Когда товара не хватает, его ищут повсюду. Стремительно растёт спрос в первую очередь на всё пригодное для расплаты там, где инфляционные фантики к приёму не обязательны. Свободно конвертируемая валюта, золото, драгоценности… Всё это дорожает куда быстрее прочих товаров. И суммарная стоимость денежной массы, выраженная в любых твёрдых ценностях, непрерывно падает. Так инфляция порождает дефляцию.
От инфляционных денег все стараются избавиться чем поскорее: ведь завтра они станут дешевле, чем сегодня. В Германии в 1923 м зарплату выдавали дважды в день — чтобы люди успевали хоть что-то купить до очередного бюллетеня валютной биржи. А ведь эффективная масса денег равна произведению номинальной их массы на скорость обращения. И отношение денежной массы к товарной опять-таки падает: дефляция налицо.
Правительство, видя эту дефляцию, пытается преодолеть её выпуском дополнительных денег. Но они по-прежнему ничем не обеспечены. И вялая инфляция переходит в галопирующую, перерастает в гиперинфляцию…
Не зря говорят: «Статистика похожа на уличный фонарь — ничего не освещает, но на неё можно опираться». Решение наших проблем на основе (безупречных!) статистических аргументов академика Богомолова равносильно тушению пожара бензином.
Более того, даже нынешний уровень покрытия валового внутреннего продукта достигнут именно благодаря тому, что уже третий год правительство и Центробанк совместно сдерживают инфляцию. В разгар её, в 1993-м, этот уровень был куда ниже убийственного для любой экономики 0.1…
Вы спросите: «А как же Кейнс?» Действительно, самый впечатляющий выход из депрессии — «новый курс» Франклина Делано Рузвельта — строился на основе теории Джона Мейнарда Кейнса. И ключевым элементом курса было инфляционное стимулирование спроса.
Но Кейнс несколько объёмнее формулы «дефляция даёт спад, инфляция — подъём». Его теория рекомендует, подтолкнув маховик производства впрыском денег, изъять их ДО того, как они пройдут по всем экономическим цепочкам и подтолкнут вверх цены. И создавать дефляцию, как только экономика ускорится до размеров, угрожающих долгосрочной стабильности: ведь постоянно ускоряться невозможно, а резкое торможение означает кризис.
Рузвельт действовал строго по теории. Девальвировал доллар более чем вдвое — с US$16 до US$35 за тройскую унцию (31.1 грамма) золота. Но однократно — с таким запасом, что следующая девальвация состоялась через 38 лет, в 1971 м. И в дальнейшем политику вёл жёсткую: все государственные расходы финансировал из неинфляционных источников. Налоги, займы — всё, что только перераспределяет, но не увеличивает, общую денежную массу. Конечно, она всё равно росла. Но лишь в меру роста производительности труда. И лишь в войну, из-за дефицита рабочей силы, начался рост зарплаты — и с ним рост цен. Знаменитый кейнсианец Джон Кеннет Гэлбрейт руководил тогда управлением по контролю цен. И в соответствии с заветами своего учителя тормозил (!) инфляцию.
Позднейшие государственные мужи забыли тонкости теории, стали в погоне за непрерывным разгоном экономики нагнетать инфляцию. И добились: к концу 60 х она стала неуправляемой (в США — невероятные доселе 5–10 % в год). Экономика перешла в затяжной застой. Чтобы вырваться из него, Рейгану потребовалось множество героических мер — и не в последнюю очередь жёсткая дефляция.
Героические усилия нужны для выхода из инфляции ещё и потому, что инфляционным деньгам не верят. А ускорение оборота денег равноценно дополнительному их выпуску. Поэтому общий призыв политиков в эпоху инфляции — «Восстановим доверие к нашей валюте!» Интересно, КАК восстановить доверие к деньгам, дешевеющим ежечасно? Для доверия к твёрдой валюте специальные усилия не нужны. Кто призывает: «Доверяйте доллару!»?
Доллару верил весь мир — пока всем нужны были американские товары. А к 60 м годам Европа наладила своё сельское хозяйство, да и промышленность США заметно отстала от европейской. И оказалось, что доллар уже не обеспечен товарами. А золота в форте Нокс на все бумажки не хватало. И доллар рухнул. Несмотря на титанические усилия госбанков всего мира: ведь доллар был тогда фактической основой всей мировой валютной системы, и всю её залихорадило. Ничто не помогало. Пока Рейган не прекратил накачку экономики деньгами. Пока промышленность не встала перед выбором: перестроиться или погибнуть. Пока не закрылись убыточные в новых условиях заводы. Пока оставшиеся не нашли новые товары, конкурентоспособные на насыщенном рынке Европы. Пока… Что перечислять! Любой грамотный экономист знает, как выходят из кризиса.
