«Прекрасная Америка!» — называют свою страну американцы. И она действительно прекрасна. Удивительны ее бескрайние просторы, на которых уместился целый учебник географии, от жарких пустынь до вечных снегов. Достойны восхищения ее люди, свершившие уникальный исторический эксперимент и создавшие новое мощное государство из ничего. Как бы критически ни относились к характеру американцев сторонние наблюдатели, большинство посетивших эту страну согласятся, что это место, где чувствуешь себя легко. Удобная жизнь, безграничный комфорт, терпимое отношение к вашим ошибкам в языке и сильному акценту, искреннее стремление помочь ближнему (пусть даже в их представлении, единственный путь к спасению — это стать американцем) — все это по-прежнему делает Америку местом, куда в поисках счастья продолжают стекаться многочисленные иммигранты, мечтающие стать «настоящими»; американцами. Какие же они, эти загадочные американцы, если попытаться взглянуть на них без голливудского лоска, но и без европейского снобизма?
Крупная нью-йоркская газета писала в 1863 году в разгар Гражданской войны: «Нам не нужны симпатия России, симпатия Франции, симпатия Англии, симпатия любого европейского правительства… Демонстрация нашей огромной военной и военно-морской силы, наши природные запасы, которым нет равных, и наше национальное единство заставят мир уважать и бояться нас». Звучит вполне современно.
Двойной стандарт
Высокомерное отношение к американцам всегда было признаком хорошего тона в европейских странах. Соединенные Штаты как государственное образование в разные исторические периоды оценивались по-разному — когда с сочувствием, когда с негодованием, когда с восхищением, когда со страхом, — но характер жителей этой страны вызывал однозначное неприятие. Чрезмерная деловитость, жадность, эгоизм, сочетающиеся с невежественностью, грубостью, бездуховностью и отсутствием хороших манер, — такие черты испокон веков приписываются американцам.
На этом фоне странной, если не сказать парадоксальной, выглядит все более очевидная и повсеместная американизация всего мира. Европейский обыватель, презрительно косящийся на шумную и пеструю толпу американских туристов, скорее всего, одет в американские джинсы, только что вышел с детьми из Макдоналдса, слушает в автомобиле американскую музыку, а вечером, попивая купленную в супермаркете кока-колу, будет смотреть по телевизору голливудский боевик. Американский идеал бесплотной красоты заставил многих европейских девочек отказаться от сладкого, а культ силы отправил мальчиков накачивать мышцы в спортзалах.
Еще несколько лет назад англичане с негодованием отзывались о знаменитой американской фразе «Have a nice day!», что можно дословно передать как «Пусть ваш день будет приятным!», но только высказанную тоном приказа — «Я кому сказал!», считая ее выражением некоторого насилия над личностью. А если я не хочу, чтобы он был приятным, или не могу? Сегодня фраза успешно прижилась в английской повседневной жизни, а для многих продавцов магазинов стала автоматической.
Пионеры нового света
Американские семьи бережно хранят память о своих истоках. Биография любого американца неизбежно начинается с указания на его происхождение — «из семьи ирландских переселенцев», «сын итальянских эмигрантов», «предки приехали в Америку из Восточной Европы». Существует даже своеобразная американская аристократия, ведущая отсчет от первых колонистов, прибывших на корабле «Мэйфлауэр». Но это все скорее дань моде, своеобразное хобби, не более — единство различных составляющих этой пестрой толпы не вызывает сомнения. Сильны скорее региональные различия между Севером и Югом, Западным и Восточным побережьем, чем между различными составляющими американской нации.
На заре их молодости
Многочисленные европейские путешественники рисовали жизнь далекой страны не самыми розовыми красками. Надо помнить, что населяли Америку люди, покинувшие Европу и строившие свою жизнь по иным, новым принципам, что не могло не вызывать неприятного чувства у приезжих — они не скупились на яркие картины нового быта и новых нравов, царивших в молодой республике. «Американцы решительно не склонны к юмору, — писал англичанин Чарльз Диккенс, — и у меня создалось впечатление, что они от природы мрачны и угрюмы... Когда я ездил по стране, когда попадал в места, удаленные от больших городов, меня положительно угнетали ... преобладающая там серьезность и унылая деловитость; эта атмосфера была настолько повсеместной и неизменной, что мне казалось, будто в каждом новом городе я встречаю тех же людей, которых оставил в предыдущем…»
Одним из самых внимательных наблюдателей американской жизни XIX века стал молодой французский аристократ Алексис де Токвиль, классический труд которого «Демократия в Америке» и сегодня читается как увлекательный роман. Оценки, данные им американскому характеру, не столь однозначны, как у большинства других европейцев. «Американцы живут в стране чудес, — писал де Токвиль, — все вокруг них находится в постоянном движении, и они воспринимают это движение как прогресс. Для них обновление обозначает совершенствование. Они не видят никаких природных границ человеческой деятельности… Новый Свет — это счастливый край, пороки людей там почти так же полезны обществу, как добродетели!» Еще в 1831 году Токвиль пришел к пророческому выводу, увидев далекое будущее: «В настоящее время в мире существуют два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся… к единой цели. Это русские и англо-американцы… У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира».
