Смекни!
smekni.com

История экономики России 2 (стр. 48 из 53)

Первыми начали процесс "размежевания" с Союзом республики Прибалтики. Но, как ни странно, 12 июня 1990 года именно в России


М. С. Горбачев и Е. К. Лигачев

была принята Декларация о государственном суверенитете, а в ноябре 1990 года юридический акт об экономических основах суверенитета рес­публики, утвержденный Верховным Советом РСФСР. Россия объявила своей собственностью все находящиеся на ее территории производи­тельные силы и природные богатства. Чего только не увидишь в на­шей удивительной стране: Россия отделялась от самой себя!

В августе 1991 года некоторыми лидерами компартии и правитель­ства СССР была совершена попытка государственного переворота (на­правленная скорее против Горбачева, нежели против государства) Путч не удался, но стал "последней каплей": сначала Б. Н. Ельцин - дав­нишний недруг Горбачева, демонстративно и не без артистизма при­остановил деятельность Коммунистической партии, а 8 декабря 1991 года президенты России, Белоруссии и Украины неожиданно для всех денонсировали договор об образовании СССР. Через четыре дня Вер­ховный Совет РСФСР ратифицировал "договор трех". Это был конец. И это было начало.

России больше ниче­го не мешало перейти к решительному рыночно­му реформированию страны.

В 1992 году так или иначе (скорее неудачно, чем удачно) в нашей эко­номике действительно на­чались рыночные подвижки. Всю теоретическую и практическую работу по реализации рыночной реформы взяла на себя группа

Б.Н. Ельцин среди шахтеров

Е.Т. Гайдар А.Б.Чубайс

специалистов во главе с Е. Т. Гайдаром. Среди помощников Гайдара были и иностранные эксперты, в частности, американский экономист Дж. Сакс.

Надо быть объективным: некоторые положительные результаты ры­ночного реформирования граждане России уже ощутили.

— Преодолен изматывающий рыночный дефицит. В наше время нельзя быть в чем-либо уверенным*, но хочется верить в то, что назад, к ос­корбляющим человеческое достоинство очередям и талонам, возврата не будет**. Парадокс насыщенности потребительского рынка заключа­ется в том, что при наличии экономического роста (на новом эконо­мическом жаргоне этот период называется "застоем") граждане Рос­сии перманентно ощущали дефицит каких-либо благ. Теперь же, при длительной депрессии (которая называется "перестройкой"***),— рынок полон. Не надо быть специалистом, чтобы понять: в нашей стране рез­ко упал платежеспособный спрос. И все равно — приятно видеть со­временные магазины, в которых иногда даже хорошо обслуживают.

Б. Н. Ельцин и Б. Клинтон

На Кавказе говорят: "Лишь бы глаза наелись!". Кажется, с этим у нас теперь все в порядке.

Преодолено несправедливое выравнивание доходов предприятий и работников в условиях всеобщей бедности, при которой труд и способ­ности дестимулировались. В самом деле, если предприятие работало хо­рошо, прибыль у него все равно забирало государство. Ведь и теорети­чески, и практически, поскольку государство было собственником всех факторов производства и субъектом, устанавливающим цены, постоль­ку, по определению, вся прибыль принадлежала собственнику. А уж го­сударство само

* Бывший глава правительства России В. С. Черномырдин любил произносить заклинание бюрократов: "Я глубоко убежден..,". Его замечательный оптимизм за­вершился тем, что весной 1998 года он был отправлен в отставку, не завершив ни одного из заявленных дел по "спасению" экономики России.

** Сейчас мы об этом уже начинаем забывать, но ведь совсем недавно для при­обретения, скажем, стиральной машины надо было обращаться не в магазин, а ... в профком родного предприятия или учреждения. Прекрасно помню, как на кафедру, где я работал, периодически присылалась бумажка о том, что для наше­го подразделения выделяются, например, сапоги женские, коричневые, немец­кие, 39 размера. И мы, взрослые серьезные люди, доценты и профессора, броса­ли в шапку фантики и вытягивали свой счастливый билет на дефицит.

*** Все-таки велик и могуч русский язык!


решало оставлять или не оставлять прибыль предприя­тию, а если оставлять, то какую долю. Если же предприятие работало плохо, или же оно было "планово убыточным" (был и такой термин в советские времена), то средства для воспроизводственного процесса ему опять-таки выделяло государство: нельзя же было закрывать пред­приятие, если его продукция выпускается по плановым заданиям, а значит "необходима обществу". А потом, при социализме нет и не мо­жет быть безработицы. Таким образом, если ты работаешь хорошо,— у тебя отбирают, если же ты работаешь плохо, убыточно,— тебе дают. В результате никому не хочется работать. Что касается заработков от­дельных работников, то и здесь государство с помощью тарифов и нормативов тщательно следило за тем, чтобы различия были не очень велики, ибо "социализм есть равенство". (А полное равенство, доба­вил бы я,— это конец развитию, "тепловая смерть", как говорят в термодинамике.)