Президенты Никсон, Форд и Картер — в общей сложности двенадцать лет — пытались наладить работу американской экономики денежной эмиссией. В результате золотое содержание доллара упало чуть ли не в двадцать пять раз — с тридцати пяти до восьмисот с лишним долларов за тройскую унцию. Не зря ещё Никсону пришлось отменить официальное номинирование долларов в золоте: слишком уж удручающе выглядели результаты его деятельности.
И показатели американской экономики всё это время падали. Конечно, не пропорционально золотому содержанию доллара: тамошняя промышленность ориентирована в основном на внутренний рынок, а не на экспорт, как российская. Так что в целом падение было медленное, почти застой. Что породило новый термин: стагфляция = стагнация + инфляция.
Зато при Рейгане золотое содержание доллара за восемь лет выросло вдвое: примерно до четырёхсот долларов за унцию. И экономика, вопреки страхам вульгарных кейнсианцев, расцвела.
Впрочем, рьяные поборники любой теории одинаково плохо понимают своих учителей. Не зря Маркс постоянно повторял: «Я не марксист».
Буш и Клинтон продолжили политику поддержки отечественной валюты. Сегодня, через десять лет после Рейгана, за унцию золота дают менее трёхсот долларов. И даже периодические биржевые кризисы — эхо восточноазиатской финансовой катастрофы — не отменяют общей тенденции к росту биржевых курсов акций и денежного покрытия валового продукта. Хотя эти ключевые показатели выражены в дорожающих долларах. То есть реальная ценность американской экономики растёт ещё быстрее.
Кстати, о золоте. Первую в новой истории инфляцию вызвал как раз поток золота, хлынувший в 16 м веке в Испанию из свежезахваченной Южной Америки. Уж на что твёрдая валюта! Но и она подчинена законам экономики. Золота стало много, а производство — старое, средневековое — быстро перестраиваться не умело. И цены поднялись на глазах одного поколения в 8 раз! Испания от этого удара так и не оправилась. К концу 16 го века она являла все признаки застоя, столь нам знакомые. И в застое этом пребывала — с редкими попытками хоть что-нибудь изменить — до конца 70 х годов нашего века. Да и тогда её сдвинули с места лишь усилия всей западной Европы.
А вот Англия отгородилась от золотой реки. На золото разрешено было покупать лишь импортные товары. За отечественные же рассчитывались серебром, всё ещё дефицитным (его рудники в Америке созданы позже). Отсюда пошла традиция цену на товары и услуги для высшего общества назначать в гинеях: золото в Англию везли в основном португальцы, традиционно торгующие с ней, из доставшейся им Африки — прежде всего из Гвинеи. Тогда и начался — и продолжался до конца 19 го века — подъём английской промышленности. Ибо экономика растёт лишь тогда, когда деньги можно только заработать — когда каждая монета, купюра, запись в банковских счетах обеспечена товаром, на который можно (и стоит!) её потратить.
Именно поэтому инфляции не вызывают кредиты. Занимая у кого-то деньги, Вы сразу же лишаете его возможности что-то купить и тем самым получаете такую возможность. Кредит не создаёт новых денег, а лишь перераспределяет их. Конечно, если его возвращать: многолетние безнадёжные кредиты колхозам — один из важнейших инструментов разрушения социалистической экономики. И если занимать у реальных собственников, а не у госбанка — тот всегда может напечатать ещё.
Правда, займы рано или поздно исчерпываются. Поэтому занимать можно лишь для того, чтобы под временным прикрытием чужих денег научиться зарабатывать самостоятельно. Ошибка правительства Черномырдина именно в том, что оно не проявило должной настойчивости в этом обучении. Но эту ошибку инфляционным потоком денег не исправить.
Итак, академик Богомолов прав. Экономика наша действительно пребывает в жестоком дефляционном спаде. Но спад этот — неизбежное следствие инфляции. Его не преодолеть, пока не кончатся попытки лечить дефляцию инфляцией. Скоро ли?