«Протекционизм — это государственность», — утверждал Д. И. Менделеев, анализируя в своих работах экономическое развитие Западной Европы и России, на конкретных примерах доказывая важность протекционизма и его взаимосвязь со свободной торговлей. Д. И. Менделеев считал, что если бы все страны мира согласились и ввели свободную торговлю, то в этом случае наступило бы полное рабство земледельческих народов, т. е. порабощение их промышленными, несмотря на то, что промышленных народов меньше, чем земледельческих. В подтверждение своих доводов он приводил примеры из экономики Англии и России: «100 тысяч англичан добывают 10 тысяч пудов угля, зарабатывая ровно столько, сколько десятки млн русских, выращивающих сельскохозяйственную продукцию: 800 млн пудов ржи, 300 млн пудов пшеницы, а получают в десятки раз меньше. В год средний вывоз ржи и пшеницы составляет 200 млн пудов, или на каждого русского 2 пуда в год, а в день — меньше четверти фунта на человека. Кроме того, урожаем правит погода. Убежден, что дальнейшее развитие благосостояния, просвещения, трудолюбия и самого спокойствия в России возможно лишь на основе развития промышленности» [7].
Весьма интересные мысли о свободной торговле изложены также в трудах русского дореволюционного ученого И. И. Янжула (1846–1914) [11]. Он считал, что государственное невмешательство и свобода торговли не являются общим законом человечества. Они приведут к экономической гегемонии народов, у которых промышленность успела развиться, над народами с менее развитой промышленностью.
Отстаивая протекционизм, И. И. Янжул пишет, что принцип невмешательства применительно к международным экономическим отношениям выгоден для народов с развитой промышленностью, т. е. в тех странах, где сложилась своя экономика и торговля, как это имело место в Англии. Но для экономически развитых государств необходимо существование стран, предоставляющих хлеб, сырье и свободный допуск иностранных товаров на свои рынки. Тогда для промышленно развитых стран появляется возможность экономически подавлять менее развитые страны, причем это становится привлекательным промыслом.
На примере США автор показывает, что проведение политики строгого протекционизма позволило стране гармонично развивать земледелие и промышленность. Используя возможности покровительственной и вывозной пошлины, США быстро богатели, чего не наблюдалось в Аргентине и Бразилии, которые развивали лишь свое земледелие и не прилагали усилий для развития промышленности.
Подводя черту под сказанным выше, можно сделать неутешительный вывод: в процессе экономической трансформации исходная «сырьевая диспропорция» российской промышленности значительно усугубилась. Произошел переход на новый уровень соотношения между производством сырья, промежуточной и конечной продукции, соответствующий ухудшению структуры промышленного производства. Такая динамика представляется естественной для открытой экономики, в основном экспортирующей сырье и полуфабрикаты и импортирующей конечную продукцию. Для развитых рыночных экономик, в большей мере импортирующих сырье и экспортирующих высокотехнологичную конечную продукцию, имеет место обратная закономерность.
Этот вывод подкрепляют слова из книги американского ученого Уильяма Уильямса «Контуры американской истории»: «Другие страны понимали, как понимали это и мы, что под свободной торговлей мы понимали ни больше, ни меньше, но способ, который бы, используя то большое преимущество, которое мы имели, дал бы нашим производителям полную монополию на всех рынках этих стран. И помешал этим странам, всем и каждой в отдельности, стать промышленными нациями» [18].
Считаем, что на вышеописанный механизм трансформации хозяйственной системы России оказали существенное воздействие как прямые (ориентация на экспорт сырья и разрыв традиционных экономических связей), так и косвенные внешнеторговые факторы. Под косвенными факторами в данном случае специалисты понимают то состояние мировой экономической системы, которое сложилось на момент начала интеграции в нее России, а следовательно, модель интернационализации российской экономики во многом была обусловлена именно глобальными тенденциями развития. Выделим главные из них.
Во-первых, существенно повысилась открытость большинства экономик. При этом модель открытой экономики была адаптирована ее разработчиками и «проводниками» к анализу переходных процессов так, что полученный вывод напрашивался однозначным: переходная экономика может быть только экономикой открытого типа, «импортирующей» конкуренцию, словно компенсируя нехватку последней на внутреннем рынке.
