Известна была Русь и Англии. Не случайно в одной из версий о Бове-королевиче (начало XIII в.), описывающей оживленную торговлю английского порта Саутгемптона, упоминаются грузы из Руси: «купцы прибывают из Апулии и Руси, привозящие их великий товар». И ирландские купцы достигали Руси, судя по существованию их храма св. Марии в Киеве. В английской описи долгов фигурирует (под 1180—1182 гг.) рабби Исаак из Руси. В английских источниках есть документ о русской торговле XI в. Герваз, канцлер Оттона IV (XIII в.) родом из Тильбури на Темзе, живший на континенте, говорил о возможности плавания из Британии на Русь через Балтику. На средневековых английских картах Русь помещена к северу от дельты Дуная, на его левобережье. Фламандская торговля сукном, видимо, все же достигала Новгорода, наряду с английскими купцами уже в XI в., зачастую под названием фризских, плавали на Русь и нидерландские купцы.
Яркий свет на эту мозаичную картину проливают материалы нумизматики, недавно обработанные В. М. Потиным. На Руси при отсутствии серебряных рудников «первостепенное значение имела иноземная монета — восточные дирхемы (до 20-х годов XI в.), западноевропейские денарии, византийские милиарисии». Напрашивается вывод, что смена в XI в. потока восточных дирхемов в нашу страну потоком западных денариев, как бы мы ни оценивали ее причины, позволяет говорить о возрастающих экономических связях Руси с другими странами Европы. Это, понятно надо сопоставить с развитием городского ремесла и расширением экспортных возможностей страны.
На массовом материале В. М. Потин установил, что денарии шли на Русь с середины X до начала XII в., что область распространения и поглощения наибольшей массы и арабских монет и денариев почти полностью совпадает. Это — Польша, Швеция (с о. Готланд), Русь и Восточная Прибалтика. Основными экспортерами сюда серебра в X—XI вв. были Германия (74% всех найденных вне ее пределов монет) и Англия (соответственно 22%). Монетное серебро экспортировали страны, его добывавшие, а ввозили другие страны по внутриэкономической потребности.
В Руси из 199 находок западноевропейских монет (из них 57 — в кладах) наибольшее число падает на земли Новгородскую (с вассальными землями), Полоцкую (тоже с вассальными землями), Смоленскую, Ростово-Суздальскую, Рязанскую, меньше — на Галицкую, Переяславскую, Черниговскую. В целом денарий был известен в Верхней Руси лучше, чем в нижней.
Причину этого автор видит в локализации серебряных рудников в Северной Германии. Замечу, что так как Нижняя Русь торговалa не менее интенсивно, чем Верхняя, понятна заинтересованность ее князей в получении серебряных печерских и других даней — несомненно бывших нарастающим источником благородных металлов на Руси.
Находки денариев позволяют говорить о связях Руси X—XI вв. даже с Прирейнским районом — Нижней Лотарингией, Верхней Лотарингией и Фризией. Но наиболее распространены у нас были кельнские монеты (936—1036). Минуя Скандинавию, шли на Русь монеты Саксонии, Восточной Фрисландии; есть и монеты из Баварии (Регенсбург Аугсбург), Франконии (Майнц, Вормс и др.), Швабии (Базель) и др. Находятся и денарии императора Генриха V и др. Среди денариев видим и венгерские — Иштвана I (1000—1038), Кальмана (1095—1114), Иштвана II (1115—1131), и чешские — Яромира (1003—1004—1012), Олдржиха (1012—1034), и датские — Кнута Св. (1080—1086), и английские (до 1066).
Торговые связи Руси со Скандинавией отражены нумизматикой главным образом до второй четверти XII в.; арабские монеты, шедшие через Русь в другие страны Европы, занесены в Норвегию, Швецию и Готланд. Сравнительно большой процент норвежских и шведских денариев при относительно слабом развитии монетного дела в Скандинавии, поступал скандинавским торговым путем в потоке европейских денариев.
Но этот скандинавский приток не идет ни в какое сравнение с балто-славянским, который был несравнимо сильнее. Из балтийского Поморья денарии шли на Русь, перемещаясь с рынка на рынок, часть из них попадала из Чехии по водному пути Западный Буг—Припять.
Начало крестового похода на Русь и подвластные ей народы сопровождалось попытками дезорганизовать эти веками складывавшиеся торговые отношения, разорвать договоры, осуществить блокаду славянобалтийских земель. Эта безумная идея была выдвинута папской курией и нашла свое выражение в серии булл, запрещающих торговлю с язычниками Прибалтики (пруссами, литовцами, латышами, эстонцами, финнами, карелами) и «схизматиками» Руси, в первую очередь такими товарами, как оружие, железо, соль и др.
Но сломать торговлю с Русью не удалось. Напротив, торговля стала важным фактором, использованным русскими дипломатами для стабилизации политических отношений. Торговля оказывалась сильнее войны и немецкие, шведские, датские купцы, деятельно поддерживая усилия крестоносцев, не порывали торговли с Русью, а когда убедились в провале похода, то возобновили с ней старые договоры. В разгар крестоносного натиска были заключены договора Новгорода и Пскова с Ригой епископа Альберта (1199—1229) и Орденом магистра Волквина (1209—1236); в пору измены псковских бояр Псков заключил особый договор (1228 г.) с Ригой и Орденом — оба эти договора содержали, понятно, и торговые статьи, как и новгородско-немецкий договор 1234 г.
