Вначале изменения в анализе политики будут происходить медленно и просто дополнять общепринятые соображения. В частности, первый набор предложений по изменению проводимой политики, идущий сегодня из поведенческой экономики, лишь слегка меняет стандартные экономические результаты. Эти изменения получают названия «мягкий»28 или «либертарианский» патернализм29. В них с целью изменить способ проведения политики используются результаты поведенческих исследований в экономической теории. Например, одним из выводов поведенческой экономики является утверждение, что предпочтения часто нечетко определены. Из этого следует, что даже небольшое, кажущееся безвредным изменение в институциональной среде, например то, как индивиду преподносится выбор, может повлиять на результат выбора. Либертарианский патернализм предполагает конструирование выбора таким образом, чтобы в результате проводимой политики он приводил к результатам, которые являются для индивида наилучшими с точки зрения лица, принимающего решения.
Можно привести пример структурирования накопительных программ, в которых индивиды должны решить, будут ли отчисления производиться автоматически. Когда программа организуется так, что по умолчанию агенты отчисляют средства автоматически, примерно 80% агентов выбирают сбережения. Если по умолчанию агенты не отчисляют средства, то решение сберегать принимают лишь 30%. Если политик настроен патерналистски и считает, что сбережения — это хорошо, то он делает их опцией «по умолчанию». Это не нарушает свободу принятия решения потребителем, поскольку при выборе того, хочет ли он сберегать, решение можно изменить. Но в результате практического применения психологии и соответствующего редактирования опции «по умолчанию» политик направляет выбор именно в сторону, которую он считает наилучшей для агента.
Снежный ком
На первый взгляд кажется, что либертарианский патернализм лишь незначительно изменит проводимую сейчас экономическую политику и что он может служить дополнением к стандартным аргументам экономики благосостояния. Но принятие тех психологических предпосылок, на которых он основан, противоречит стандартной экономике благосостояния и поэтому не может быть простым дополнением к ней. Оно приведет к существенным изменениям в прикладном экономическом анализе. Согласие с выводами психологии и отказ от постулатов рациональности и эгоизма агентов при разработке политического курса одновременно означают, что действия человека не обязательно отражают то, чего он хочет «на самом деле». Из психологии нам известно, что поведение человека зависит от факторов, многими из которых можно управлять (вывод, который уже был замечен предпринимателями). Таким образом, если мы исходим из экономической теории без предпосылки рациональности и предполагаем, что политику известны предпочтения граждан независимо от их выбора (а именно это лежит в основе либертарианского патернализма), то у нас нет причин останавливаться на либертарианской политике и ничто не мешает нам сделать следующий шаг. Например, если мы знаем, что большинство склонно к гиперболическому дисконтированию полезности, почему бы не проводить такую политику, которая бы ограничивала поспешный выбор, удерживая индивидов от безотлагательного получения удовольствия? Такая политика получит поддержку со стороны многих либеральных экономистов30.
Можно пойти еще дальше. Мы предполагаем, что действия людей не отражают их истинных желаний, но в рамках экономической теории контроля недопустимо ограничивать людей в приобретении желаемого. Например, Р. Фрэнк31 доказывает, что люди предъявляют спрос на некоторые «относительные» блага только потому, что такие же блага есть у остальных, то есть материальное благосостояние индивида—владельца предметов роскоши зависит от того, чем он обладает относительно других. В этом случае налогообложение предметов роскоши помимо доходов в государственный бюджет могло бы увеличить общественное благосостояние. Продолжая эту линию рассуждений и предполагая, что развитие нейропсихологии поможет нам намного лучше понять психологию индивида, мы можем считать, что существует некоторый оптимальный набор вкусов и соответствующая политика, направленная на получение этого набора с целью максимизации общественного благосостояния.
