21 Вопрос о правомерности и критериях разграничения лексических и грамматических значений является спорным. Наряду с тенденцией суммарно рассматривать семантику языка, не вычленяя внутри нее разнородных значений, существует тенденция разграничивать грамматические и лексические значения. Обзор взглядов по этому вопросу см. [84, 86].
22 Во многих современных работах эта точка зрения отражается в тенденции сведйния синтаксиса естественных языков к синтактике символической логики и противопоставления его семантике, которая в этом случае ограничивается лексикой языка. В последнее время такой подход все чаще рассматривается как необоснованный и вызывает возражения у многих исследователей, см., например, [84; 103], а также ряд работ в сб. «ZeichenundSystemderSprache», посвященных проблемам семантики в грамматике в плане разработки общей темы Международного симпозиума в Магдебурге (1964 г.).
23 А. И. Смирницким хорошо показана взаимосвязь этих двух сторон грамматических явлений: «Связанность речи и ее осмысленность достигается тем, что в речи выражаются мысли не только о предметах, явлениях и их свойствах в отдельности, но и мысли об отношениях, в которых выступают соответствующие предметы, явления и их свойства в тех или других случаях» [77, 44].
24 Грамматическая категория может рассматриваться и в других аспектах (см., например, [80], где предпринимается попытка разграничения формального и психологического аспектов грамматической категории) иногда как признак грамматической категории рассматривается единство грамматического значения и грамматической формы [17].
25 Эти признаки в той или иной форме отмечают в работах, посвященных проблеме грамматического значения и грамматической категории. Правда, в них речь идет главным образом о морфологических категориях [17; 19; 29; 38; 79; 94; 104]. Что касается вопроса о бинарности оппозиции, то присоединяемся к авторам, которые считают, что грамматическая оппозиция может включать больше двух членов (что подтверждается фактами языков) [69; 94; 103].
Признак обязательности выражения означает, что данное грамматическое значение выражается в данном языке в виде грамматической категории, в другом языке это же отношение может относиться к необязательно выражаемым. Эта особенность грамматической категории так сформулирована А. Исаченко и Р. Ружичкой: «Существенно отличает языки друг от друга не то, что в них может быть выражено, а то, что в них должно быть выражено, что не может остаться невыраженным» [106, 283].
26 Наличие категории числа в языке и частое употребление формы множественного числа без конкретизации количества, по-видимому, может служить доказательством того, что для целей коммуникации важно (а в большинство случаев и достаточно) указание на то, идет ли речь об одном предмете или больше чем об одном. Оставляем в стороне вопрос о различном стилистическом использовании форм числа, при котором эти формы могут включать коммуникативную и экспрессивную оценку, накладывающуюся на их основные значения.
27 Сюда можно отнести, вслед за В. Г. Адмони, такие соотносительные значения, как утверждение и отрицание, но только если иметь в виду так называемое общее, или модальное, отрицание, ибо лишь оно является антонимом утверждения, но вопрос этот требует особого изучения.
28 Нам представляется, что специфика категорий лица, времени и наклонения заключается именно в обусловленности коммуникативным актом, а не отношением говорящего, как считает А. М. Пешковский, предлагая рассматривать эти категории как субъективно-объективные и подчеркивая при этом их надиндивидуальный характер [66]. Выражаемые этими категориями отношения существуют объективно: действие, о котором идет речь в сообщении, действительно производится говорящим, слушающим или неким третьим лицом, оно действительно реально или только возможно и т. д.
29 Выражение «момент речи» страдает неопределенностью. Уточнение «момент сообщения о данном действии» подчеркивает коммуникативную обусловленность грамматического времени. Ведь время того или иного действия (а тем самым факта) может выражаться в языке только постольку, поскольку о нем действительно в какой-то определенный момент объективного времени делается сообщение [77, 328—332].
30 Что касается говорящего, то он, естественно, должен знать то, о чем хочет сообщить.
31 Интересно отметить, что значения (1) и (2) не могут выражаться интонемами, а только отдельными элементами интонации.
