В процессе сознательной кодификации норм можно выделить три тесно взаимосвязанные стороны — это оценка, отбор и закрепление реализаций, включаемых в норму. К основным видам оценки языковых явлений относится: разграничение правильных и неправильных (с точки зрения литературной нормы) реализаций36; указание на более или менее употребительную форму (лексему, конструкцию) из числа вариантных реализаций; указание на различную сферу употребления языковых явлений, относящихся к норме, или на различные условия их употребления.
Точность кодификации, ее соответствие объективной норме в значительной степени зависят от языкового чутья нормализаторов, отражаясь вместе с тем в системе помет, используемых для характеристики соответствующих явлений в нормативных словарях и грамматиках37.
Весьма существенным для оценки сознательной нормализации языка представляется нам то обстоятельство, что объект коди<576>фикации практически никогда не совпадает полностью с общим объемом языковых явлений, входящих в литературную норму.
Относительно узкая сфера языковых признаков, являющихся объектом кодификации, выступает особенно отчетливо, если принимать во внимание и историческую расчлененность, неодновременность кодификации явлений, относящихся к разным аспектам языка. Сравнительно поздно по времени и не всегда отчетливо кодифицируется, например, большинство синтаксических явлений, а также распределение вариантных реализаций, связанное с функционально-стилистическими разграничениями литературного языка. К числу некодифицируемых или слабо кодифицируемых явлений относится и частотность употребления отдельных словоформ лексем и синтаксических конструкций. Лишь в некоторых случаях в нормативных пособиях и словарях приводятся частотные характеристики, как правило, они сводятся к общим и довольно неточным указаниям типа «продуктивно», «непродуктивно», «чаще», «реже» и т. д. Данное обстоятельство следует отнести как за счет сложности точных характеристик нормативных явлений, так и за счет несовершенства и приблизительности некоторых форм кодификации, что приводит в ряде случаев к неправильной или неточной фиксации нормативных явлений.
Причиной «ложной» кодификации может служить субъективизм оценок, недостаточность или неточность статистических данных, стремление нормализаторов к искусственному выравниванию форм «по аналогии», узкое понимание социальной, территориальной и функциональной основы норм, а также неверная оценка исторических тенденций развития языка.
Факты подобного рода наблюдаются в истории различных литературных языков. Так, например, в Германии в первой половине XVIII столетия И. Готтшед ратует за сохранение трех форм zwen — zwo — zwei, отражающих родовую дифференциацию соответствующего числительного, уже исчезавшую из употребления (заметим, что данные формы были в системе немецкого языка изолированными, так как для других числительных подобной дифференциации не существовало). Закрепление этих форм в грамматиках на некоторое время задержало их исчезновение38, хотя на конечный результат процесса это обстоятельство существенного влияния не оказывает. Впрочем, в некоторых условиях консервация архаических форм в процессе кодификации литературной нормы может надолго задержать их исчезновение, ср., например, длительное сохранение системы трех родов в письменной форме нидерландского языка [55].<577>
Искусственное поддержание архаических форм иногда имеет своей причиной и стремление к парадигматическому единообразию форм, в ряде случаев противоречащее реальному историческому развитию языка (ср., например, для немецкого языка встречающуюся еще в XVIII в. глагольную форму 2 л. ед. ч. kцmmt по аналогии с stцЯt, или такие формы, как gehet, stehet, которые долгое время поддерживались нормализаторами, несмотря на явную тенденцию к сокращению их употребления, наблюдавшуюся уже в XVIII столетии).
Другая сторона данного явления связана с неверной оценкой новых, развивающихся в языке явлений и также со слишком узким пониманием отдельными нормализаторами территориальной, социальной или функциональной основы литературной нормы. Такова, например, борьба с так называемым «именным стилем» немецкого языка, основанная отчасти на игнорировании тех тенденций развития, которые наблюдаются в деловом языке и языке науки. Заметим, что тенденция к широкому распространению именных конструкций (например, типа русск, заявить протест; нем. Abschiednehmen 'попрощаться') характерна не только для немецкого языка, но и для ряда других европейских языков. Так, для чешского языка ее в свое время отметил В. Матезиус, подчеркнувший вместе с тем преимущественное употребление именных конструкций в определенных сферах письменного общения [59, 389]. Кодификация литературных норм, безусловно должна опираться на изучение языка разных функциональных разновидностей и учитывать существующие различия в употреблении отдельных языковых явлений, входящих в литературную норму. В последнее время вопрос этот, активно разрабатывающийся в отечественной лингвистике, ставится на материале «культуры речи» разных языков [85; 96].
