Так, может быть, этого интуитивно улавливаемого единства достаточно для успешного, продуктивного движения этической мысли? Может быть, этика вообще не нуждается в формальном определении морали? Как заметил А.А. Гусейнов, реальный опыт развития этики свидетельствует о том, что «ее познавательные успехи редко были связаны с логически правильным или даже просто с явным, всегда выдерживаемым определением морали», и что позитивные результаты в этой области могут быть достигнуты «при полной чехарде в том, что касается определения морали» .
Конечно, отрицать достижения мировой и отечественной этической мысли невозможно. Однако судить о значимости, качестве тех или иных идей, концепций, разработок можно лишь в рамках единого смыслового пространства, которое обеспечивается, прежде всего, единым пониманием предмета данной дисциплины теми, кто в ней работает. И коль скоро предмет этики был и остается весьма размытым (о чем как раз и свидетельствует «чехарда» в определениях морали), столь же зыбкими являются и критерии, по которым оценивается продукция этической мысли. По мнению многих философов, успехи этики были бы большими, если бы смутное, интуитивное представление о морали, которое брезжит в сознании философов, уступило место эксплицитному понятию.
Если мораль – это особая реалия человеческого мира, а не некий произвольный философский конструкт, если вообще существует такой феномен, составляющий в конечном счете предмет всякого этического исследования и обусловливающий этическую принадлежность данной теории (какими бы ни были ее общефилософские основания и идейные предпосылки), то выявление и формулирование существенных – т.е. необходимых и достаточных – признаков этого феномена могло бы способствовать более точному и глубокому самосознаванию этики, элиминации из ее состава тех учений (или их фрагментов), которые без достаточных оснований причисляются к этой области знания.
Формальное определение морали, будь оно выработано, конечно, не заменит широких концептуальных определений и не отменит их; оно, в силу скудости своего содержания, совместимо с широким спектром объяснительных теорий, – за исключением тех, в которых понятие морали не содержит даже в неявном виде минимально необходимых признаков, составляющих ее специфику. Иначе говоря, принятие такого единого определения, признание его «правильным» не предполагает избрания в качестве «правильной» какой-то одной теории морали; единое определение позволило бы лишь минимизировать те расхождения, которые обусловлены неточной терминологией, и благодаря этому несколько сузить круг проблем (и, соответственно, их решений), традиционно относимых к ведению этики.
Почему мораль трудно поддается формальному определению? Понятие морали (подобно многим другим) не имеет чувственно-наглядного коррелята, в отличие, скажем, от понятия «человек», которому предшествует предпонятийное представление об этом эмпирически наблюдаемом «объекте» с характерными для него отличительными признаками (морфологическими и поведенческими). Сколь бы разными ни были определения человека (как формальные, так и концептуальные), какие бы признаки ни принимались в качестве выражающих человеческую сущность, никогда (или почти никогда) не возникает сомнений и споров относительно того, к какому именно эмпирическому объекту относятся эти определения.
Что же касается понятия морали, то оно не опирается на какой-либо наглядный образ, оно вычленяет свой объект из реальности человеческого мира и в этом смысле «создает» себе объект. Когда два теоретика дают разные определения морали, то за этим не обязательно стоят теоретические расхождения в объяснении одного и того же феномена, нередко речь идет просто о разных понятиях, по-разному очерчивающих границы своего объекта. И если мы захотим выяснить, какое из множества разных по содержанию понятий, одинаково обозначаемых словом «мораль», является «правильным», то мы не сможем этого сделать путем соотнесения этих понятий с некой реалией, о которой «заранее известно», что она-то и есть «мораль» сама в себе.
Это не значит, разумеется, что понятие морали может наполняться тем или иным содержанием по воле теоретика. Понятия вообще возникают и формируются не случайно, а лишь тогда, когда в ходе познания обнаруживается нечто новое, не схваченное в его специфике уже имеющимися понятиями, – «новое» не обязательно в смысле «новообразования», но и в смысле открытия вполне сложившегося, однако прежде не замеченного или не осознанного в понятии явления. Вновь возникшее понятие может далее многократно меняться (при сохранении соответствующего слова) по мере уяснения и истолкования специфики первоначально вычлененного феномена или в связи с частичным переключением его на другие, смежные явления, а также вследствие широкой ассоциативности, характерной для обыденного сознания и живого языка.