Мы ничего не говорили о давних внешнеторговых связях Смоленска, Полоцка и Витебска. Между тем, вторжение крестоносцев обнаружило, что с интересами этих центров им необходимо считаться. Уже в 1210 г. Рига заключила первый договор с Полоцком (вероятно, на основе древних полоцко-немецких грамот, «как было при первых князьях полочскы[х]»), в котором, видимо, участвовал и Смоленск; в 1223 г. после битвы на Калке договор был возобновлен. Смоленско-немецкая торговля тоже шла издавна и там, как и в Полоцке, надо предполагать существование немецкого подворья, ведь не случайно «Лудольф из Смоленска» фигурировал в 1210 г. как член полоцкого посольства в Ригу.
Яснее всего и давность, и объем и современные крестовому походу на Русь условия торговли выступают в договоре 1229 г. Он заключен от имени смоленского князя Мстислава Давыдовича и действие его распространялось на Полоцк и Витебск (которые выступали в своеобразном союзе) и на едущих через Смоленск русских вообще; с другой стороны выступали власти Риги, Ордена и Висби и действие договора распространялось и на других латинян, посещавших Русь (по готландскому противню — аутентичной копии договора: «и всему латиньскому языку, кто то у Русь гостить»). В составлении договора участвовали с русской стороны Тумаш Михалевич, а с немецкой рыцарь Рольф из Касселя; послухами выступали «латинские купцы» из «Римьского царства». Их состав освещает круг торговых контрагентов Руси, включавший помимо Риги и Висби, также Любек, Сест, Мюнстер, Гренинген, Дортмунд, Бремен. Это круг городов-завоевателей, готовых надеть на шею Руси золотое ганзейское ярмо. Но договор свидетельствует, что Русь продолжала сохранять свои исконные права на Балтийском море и что сама юридическая основа договора, перекликаясь с уже известными нам памятниками этого рода восходит к нормам древнерусского права.
Киев этот — «соперник Константинополя» и «прекраснейшая жемчужина греческого культурного мира», в начале XI в. имевший 8 рынков и 400 церквей — был одним из крупнейших городов средневекового мира, сюда многие приходили «от Грек и инех земль» и «держава самовластна» его князей и в конце XII в. была «не токмо в роускых концех ведома, но и сущим в море далече». Хорошо известны статьи о внешней торговле древнерусского законодательства; внимания к гостям требовал и Владимир Мономах. Борьба княжеских группировок пагубно сказывалась на экономике страны, что хорошо видно по судьбе Киева. Разорение Киева войсками Андрея Боголюбского (1169 г.) даже в суздальской летописи охарактеризовано, как разгром и Подола и Горы; да, говорит летописец «напасти были и взятия», но «такого же зла не было» над Киевом от самого крещенья, как поступил Андрей с иноземными купцами, не знаем, но последующие события заставляют думать, что им пришлось туго.
Когда в 1174 г. черниговский Святослав Всеволодович вытеснил из Киева Ярослава Изяславича, ограбив его, последний вернувшись в Киев, обвинив во всем киевлян, замыслил им «тяготу» и заявил: «примышляйте, чим выкупити княгиню и детя; онем же не умеющим, что отвещати ему» и тогда князь «попрода весь Кыев, игумены, и попы, и черньце и чернице. Латину и госте и затвори все кыяны». Текст не очень ясный, но, видимо, князь возложил на Киев большой окуп, задевший и русских и иноземных купцов.
Еще один пример приходится на 1202 г., когда смоленско-овручский Рюрик Ростиславич вместе с Ольговичами и заволжскими половцами («вся Половецкая земля») Кончака и Данилы Бяковича берут Киев «на щит» и грабят все без разбора — «а кого дойдет рука»), даже монахов и попов «ведоша в поганыя». Пострадали и многочисленные иностранные купцы: «а что гости иноземьця вьсякого языка», которые затворились в церквах, то «въдаша им живот», но их «товар» разделили с половцами «на полы». Наконец, в 1235 г. при захвате Киева черниговским Михаилом Всеволодовичем и северским Изяславом Владимировичем они «на немцих (т. е. иностранных купцах) имаша искуп».
Следовательно, в Киеве все время пребывали многочисленные иноземные (латина, немци, гости) купцы, здесь были их подворья улицы, кварталы, подобно тому как их имели евреи, хазары, армяне.
Доминиканцы владели в Киеве храмом св. Марии, и были под покровительством папы; их изгнали отсюда в 1233 г. Монастырь ирландцев просуществовал до монгольского нашествия; он находился под юрисдикцией венского аббата. Иностранцы имели дипломатический иммунитет, нарушение которого упоминается летописью, как событие чрезвычайное. Их позиции были так устойчивы, что Плано-Карпини, посетивший Киев после монгольского разорения в 1245 г., еще застал там купцов из Польши, Византии, Австрии, Генуи, Венеции, Пизы, Акры и, по-видимому, Франции. С ним вместе сюда ехали купцы из Вроцлава. Видимо, они старались либо ликвидировать дела, либо установить новые контакты и с Русью и с разорившей ее Золотой Ордой.