ЕС в своем отношении к России также руководствуется конкретными интересами, что наиболее отчетливо видно на примере импорта российских энергоносителей. Будучи «нормативной великой державой», он связывает их с ожиданием, что прагматичная политика российского партнера не вернется в русло авторитарно – централистской традиции, а будет основываться – как это зафиксировано в Соглашении о партнерстве и сотрудничестве и подтверждалось в ходе всех встреч на высшем уровне – на общих, действующих для всех правилах. Такой подход нельзя приравнивать к навязыванию собственной европейской модели, как нередко считают в Москве. Несомненно, что модернизация может быть успешной лишь тогда, когда проводится во всех областях, а не ограничивается заимствованием отдельных технических стандартов и норм. И в Германии, и в ЕС в целом считают, что предсказуемость, прозрачность и эффективность политики, экономики, силовых структур могут быть надежно обеспечены лишь в том случае, когда исполнительная власть встроена в систему разделения властей. При этом у независимых у независимых СМИ и гражданского общества есть возможность для выражения конструктивной критики. [22]
Если следовать теории демократического мира, то рецентрализация, авторитарные и националистические тенденции в российской внутренней политике влияют как на внешнюю политику, так, в конечном счете, и на отношении между Россией и ЕС, а в перспективе чреваты повышенным потенциалом конфликтности. Поэтому критические голоса из общества не должны расцениваться как угроза стабильности, такова германская и европейская позиция по этому вопросу. Скорее они должны быть признаны необходимым фактором стабильности и средством исправления ошибок. Демократическое и правовое государство с живым гражданским обществом – лучшая гарантия для обеспечения мира и основанного на доверии сотрудничества в сфере политики безопасности.
Поэтому нарастающие расхождения между нормативными положениями и практической политикой, между риторикой реальностью в путинской России в немалой степени способствовало похолоданию в партнерстве между ЕС и Россией и ослаблению оптимистической тональности в политике, общественном мнении и СМИ Германии. Степень приверженности России европейским ценностям по-прежнему определяет для ЕС характер и качество партнерства, заявляли в Брюсселе. Будучи влиятельным членом ЕС, Германия разделяет принятую там точку зрения на значение ценностей. Что же касается поведения на практике, то у различных политических сил акценты различаются. Как прежнее, так и новое руководство ФРГ фактически делает ставку на общность целей или союз с Москвой, на прагматическое партнерство, при котором требование реализации общих ценностей отступает скорее на второй план.
Такой подход имеет определенные преимущества, что можно показать на трех примерах.
Первый – успех, которым в начале апреля 2004 года, почти в последний момент перед расширением ЕС, увенчались усилия Шрёдер, направленные на то, чтобы получить принципиальное согласие России на распространение действия Соглашения о партнерстве и сотрудничестве на 10 новых членов Союза. [23]
Второй пример успеха «тихой дипломатии»: во время визита в Германию в декабре «004 года В. Путин снял демонстративное табу темы, касающейся Чечни, и заявил о своей готовности рассмотреть возможности сотрудничества России, Германии и ЕС по разрешению чеченского конфликта, а также политической, экономической и социальной стабилизации Северного Кавказа. Правда, когда «тройка» ЕС в мае 2005 года обратилась к этой концепции в ходе московского саммита, российский президент дал обратный ход. [24]
Наиболее выразительным и успешным представляется третий пример: вмешательство ведущих немецких политиков в украинский конфликт. Так, известно, что тогдашний министр иностранных дел Германии Йошка Фишер во время государственного кризиса на Украине убедил своего коллегу в ЕС Х. Солану оставить колебания и отправиться в Киев, где тот оказал важную поддержку компетентно и убедительно действовавшему президенту Александру Квасьневскому и литовскому президенту Валдасу Адамкасу в их завершившейся успехом посреднической миссии. [25]
Стабильность требует демократических институтов и постоянной обратной связи политики с самостоятельным парламентом и живым гражданским обществом. Однако в политической практике в отношении России Шрёдер действовал иногда вопреки таким постулатам – например, когда он характеризовал как соответствующие правилам фарс с выборами в Чечне и юридические манипуляции с делом Ходорковского. Такой явно определяемый интересами подход хотя и находил в экономических кругах единодушное одобрение, однако наталкивается в политических кругах, включая собственную коалицию, на открытую критику и рассматривался как контрпродуктивный в долгосрочной перспективе для достижения поставленной цели стратегического партнерства. Подобную же критическую позицию занимают многие немецкие СМИ. Это особенно важно, потому что среди европейских СМИ они традиционно уделяют наибольшее внимание ситуации в России.