32 Нужно отметить, что В. А. Богородицкий, например, специально подчеркивал наличие широкого и узкого понимания логики, но, признавая правомерность обоих, все же недостаточно уточнял различия между ними: «Но решительно разграничивая область грамматики и логики, я должен еще раз подчеркнуть, что грамматика никоим образом не может игнорировать логические моменты в речи, разумея под ними элементы естественной диалектики» [10, 205].
33 Это признается и логиками: например, П. В. Копнин пишет: «Спорить о том, является ли вопрос формой суждения или самостоятельной формой мысли, может быть, бесполезно, ибо все зависит от того, что мы будем понимать под суждением» [36, 305].
34 Ср. также: «Если говорят: субъект есть то, о чем нечто высказывается, а предикат есть то, что высказывается о нем, то это очень тривиально и мы почти ничего не узнаем о различии между ними. Субъект есть по самому смыслу своему прежде всего единичное, а предикат всеобщее» [14, 276].
1 Так, Г. Глезерман в своей работе «Общественное бытие и общественное сознание» определяет последнее следующим образом: «Общественное бытие — это материальная жизнь общества. А общественное сознание можно назвать его духовной жизнью. К общественному сознанию принадлежат, например, политические и философские взгляды людей, их художественное творчество, религиозные выражения, различные учения о морали, т. е. предствления о том, что является справедливым и несправедливым, нравственным и безнравственным и т. д.» [4, 14]. Нетрудно заметить, что сущность общественного сознания сводится к его формам надстроечного порядка. Общественное сознание по существу отождествляется с идеологией. Отсюда недалеко до вывода о классовом характере сознания и классовости языка. Особенно показательным в этом отношении является определение мировоззрения, фигурирующее в Большой Советской Энциклопедии (т. 27, 1954, стр. 574): «Мировоззрение — система взглядов, представлений о мире и его закономерностях, об окружающих человека явлениях природы и общества. Источником происхождения того или иного мировоззрения являются условия материальной жизни общества, общественное бытие.
В обществе, разделенном на враждебные антагонистические классы, нет и не может оыть единого мировоззрения». В этом определении вообще трудно уловить какое-либо различие между мировоззрением, общественным сознанием и идеологией. Если источником мировоззрения являются условия материальной жизни общества, то, стало быть, это—общественное сознание. Если в обществе, разделенном на классы, нет и не может быть единого мировоззрения, то оощественное сознание, т. е. отражение человеком окружающего мира, является классовым по своей сущности.
2 Например, положение о том, что жизнь есть форма существования белковых тел, касается той области явлений, которые составляют компетенцию биологии. Но оно имеет вместе с тем мировоззренческое значение, ибо представляет материалистическое, направленное против идеализма понимание жизни [31, 19]. Этот же тезис применим и к идеологии, в которой не все относится к надстройке. «Каждая форма общественного сознания содержит в себе определенный минимум фактов и сведений о тех сторонах действительности, которые образуют ее предмет» [9, 53].
3 В отличие от идеологии и науки последнее не поднимается до теоретического осмысления опыта и закрепляется в традициях, нравах, обычаях. Оно включает в себя: 1) непосредственное осмысление накопленного в течение веков опыта трудовой деятельности, 2) складывающиеся в повседневной жизни и труде моральные нормы, представления о своем положении, потребностях, 3) народное художественное творчество, в котором в эстетической форме отражаются жизненный опыт масс и их стремления [10, 22— 23].
4 Так, общедоступность математических аксиом Ф. Энгельс объяснял именно «опытом рода». И. Б. Новик замечает, что синтезированный опыт всего человечества находит свое выражение в положительных знаниях и явлениях окружающего мира, проверенных на практике. Эта способность синтезированного осознания опыта прошлых поколений через знание облегчает и ускоряет поступательное развитие человеческого сознания в целом. Каждое новое поколение, осознав прошлый опыт, не ограничивается освоением, повторением уже решенных проблем, а обогащает человеческое сознание решением новых вопросов, вносит свой собственный вклад в сокровищницу человеческих знаний. В основе этого процесса лежит, в конечном счете, неуклонное усовершенствование самого трудового процесса, процесса производства [20, 99].