Появилась относительная свобода передвижения граждан между различными социальными стратами. Теперь нет привязанности к свое­му социальному слою или классу. Тысячи рабочих и лиц интеллекту­ального труда стали мелкими, средними и даже крупными предпри­нимателями*, крестьяне становятся фермерами, а предприниматели и фермеры — разорившимися люмпенами. И это хорошо, это ведет к ди­намичности социальной жизни, выдувает запах затхлости из нашего всеобщего дома. Правда, эта свобода передвижения имеет и сегодня сильные ограничения, но они в меньшей степени носят теперь соци­ально-политический, профессиональный, классовый или нацио­нальный характер, а имеют все больше денежно-финансовое содер­жание.

В немногих отраслях и сферах экономики появляется пока еще не­явно выраженная конкурентная среда. Это особенно важно для рынка, так как только в конкурентной среде цены приобретают эластичность, не только растут, но и падают. Это замечательное свойство конкурен­ции можно наблюдать на рынке продовольственных товаров, на жи­лищном рынке и даже на рынке труда.

Однако граждане России вдоволь ощутили и иные, негативные, сто­роны рыночной экономики.

Если на локальных рынках и возникает некоторое равновесие, то это всегда равновесие кризисной экономики, так сказать "кейнсианское" равновесие.

— Беспрецедентный в мирное время спад производства так и не преодолен**:

Валовый внутренний продукт

(в % к предыдущему году)

1992 1993 1994 1995 1996 1997

85,5 91,3 87,3 95,8 95,0 100***

* Яркий пример — Борис Березовский, который до прихода в большой бизнес уже был довольно известным ученым, доктором наук и членом-корреспондентом РАН.

** Российский статистический ежегодник. Стат. сб. / Госкомстат России.— М.: Логос, 1996.- С. 285; ЭКО, 1998,- № 3.- С. 15.

*** Пусть число 100 не обманывает читателя. Будьте внимательны: здесь показан ВВП по отношению к предыдущему году, а непрерывный спад мы наблюдаем с 1987 года, так что достичь докризисного уровня нам не удастся еще долго.

— Непривычная для ныне живущих россиян социальная дифферен­циация граждан становится питательной средой, с одной стороны, для возникновения экстремистских движений правого и левого толка, с другой — для возрождения социалистической идеи, которая, впрочем, никогда и не умирала в нашей стране. Официальная статистика дает следующие соотношения денежных доходов между двадцатипроцент­ными группами самых богатых и самых бедных граждан России*:

1970 1980 1990 1991 1992 1993 1994 1995

4,7 : 1 3,3 : 1 3,3 : 1 2,5 : 1 6,4 : 1 7,2 : 1 8,7 : 1 8,5 : 1

Смысл этих соотношений понятен: если до 1991 года разрыв меж­ду "богатыми" и "бедными" неуклонно сокращался, и политика до­ходов действительно имела в виду стремление к социальному равен­ству, то с 1992 года этот разрыв нарастает и принимает социально опасные формы. Тут нужно понять, что речь идет не об абсолютных размерах денежных доходов, а об их соотношениях. И богатые и бед­ные в 1995 году были совсем иными, нежели в 1970 году. Тенденция к равенству граждан в 1991 году означала равенство в бедности, а не в богатстве. Так что ничего хорошего и тогда в этом не было. Но сей­час — иная крайность. Удивителен не сам факт разительной социаль­ной дифференциации граждан, а темп, с которым она происходила. Уму не постижимо, как все это можно выдержать! Ведь ко всему про­чему, у нас в России богатых не любят на психологическом уровне, а богатые пока не столкнулись с действительной классовой борьбой и демонстрируют свое богатство, еще более раздражая бедных граждан**.

Ярче высветится социальная дифференциация, если мы рассмот­рим более "узкие" слои населения, например, пятипроцентные. По данным американских экономистов Л. Дойяла и Я. Гауга, еще в сере­дине 80-х годов средний доход верхних 5 % населения относился к среднему доходу низших 5 %:

в США - как 13 : 1;

в Великобритании — как 6:1;

в Швеции — как 3:1.

Не зря один из теоретиков Социнтерна, И. Штрассер, называл США "слаборазвитым государством благосостояния"***. На фоне Швеции они так и выглядят. А как обстоят дела у нас? По моим расчетам, пяти­процентные группы в 1996 году соотносились в России как 26 : 1. Вот уж по какому параметру мы достигли европейского уровня... XVIII века!