Во-вторых, на сегодняшний день трудно четко разделить основные внешнеторговые стратегии экономического роста — импортозамещения и экспорторасширения. Россия, начиная с момента либерализации внешней торговли, пыталась осуществлять обе данные стратегии, причем выбор их был продиктован не политикой правительства, а рыночной конъюнктурой.
В-третьих, в последние десятилетия развитые рыночные экономики обмениваются с другими преимущественно возобновляемыми ресурсами, в первую очередь промышленными товарами с высокой долей добавленной стоимости и услугами, в то время как сектор сырья и товаров «низкотехнологичной ниши» перешел к развивающимся странам [5].
В итоге можно согласиться с предположением Дж. Смита о том, что промышленные успехи США, Великобритании, Германии, Китая и СССР были достигнуты на основе «консервативной модели хозяйствования», но ни одна страна, ни разу не смогла достичь значительных социально-экономических показателей, следуя «открытой» модели экономики [17]. А одним из «рецептов» возможного социально-экономического развития России может послужить по-прежнему современный «рецепт» Ф. Листа: «Чтобы вовлечь в производство празднолежащие ресурсы, чтобы преодолеть отсталость и депрессивность регионов, допустимо и необходимо развивать отрасли, в которых производительность труда в данный момент ниже, чем за границей. Эту потерю стоимостей надо, следовательно, рассматривать как цену за промышленное воспитание нации» [4].
Идеи протекционизма универсальны для всех стран догоняющего развития. Для этих стран неприменимы кажущиеся очевидными теоретические схемы лидеров мировой экономики. Для догоняющего развития нужна система специальных мер, одной из которых неизбежно оказывается протекционизм. «Благодаря» протекционизму произошел скачок экономического роста в конце XIX — начале XX в. в Германии, совершила индустриальный рывок в 1893–1913 гг. Россия. Именно протекционизм являлся «драйвером» экономического чуда в Японии.
Итак, свобода торговли и протекционизм — лишь две разновидности внешнеэкономической политики, оказывающей заметное влияние на развитие национальной промышленности. Свобода торговли может лишь увековечить промышленную отсталость страны, содействовать консервации остатков неразвитой экономики государства. Протекционизм, допускающий элементы открытой конкуренции, является средством ускорения промышленного развития и создания конкурентоспособной экономической системы и соответственно социально-экономического процветания страны. На это в свое время обращал внимание Д. И. Менделеев. Отстаивая необходимость введения политики протекционизма в России в конце XIX в., он подчеркивал, что такая политика должна способствовать не только развитию промышленности, «но и ко всякой экономической деятельности жителей, например, к путям сообщения, торговли... покровительство просвещению, особенно реальному, т. е. жизненному» [7].
Секрет любого «экономического чуда» заключается в правильном выборе и реализации приоритетов развития, реализация которых дает возможность «оседлать» очередную волну экономического роста [2]. Но чтобы это сделать, нужно своевременно создать научно-информационные, производственно-технологические и интеллектуальные заделы в освоении перспективных технологий. Правильное определение приоритетных направлений концентрации национальных ресурсов помогло вырваться из периферийной зависимости азиатским тиграм — Японии, Южной Кореи, Тайваню. «Наблюдательные» азиаты всегда заимствуют у Запада все, что им нужно и выгодно, без особых споров и обсуждений. Они досконально изучили и применили наследие Ф. Листа и других протекционистов и используют его до сих пор. Их гибкость заключается в одновременном проведении политики фритредерства для тех отраслей, где они обогнали Запад, и политики протекционизма в тех отраслях, где он необходим, — в сельском хозяйстве, легкой промышленности и т. п. Успех такой политики налицо [3].
Сегодня по этому же пути идут Китай, Индия и Бразилия. Абсолютизация стратегии «свободной торговли» для развивающихся стран бесперспективна, так как исключает возможность работы институтов развития. Это хорошо видно по последствиям такой стратегии в Российской Федерации. Для стран догоняющего развития, к которым относится Россия, умеренный протекционизм — неизбежность. Без него нельзя преодолеть отсталость, стать развитым государством. Вместе с тем, как показывает практика, даже в условиях глобализации соотношение протекционизма и свободной торговли является не константой, а скорее переменной, зависящей от конкретных условий проживаемого страной этапа.