Экономисты, даже самые «либеральные», как я подозреваю, будут против подобной патерналистской политики. Она находится в противоречии с классической либеральной традицией (grand liberal-ist tradition) экономической науки. Но население скорее всего будет обеспокоено такой политикой гораздо меньше, поскольку экономисты вообще в меньшей степени, чем большинство населения, склонны поддерживать патерналистскую политику. Здесь важно не то, должна ли экономическая наука поддерживать эту политику; важно, что, принимая один из аспектов поведенческой теории, мы не можем основывать наши возражения против патерналистской политики на дедуктивизме, поскольку традиционные модели были отброшены вместе с предпосылкой о рациональности. В рамках новой модели эндогенных предпочтений положение агента может быть улучшено, даже с точки зрения его самого, в результате патерналистских действий правительства, поскольку действия агента не выражают его истинных желаний. Таким образом, отказавшись от «трех китов» и опираясь на поведенческие основания экономической науки, мы получим сложный набор аргументов по поводу каждой конкретной ситуации, среди которых сложно отличить верные от ошибочных. Альтернативные объяснения недостатков патернализма станут частью анализа экономической политики32. Такой анализ подразумевает поиск наилучшей политики методом проб и ошибок, вообще любыми средствами, какие только имеются в наличии.
Отдаленное будущее
Предшествующий анализ касался ближайшего будущего, тех вопросов, которые, на мой взгляд, будут обсуждаться в ближайшие десятилетия. Я завершаю свою работу кратким обзором более отдаленного будущего профессионального экономического сообщества. Переживет ли оно отказ от «трех китов»? Я полагаю, что не переживет, по меньшей мере не останется в привычном для нас виде. Причина в том, что будет возникать все больше междисциплинарных направлений. Будут развиваться новые гибридные формы: психоэкономика, нейроэкономика, социоэкономика, биоэкономика и многие другие. Без единых предпосылок экономическая наука перестанет быть целостным полем исследования — она будет существовать как совокупность слабо связанных между собой подходов. В похожем состоянии сегодня находится психология.
В еще большей степени пересмотру границ внутри экономической науки поспособствуют требования к прикладному анализу, который будет больше ориентироваться на конкретные институты. Возрастет значение новых, специфических разделов прикладной экономики, таких, как экономика здоровья, макроэкономического прогнозирования или преступности. Объединять эти разрозненные направления будут не «три кита», а общность прикладного математического инструментария: теория игр, статистические и экспериментальные методы. Но эти методы не принадлежат какой-то одной дисциплине, их должны использовать все представители общественных наук. В отсутствие специфичных для экономической науки предпосылок и методов изучение общества будет приобретать все более междисциплинарный характер. В конечном счете исчезнут психологи, социологи и экономисты, останутся просто обществоведы. Они могут по-разному специализироваться внутри своего сообщества, и пути такой специализации сегодня невозможно предугадать.
Когда произойдет этот пересмотр границ между экономической теорией и остальными общественными науками, работа экономиста станет более специализированной, поскольку различные области будут развиваться порознь, а не преподаваться все вместе «под зонтиком» общей экономики. Например, макроэкономика станет изучением сложных систем и не будет иметь ничего общего с экономикой здравоохранения, которая, в свою очередь, отделится от, скажем, государственных финансов. И в то же время работа экономиста станет менее специализированной, поскольку новые разделы в экономической науке будут переходить существующие границы и повсеместным станет преподавание различных общественных наук и связанных с ними дисциплин, таких как психология или прикладная математика.
Второе предсказание касается природы экономических моделей будущего. Большое влияние на современную экономическую науку оказывает поведенческая экономика, бросающая вызов постулатам рациональности и своекорыстия. Но, на мой взгляд, она делает лишь первые шаги на пути грядущего изменения аналитического инструментария. Это изменение затронет и третье основание экономики — равновесие. Принятие поведенческих оснований для экономической науки требует отказа от предпосылки равновесия, поскольку взаимодействия становятся слишком сложными, чтобы получить равновесие аналитически. Для решения этой задачи экономисты сегодня строят агентные модели, в которых они буквально «выращивают» модель экономики. Они создают виртуальные экономические системы, в которых виртуальные агенты наделяются поведенческими характеристиками и становятся все более похожими на реальных агентов33. Эти модели не требуют аналитического определения равновесия, нужны только данные о поведении агентов. Модельная имитация определяет, какими будут аттракторы, устойчивые состояния системы.