Простые и сложные системы имеют различные микрооснования. Первые можно изучать, исходя только из их микрооснований. Сложные же системы обладают эмерджентными свойствами, и, чтобы понять их, недостаточно простого анализа элементов. У них тем не менее существуют микрооснования, но микрооснования сложных систем зависят от контекста, должны изучаться лишь в соотношении с существующей системой. Такие сложные системы возникают и развиваются от одной стадии к другой, причем новые стадии зависят от пройденного пути. На процесс оптимизации в сложных системах оказывают влияние история и институты. Это означает, что ключевую роль в понимании сложных систем играет институциональная структура12.
Понимание природы изменений
Шутки по поводу профессии экономиста часто помогают понять, что ученые думают о самих себе. Один из часто повторяемых анекдотов о дедуктивном и оторванном от практики характере науки — анекдот про консервный нож. В нем физик и химик предлагают практические решения задачи, как открыть консервную банку на необитаемом острове. Экономист предлагает бесполезное решение — предположить существование на острове консервного ножа. Анекдот не слишком доброжелателен по отношению к экономистам и способствовал появлению другого, менее известного анекдота, в котором экономика предстает в более выгодном свете.
Физику, инженеру и экономисту выдали по секундомеру, веревке и шарику и сказали, что тому, кто точнее всех измерит высоту здания, поставят памятник в центре города. Физик привязал шарик к веревке и опустил ее с крыши здания. Используя секундомер, он вычислил продолжительность времени, за которое маятник совершит колебание. Имея эту информацию, он оценил высоту здания. Инженер бросил шарик с крыши, засек с помощью секундомера время падения и соответственно оценил высоту здания. Но памятник поставили экономисту, который выменял у охранника здания строительные планы за секундомер и безошибочно прочитал указанную в них высоту.
В этом анекдоте, явно придуманном экономистом, подчеркиваются как преимущества торговли, так и важность экономической теории. Эта теория обеспечивает нас схемами работы экономики, и, найдя такую теорию, ее необходимо защищать любой ценой. В то же время анекдот указывает на неявное предположение экономистов о том, что экономика является сложной «простой» системой, поскольку только для таких систем может существовать полный набор аналитических схем.
Проблема такого подхода заключается в предпосылке, что набор схем действительно существует или что развитие экономики действительно соответствовало этому набору схем, как если бы они и в самом деле существовали. С позиций теории сложности экономика возникает из набора простых решений, но так, как никто себе и представить не мог. Таким образом, окончание анекдота о теории сложности, предложенное мне в одном из разговоров Р. Бассманом, будет таково. Во время строительства архитекторы внесли изменения в план, но не отметили их на бумаге. Поэтому экономист, отыскав в схеме высоту здания, ошибся.
Критика «трех китов» обозначает отказ от поиска схем для экономических систем (возможно, потому что схем этих вообще никогда не существовало). Рассмотрим в качестве примера рациональность. Для получения «схемы» требуется предпосылка о строгой рациональности, из которой следует, что каждый индивид обладает информацией о действиях всех остальных и с этой информацией может предсказывать их действия. Модели с такими сильными предположениями оправданы только потому, что они позволяют получить схему экономики, а только исходя из схемы, мы можем обсуждать практические вопросы. Поведенческая экономика подвергает сомнению эту установку, поскольку вкладывает совершенно иной смысл в понятия теории и рациональности; экономист, работающий в области поведенческой теории, анализирует, как ведут себя люди и, исходя из этих наблюдений, вводит поведенческие предпосылки в свои модели. Поведенческая экономика создана для экономистов, не работающих по схемам.
«Простой» подход базируется на некоторой теории, проверяет ее на эмпирических данных и выдает политические предписания на основании уже «эмпирически проверенной теории». «Сложный» подход основывается на эмпирическом наблюдении, вокруг которого строится теория. Экономическая политика в результате формулируется исходя из такой «эмпирически обусловленной теории»'3. В каждом подходе предполагаются некоторый тип рациональности и уровень доступной информации, в характере которых и заключается ключевое различие между ними.
Та работа, которая сейчас проводится в «Центре нелинейной динамики в экономике и финансах» при Амстердамском университете14, является примером подхода, который, на мой взгляд, станет в будущем господствующим. Исследователи в этом центре комбинируют новые и старые стратегии при изучении наиболее фундаментальных вопросов. Например, их теоретические работы отражают множество свойств реальных данных, но при этом включают в себя предпосылки о гетерогенных агентах с различными уровнями рациональности. Такой выбор предпосылок обусловлен результатами экспериментов и эконометрического анализа, полевых наблюдений. Они изучают, как изменения измеренного по определенной шкале уровня рациональности создают динамические структуры в их искусственных экономиках, которые затем сравниваются с динамическими моделями в реальных экономиках. Инструментарий теории сложности, например теория бифуркаций, используется, чтобы изучать эти механизмы, определяющие поведение агентов как аналитически, так и численно.
