановимся на одной, едва ли не важнейшей: это проблема структуры и функционирования языковой способности. Существуют психологические концепции, отрицающие вообще существование у человека специфического психофизиологического механизма, формирующегося у каждого носителя языка на основе определенных неврофизиологических предпосылок и под влиянием речевого общения. Согласно взгляду, отстаиваемому в современной науке, в частности, Б. Ф. Скиннером [139], специфика речевой деятельности (или, вернее, речевого поведения, verbalbehavior) человека обусловливается исключительно организацией внешних проявлений речевого поведения, условно-рефлекторным объединением реакций организма на речевые стимулы. А это значит, что такой специфики нет, ибо различие речевого поведения человека и близких к нему видов поведения у животных чисто количественное, но ничуть не качественное.
Однако мы вполне допускаем, что подобный специфический психофизиологический механизм существует; тогда ясно, что он, с одной стороны, никак не сводим к простой «реализации» абстрактной системы языка и не является сугубо индивидуальным, ибо формирование его, не говоря уже о функционировании, предполагает влияние общества; с другой стороны, он отнюдь не тождест<315>вен этой абстрактной системе языка — нельзя представлять себе этот механизм (который мы в дальнейшем будем называть языковойспособностью) как своего рода грамматику, перенесенную в мозг. Языковая способность безусловно имеет известную специфическую организацию, которая должна быть исследована, но которая при установившемся размежевании оказалась вне поля интересов как лингвистики, так (в основном) и психологии.
Такое положение вещей одно время вполне устраивало обе науки. Однако в последние десятилетия неизмеримо возросло число и значимость проблем, для решения которых столь решительное противопоставление языка и речи, лингвистики и психологии оказалось тормозом. Укажем только на некоторые из них. Это, например, проблемы, связанные с оптимизацией методики обучения родному языку и особенно — иностранному. Оказалось, что методика, опирающаяся на «абстрактно-объективистское» понимание языка (с ним соотносится «переводно-грамматический» метод), мало себя оправдывает; столь же мало действенна методика, игнорирующая структуру изучаемого предмета (языка) и ограничивающаяся ориентацией на общепсихологические закономерности усвоения («прямой» метод) [3]. Потребовалась разработка новой методики, опирающейся на знание закономерностей организации и функционирования языковой способности. Более того, была поставлена задача активного формирования языковой способности в нужном нам направлении. Достаточным для этого знанием мы, однако, еще не обладаем. Тем более не обладаем мы знанием, достаточным для моделирования языковой способности человека при помощи современной техники, в частности электронно-вычислительных машин; между тем существует целый ряд технических проблем (прежде всего касающихся ввода информации в машину), решение которых предполагает такое моделирование. Можно назвать и еще ряд новых задач, аналогичных указанным выше.