На этом фоне Ангела Меркель, будучи кандидатом на пост канцлера от ХДС/ХСС, дала понять, что под ее руководством будет сохраняться стратегическое партнерство с Россией. Вместе с тем она заявила о необходимости открыто задавать Путину критические вопросы. Рассчитывающие войти после выборов в правящую коалицию свободные демократы делали ставку на большую открытость России. В чеченском конфликте они призывали участвующие в нем силы, в особенности российское руководство, искать политическое решение, которое чеченское население приняло бы и активно в нем участвовало.
Что касается пространства внешней безопасности, то вследствие иракской войны сложились контуры неформального сообщества интересов Германии-Франции-России. Сообщество интересов служит его участникам механизмом для консультаций по волнующим стороны вопросам политики и безопасности. Ключевые понятия здесь следующие: эффективный мультилатерализм в действенной системе международных правил и институтов, ядро которой составляет ООН: ненасильственное решение конфликтов на Ближнем и Среднем Востоке, в высшей степени взрывоопасном регионе по соседству с Россией и ЕС; поддержка Москвой стремления членов ЕС – Германии, Франции, Великобритании убедить Иран отказаться от производства материалов, пригодных для создания ядерного оружия. В этом контексте Россия оказала содействие миссии бундесвера в Афганистане, предоставив Германии права воздушного и наземного транзита через свою территорию. Германия, в свою очередь, выступает за то, чтобы активнее привлекать Россию к участию в Европейской политике безопасности и обороны и проводимых ЕС операциях по преодолению кризисов, в частности, мерах по разрешению «замороженных конфликтов» в Молдавии и на Кавказе. Наконец, не следует забывать о материальном и технологическом участии Германии в уничтожении огромных российских арсеналов химического оружия и утилизации устаревших атомных подолдок Северного морского флота РФ.
Таким образом, не в последнюю очередь благодаря импульсам из Берлина, до весны 2004г. удалось найти решение ряда вопросов в различных областях отношений России и ЕС – несмотря на усиливающиеся расхождения, касающиеся ценностей и принципов. [26] Особо следует упомянуть в целом положительное урегулирование проблемы калининградского транзита, согласие ЕС на вступление России в ВТО, ратификацию Москвой Киотского протокола и договоренности о присоединении 10 новых членов ЕС к Соглашению о партнерстве и сотрудничестве. Эта фаза успешного практического сотрудничества может быть прервана в связи с событиями, развернувшимися в Украине.
Вопреки нередко высказываемому в России мнению, Германия и Европейский союз не стремятся к поглощению Украины по принципу «Меры с нулевой суммой». Об этом свидетельствует то, что они долго не вмешивались в конфликт и не открывают перед этой страной конкретной перспективы вступления в ЕС. С этой точки зрения ЕС совершенно нетипичный империалистпоступающий прямо противоположно стереотипам. Его продолжающаяся экспансия, подчеркивают многие наблюдатели, коренится не в стремлении его руководства к территориальному расширению, а в его привлекательности для соседей. В действительности события на Украине были не геополитическим конфликтом между Россией и ЕС, а борьбой двух моделей развития самой Украины – вступления на путь демократии и реформ с одной стороны, или сохранение полуавторитарной модели коррумпированной и исчерпавшей себя клановой экономики – с другой. Именно первый вариант в критический момент получил и продолжает получать поддержку в частности от Германии. Это подчеркнуто в принятой Берлином в феврале 2005г. специальной межведомственной концепции поддержки реформ на Украине [27]. В контексте плана действий ЕС, помимо прочего, эта концепция включает в себя: предоставление консультаций в области государственного управления и права; экономическое сотрудничество; оказание помощи структурным реформам для выравнивания условий жизни на Востоке и Западе Украины; содействие развитию гражданского общества, а также сотрудничество в сфере образования.