Такой путь прошло и понятие морали. Само введение в оборот этого латинского слова (как и его греческого прототипа – «этика») связано, по-видимому, с недостаточностью традиционных, широко употреблявшихся уже в античности терминов, описывающих типы человеческого поведения и его регулятивы, прежде всего терминов ethos и mores, которым в русском языке более всего соответствует слово «нравы». В интегральном образовании, именуемом нравами, были замечены и отмечены особые виды поведения, направляемые особыми побуждениями, отличными от тех, которые диктуются обычаем или эгоистической «природой человека».
Эти своеобразные способы поведения и побудительные мотивы, а также правила, нормы и ценностные образцы, требующие такого поведения и указывающие соответствующие ориентиры, были выделены (хотя и не очень четко) в отдельную сферу морали, или нравственности. Однако вопрос о том, в чем же конкретно состоит специфика морали, так и остается до сих пор без общепризнанного решения, несмотря на все богатство идей и теорий, выдвинутых и обоснованных на протяжении долгой истории моральной философии.
Таким образом, главное препятствие для выработки общезначимого, «позитивного» определения, схватывающего специфику морали – в том, что дефинитору приходится иметь дело не с исследованием феномена морали, а с анализом многообразных понятий морали , т.е., по сути, с концептуальными определениями, через призму которых только и может рассматриваться этот феномен. Дать «формальное» определение – значит выявить то минимальное содержание, которое объединяет если не все эти понятия, то подавляющее большинство их. Это общее содержание замаскировано, а зачастую и искажено, разнообразными мировоззренческими напластованиями, последовательное аналитическое снятие которых является необходимым условием экспликации морали.
Следует выяснить, прежде всего, где локализована мораль, имеется ли какое-то органичное для нее, общепризнанное место пребывания. Согласно имеющимся трактовкам, мораль (в тех или иных ее ипостасях) обнаруживает себя в разных слоях бытия: в человеческом (индивидуальном) сознании и поведении, в божественном духе, трансцендентном мире, социальных отношениях, общественном сознании и т.д., причем обычно – сразу в нескольких из этих измерений.
Нетрудно заметить, что практически во всех известных концепциях морали есть общий момент: это – признание индивидуально-духовной составляющей в качестве обязательного элемента морального феномена. Но является ли человеческий дух исконной, первичной обителью морали, или она появилась там в результате действия некоторых объективных факторов - природных, социальных, божественных? Или, может быть, она есть лишь образ, отблеск в душе чего-то высшего, вне- и надчеловеческого? Подобные вопросы относятся уже к философскому или научному истолкованию, объяснению того общепризнанного факта, что мораль пребывает в сознании (душе, психике) человека. Сам этот факт совместим по существу с любыми теориями морали, не противоречит им.
Но и человеческий дух – это целый мир, по-разному представленный и трактуемый в бесчисленных феноменологических описаниях и теориях. Каково место морали в этом духовном мире? Если использовать сравнительно новую (по историческим меркам) терминологию, можно сказать, что мораль безусловно принадлежит ценностному сознанию. И хотя деление между ценностным и познавательным отделами сознания в докантовской философии было лишь намечено (а у самого Канта приобрело вид различения практического и теоретического разума), ретроспективный взгляд позволяет обнаружить, что по существу все представления о морали как духовном феномене укладывались в ту понятийную схему, которая именуется сейчас «ценностным сознанием». Последнее включает в себя широкий набор реалий, обозначаемых словами цель, идеал, план, норма, правило, императив, оценка, интерес и т.д. В этот ряд можно добавить и ключевое в данном контексте слово «ценность», но только если под «ценностями» понимать не вещи (конкретные или умопостигаемые), которые являются ценными – сами по себе или для человека, а ценностные установки, ценностные ориентиры, принадлежащие именно (и только) сознанию.
Ценностный статус морали, очевидно, никем не подвергается сомнению. Вместе с тем в ценностном сознании принято выделять целый ряд и других «форм», или видов, кроме морали, например, политическое сознание, правовое, эстетическое, религиозное. Да и без подобных классификаций непосредственно очевидно, что люди «ценят» много самых разных вещей и отличаются друг от друга своими «предпочтениями». Все эти разнообразные ценностные ориентиры – исключая мораль (и, в определенной мере, эстетические ценности) – легко идентифицируются и описываются в терминах обыденной психологии: я хочу или люблю то-то, имею склонность, испытываю добрые чувства или, напротив, питаю отвращение к тому-то.