Образец единения
Соединенные Штаты по праву могут считаться одним из самых грандиозных экспериментов в истории человечества, согласно которому были взяты представители разных национальностей, этнических групп и даже рас и помещены вместе на огромной территории, отрезанной от окружающего мира. В результате в довольно короткие сроки появилась новая общность, со своими вполне определенными традициями, нравами, ценностями, манерой поведения, восприятием мира — словом, всем тем, что называется национальным характером.
Еще в 1824 году один забытый ныне общественный деятель молодой республики в своей приветственной речи в Гарвардском университете провозгласил: «В Европе разобщенность народов начинается с различия языков и завершается различием рас, институтов и национальных предубеждений… В то же время все обширные территории, входящие в состав нашей республики, объединены не только одним языком, но и одним национальным правительством, в основном одними и теми же законами и обычаями, общими корнями. Человечеству здесь предоставлена возможность единения, о котором едва ли когда-нибудь до этого было известно на Земле». И это в то время, когда американцев и не признавали за единую нацию, считая их просто скопищем европейцев-неудачников.
Истоки "американской мечты"
Американская система ценностей изначально строилась в сильном взаимодействии с европейской. Отношение американцев к Европе является ключом к пониманию многих особенностей их натуры. Оно представляет собой причудливую смесь «любви-ненависти»: отторжения и зависимости, откровенного презрения и скрытой оглядки. С одной стороны, в Европе оставались истоки, корни, и это никогда не забывалось. Влечение к первоистокам, своего рода зов предков, не исчезали даже через несколько поколений, ощущались людьми, родившимися и выросшими в Америке. С другой стороны, дети, покинувшие свою мать по доброй или недоброй воле, часто таили в душе горькую обиду. Те, кто был вынужден уехать, не могли простить насилия. Те, кто добровольно покинул родину, сделали это, не найдя там покоя, счастья или достатка. И в том, и в другом случаях возникало своего рода отторжение от прошлого мира, рождавшее неприятие и протест. Доказать свое превосходство и независимость, догнать и перегнать ведущие европейские державы по экономическим, военным, социальным показателям стало важнейшей целью американского государства.
Противоречивым было всегда и отношение к европейской цивилизации. Европа для американца всегда была средоточием культуры, искусства, тонкого вкуса, исторических традиций и высокой духовности, недостаток всего этого очень остро ощущался в американском обществе. Но была здесь и оборотная сторона: традиции часто ассоциировались с консервативностью, аристократизм с косностью, культура и искусство со вчерашним прожитым днем, который закончился и никогда не повторится. Подобное отношение позволяло смотреть на недостатки своего мира под совершенно новым углом зрения: да, не хватает достоинств европейской культуры, зато нет и недостатков европейского общества. Нет устоявшихся традиций, зато есть демократизм, нет древних памятников, зато есть будущее, нет изысканных манер, зато есть прямодушие и энергия.
Неоднозначным было и то влияние, которое Европа оказывала на восприятие американцами окружающего мира. С одной стороны, оно было значительным и всеобъемлющим. Европа была основным мерилом ценностей. Определяя место того или иного явления в общей картине мира, американец невольно оглядывался на европейский образец. Внутренняя зависимость — моральная, нравственная, духовная — здесь была очевидна. Одновременно с этим сосуществовало и прямо противоположное чувство, схожее с детским духом противоречия.
Процесс национального самоопределения американского народа был неразрывно связан с процессом самоотторжения от европейских корней. Идея об уникальности, особом предназначении Америки, manifest destiny («предначертание судьбы»), «американская мечта» — все эти концепции и доктрины родились в первую очередь в сравнении, а точнее, противопоставлении Европе. Уже в нашем столетии появился ряд работ, посвященных анализу отношения американцев к Европе. Подчеркивая многоплановость и неоднозначность этих отношений, один из исследователей писал: «Европа всегда была для нас суровым отцом и доброй матерью, грозным врагом и храбрым союзником, хорошим учителем и непослушным учеником, постоянным побудителем и постоянным раздражителем». И далее: «Америка стала уникальной и великой именно потому, что была анти-Европой, Европа — эстетически привлекательной потому, что была анти-Америкой». Известный американский ученый Д. Бурстин определял эти отношения следующим образом: «До сих пор, когда мы начинаем говорить об уникальности Америки, мы почти всегда заканчиваем сравнением нас с Европой ... В Соединенных Штатах примерно до начала нынешнего века понятия «американский» и «европейский» в меньшей степени использовались как конкретно географические термины, чем как логические антитезы».