Техническая природа экономики будущего
До недавних разработок в области нелинейной динамики, теории хаоса, теории сложности и в отсутствие вычислительных мощностей, которые позволяют исследователям получать выводы относительно сложных систем без их аналитического моделирования, каждому, кто понимал сложную природу экономики (например, Р. Коузу, Д. Норту, или О. Уильямсону), приходилось применять эвристический подход. Такой подход был несовместим с существующим внутри экономической науки видением того, чем должна заниматься наука. Альтернативой в рамках экономического мейнстрима являлась теория общего равновесия, развивавшаяся в работах Ж. Дебре. В то время использование эвристики для создания образа сложной экономики было оправдано, поскольку даже наиболее продвинутые технические средства тогда были еще очень просты, чтобы получать значимые результаты при исследовании сложной экономической системы.
Проблема эвристического анализа заключалась в том, что его выводы чаще всего невоспроизводимы. Он зависит от оригинальных находок ученого, который должен к тому же обладать харизмой, чтобы остальные восприняли его результаты всерьез. Такими способностями обладают лишь немногие аспиранты. Большинство берет уже готовую технику и применяет ее15. Техническая работа воспроизводима и демонстрирует возрастающую отдачу от масштаба. Поэтому я считаю, что не технические работы Норта, Уильямсона и Коуза не станут будущим экономической науки. Будущее — за технической работой, основанной на видении экономики как сложной системы.
Это техническое будущее вовсе не продолжение прошлого. Вместо высокотехничной чистой математической работы экономисты будут заниматься высокотехничными, но прикладными математическими исследованиями. Чисто математический подход, который, как я считаю, приходит в упадок, следует традиции Гильберта — в том смысле, что это чистая дедуктивная математика, которая пытается выработать для себя аксиоматические основания. С этим подходом тесно связаны работы, находившиеся на переднем крае науки в 1960 — 1970-х годах: примерами могут служить доказательство существования общего равновесия в модели Эрроу—Дебре и последующая работа, проведенная в рамках этой традиции16.
Цель аксиоматического подхода — получить максимум выводов из небольшого числа предпосылок. Когда в 1950-е годы в экономической науке утвердились «три кита», очевидно, существовали различия в использовании этих предпосылок, но они были четко определены в рамках чистой экономической теории и служили основой для программы вальрасианского общего равновесия (названной так, несмотря на то что сам Вальрас вряд ли принял бы некоторые ее разделы). Экономисты, работавшие в рамках этой программы, интересовались, например, тем, можно ли доказать существование и устойчивость равновесия при тех или иных предпосылках. В рамках аксиоматического подхода теория строится исходя из немногих ключевых положений, а потом из нее дедуцируются выводы для экономической политики. И только затем эти выводы проверяются эмпирически.
Аксиоматический подход требует осторожности при выборе предпосылок. Поскольку между предпосылками и эмпирическими наблюдениями, а также политическими рекомендациями существует крайне сложная взаимосвязь, даже небольшое изменение ключевых предположений радикально изменит вытекающие из них следствия. Таким образом, от однажды принятых предпосылок практически невозможно отказаться.
Именно против такого аксиоматического подхода мы протестовали в 1980-е годы, когда выступили инициаторами реформирования экономического образования17. На самом деле мы не были такими бунтарями, какими казались. В действительности мы лишь плыли по течению: в результате нашей работы в США была организована комиссия COGEE18, а среди экономистов несколько снизилась популярность аксиоматического подхода. Сегодня этот подход еще присутствует в экономике, но все же намного реже, чем ранее. В дальнейшем, как мне представляется, он будет лишь дополнять прикладную и эмпирическую работу.
Первый шаг в сторону от аксиоматического подхода совершается у нас на глазах: его основоположения становятся более гибкими, признается, что из базовых посылок могут дедуктивно выводиться различные следствия. Когда аксиоматические основы экономики будут окончательно отброшены, экономисты переключатся с чистой математики на прикладную: математика перестанет служить основой теории, а станет лишь инструментом, который помогает выдвигать гипотезы и определять экономическую политику.