Успех сознательной нормализации языка зависит таким образом от соблюдения целого ряда условий, сформулированных наиболее отчетливо пражцами [10, 136]. К их числу относятся следующие моменты: 1) нормализация должна способствовать стабилизации литературного языка, не нарушая его структурных особенностей; 2) нормализации не следует углублять различий между устным и письменнным языком; 3) нормализация должна сохранять варианты и не должна устранять функциональных и стилистических различий.
К этой характеристике можно, по-видимому, добавить лишь одно: в процессе сознательной нормализации (т. е. кодификации норм) литературного языка должны приниматься во внимание особенности нормализации явлений, относящихся к разным подсистемам языка.
Определяя роль кодификационных процессов для разных сторон системы литературного языка, В. Матезиус писал: «Лингвистическая теория вмешивается прежде всего в норму правописания,<578> в меньшей мере... в его фонетику, морфологию, синтаксис и меньше всего в его структуру и в лексику» [54]39. Вместе с тем с его точки зрения, для всех уровней языковой реализации сохраняет свое значение борьба с архаизмами, а также поддержание вариантов, выражающих функциональные различия. Особенно важен этот последний аспект для синтаксических и лексических явлений, где число параллельных конструкций и лексем, закрепляемых нормой литературного языка, обычно особенно значительно. Для орфографии, которая является продуктом «чистой условности» [53, 389], кодификационные процессы играют наибольшую роль. Они в значительной мере формируют саму орфографическую систему, приводя ее в соответствие с фонологической и фонетической системами. Впрочем, момент стихийности все же имеет место и при нормализации орфографии: он может быть отнесен за счет исторической традиции, известным образом затрудняющей и замедляющей действие кодификации. Из-за необходимости сохранять преемственность письменной традиции полная «оптимализация» орфографических правил оказывается практически не всегда возможной, чем и объясняется существование ряда исключений, а также сохранение некоторого числа вариантных написаний, нарушающих регулярность и простоту орфографической системы.
Определяя специфику литературной нормы на основе более широкого и общего понятия языковой нормы, следует еще раз подчеркнуть, что для национального литературного языка характерно усиление устойчивости, стабильности норм40, а также увеличение их избирательности и дифференцированности (нормы устной и письменной форм литературного языка, нормы разных функциональных разновидностей литературного языка).
Названные выше специфические признаки литературной нормы появляются, однако, не сразу, а складываются постепенно по мере формирования литературного языка. Поэтому необходи<579>мыми аспектами изучения литературной нормы является ее историческое рассмотрение. Важность данного аспекта исследования была настоятельно подчеркнута В. В. Виноградовым [15, 6—9], заметившим, вместе с тем, что «динамическая» характеристика нормы имеет весьма существенное значение и для общего понимания генезиса и развития литературного языка [14, 7—8 и 26].
Согласно нашему пониманию языковой нормы, ее характер обусловливается, с одной стороны, структурной организацией данного языка, а с другой — исторической традицией, определяющей привычные, устойчивые формы реализации этой структуры. Взятая с этой точки зрения история литературной нормы — это история языковой традиции, действующей в рамках структурных возможностей языковой системы и опирающейся, вместе с тем, на процессы сознательного регулирования отдельных способов и форм традиционной реализации языка.
Определяя литературную норму как историческую категорию, следует с самого начала настоятельно подчеркнуть неразрывность ее статических (выделение и изучение признаков нормы) и динамических (рассмотрение становления и изменения этих признаков) характеристик. Непосредственная связь этих двух сторон выступает весьма определенно, например, при изучении нормализационных процессов. Выше мы определили нормализацию как совокупность сознательных и стихийных процессов отбора нормативных реализаций (см. стр. 574). Вместе с тем нормализация может и Должна рассматриваться и как непрерывный исторический процесс, приводящий к оформлению и изменению литературных норм (см. также [5]). Тесная связь исторического аспекта рассмотрения нормы с ее статическими характеристиками проявляется и в том, что последние в значительной мере зависят от тех исторических условий, в которых формируется определенная литературная норма. Так, например, степень вариантности норм литературного языка может в некоторой степени зависеть от того, насколько однородной (или разнородной) является генетическая основа данного литературного языка и в какой мере влияли на него в процессе формирования различные языковые системы, контактировавшие с ним. Правда, такая связь далеко не во всех случаях отчетливо выражена (ср., например, данные, приведенные Д. Брозовичем для типологической характеристики славянских языков [7, 29]), так как степень вариантности нормативных реализаций определяется и многими другими причинами: степенью развития общественных функций литературного языка, историческими условиями его нормализации и т. д.