Смекни!
smekni.com

История экономики России 2 (стр. 4 из 53)

* См.: Тарле Е. В. Сочинения.— М., 1957.— Т. 1.— С. 300—302.

** Кейнс Дж. М. Альфред Маршалл, 1842-1924 //Маршалл А. Принципы эко­номической науки.— М.: Прогресс, 1993.— T.I.— С. 11—12.


Задумайтесь, читатель, над этой характеристикой. И вникая в каж­дое ее слово, обратите внимание на то, что вам, будущему экономис­ту, почему-то надо быть еще и историком, вам предстоит "изучать на­стоящее в свете прошлого во имя будущего".

Многие выдающиеся экономисты, в том числе нобелевские лауреа­ты, с большим уважением относятся к историко-экономическим иссле­дованиям. Назовем несколько имен: А. Смит, К. Маркс, Дж. С. Милль, А. Маршалл, И. Шумпетер, Василий Леонтьев, Милтон Фридман, Дж. К. Гэлбрейт, Саймон Кузнец, Дуглас Норт. Все они — всемирно известные экономисты. И в российской традиции было глубоко ос­ваивать эту науку. М. И. Туган-Барановский, В. И. Ленин, Н. Д. Кон­дратьев — вот хотя бы три выдающихся имени, без которых немыс­лима отечественная экономическая наука.

Что мы изучаем?

Начну с того, что точно определить предмет нашей науки не так-то просто. Наука наша относительно молодая, развивающаяся (ей не более ста лет), и предмет ее не вполне устоялся. Более того, ее даже по-разному называют: одни, как мы с вами, "историей экономи­ки", другие — "экономической историей", третьи — "историей на­родного хозяйства", в прошлом веке ее называли "историей хозяй­ственного быта".

Послушаем, что по этому поводу говорят специалисты. Д. Я. Майдачевский обращает внимание на то, что в марксистском варианте история экономики не имеет отличного от политической экономии предмета. И. Шумпетер, подвергнувший критическому ана­лизу экономические построения К. Маркса, особо выделял тот факт, что Маркс "был первым экономистом высокого ранга, увидевшим и последовательно учившим других тому, как экономическую теорию можно превратить в исторический анализ, а историческое повество­вание — в histoire raisonnee (обоснование истории— фр.)"*. Предмет истории экономики — изучение развития способов производства, сме­няющих друг друга на протяжении веков,— не выходит за рамки пред­мета политической экономии, оставляя за собой чаще "нижний этаж" способа производства — "развитие производительных сил в ис­торически определенных формах производственных отношений"**. В са­мом деле, когда вы читаете хотя бы первый том "Капитала", вы об­наруживаете, что почти половина текста — это мастерски подобран­ный исторический материал, с большей или меньшей достовернос­тью подтверждающий созданную Марксом теоретическую картину противоречий капиталистической экономики и буржуазного обще­ства в целом.

Русский экономист П. П. Маслов отождествлял историю экономи­ки с историей производительных сил, с формами их распределения и перераспределения***. Историк Д. М. Петрушевский понимал под эко­номической историей науку, воссоздающую хозяйственную эволюцию стран мира, "внося в эту картину то общее, что можно наблюсти в эволюции каждой из стран... и отметая все индивидуальное". Иными словами, комментирует Д. Я. Майдачевский, перед наукой стоит за­дача определить характерные черты той или иной эпохи, соединить эти отдельные элементы в единое целое, но уже

* Шумпетер И. Капитализм, социализм и демократия.— М.: Экономика, 1995.- С. 83-84.

** Майдачевский Д. Я. Теория развития хозяйства К. Бюхера и дискуссия о предмете экономической истории в русской историке-экономической литературе начала XX века // Историко-экономический научный журнал.— Иркутск—Чита, 1997. - №1.- С. 38.

***См. там же.

не в их конкретно-исторической, а в общеисторической определенности*.

Напротив, эко­номист П. Б. Струве видел задачу экономической истории в "истори­ческом истолковании систематических категорий политической эконо­мии"**.

Принципиальный спор заключался в поисках ответа на вопрос:

кто кому служит — история теории или теория истории. Думается, что сегодня здесь можно найти компромисс, согласившись с тем, что экономическая теория (политическая экономия) и история эконо­мики — две самостоятельные науки, развивающиеся во взаимном обо­гащении.

Выдающийся польский экономист Оскар Ланге, отдавший в свое время свою дань марксизму, решает проблему с завидной простотой. Он рассматривает политическую экономию, экономическую историю и конкретную экономику (а также статистику и экономическую гео­графию) как "экономические науки", или науки, трактующие об эко­номическом процессе. В противоположность политической экономии как науке теоретической экономическая история и конкретная эконо­мика "изучают развитие конкретных экономических процессов, про­исходящих в определенное время и в определенном месте": экономи­ческая история — в прошлом, конкретная экономика — в настоящем. О. Ланге пишет: "Изучение конкретных экономических процессов тре­бует знания экономических законов, управляющих этими процессами. Поэтому экономическая история и конкретная экономика должны пользоваться результатами исследований политической экономии. Од­новременно они доставляют политической экономии знание конкрет­ных экономических процессов, необходимое для того, чтобы теорети­ческие обобщения политической экономии соответствовали действи­тельности"***.

Впрочем, поиск взаимосвязей и взаимодействий между историко-экономической наукой и политической экономией — не единствен­ный, да и не главный сюжет современных ученых.

М. П. Рачков — один из самых интересных исследователей историко-экономических проблем России, создающий в наши дни действи­тельно научную школу в Иркутске, строго различает "экономическую историю" и "историю экономики", считая, что последняя есть струк­турная часть первой наряду с историей экономической политики и ис­торией экономической мысли. Собственно "история экономики" есть объективный процесс экономического развития как он предстает перед исследователем в реально осуществленных исторических формах. Автор предлагает "новый взгляд на экономическую историю России как на­учную дисциплину, которая до последнего времени ограничивалась по преимуществу историей народного хозяйства. Она рассматривает историко-экономический процесс в единстве его объективной (история экономики) и субъективной (история экономической мысли и эко­номической политики) сторон, отображая тем самым неповторимый колорит национальной экономической жизни"****.

* Там же.— С. 39.

** Там же-— С. 40

*** Цит. по: Предмет экономической истории в современной литературе евро­пейских стран социализма Научно-аналитический обзор.— М ИНИОН АН СССР, 1978.- С. 25

**** Рачков М. П. Новая концепция экономической истории России // Вестник Иркутской государственной экономической академии, 1997.—№11— С 19


Однако М. П. Рачков чрезмерно расширительно трактует предмет нашей науки: "Экономическая история в новом ее понимании не есть история только народного хозяйства или только материального базиса общества; она охватывает жизнь всего общества в единстве и базиса и надстройки, и материального и духовного производства или, точнее, всю культуру общества, развивающуюся на принципе экономии низ­ших форм человеческой деятельности в пользу высших ее форм, обес­печивающих цивилизационный прогресс"*. Такая трактовка дает боль­шую свободу творчеству, позволяет искать неэкономические факторы, воздействующие на экономику, но в то же время несколько размыва­ет и предмет, и объект исследования нашей науки.

Н. И. Полетаева, белорусский автор, рассматривает проблему не­сколько иначе, различая в экономической истории:

экономическую историю различных стран, регионов, мира в целом (объектом изучения является экономические причины и последствия отдельных исторических событий, экономическая политика госу­дарств, классов);

историю народного хозяйства (объектами изучения являются эво­люция способов производства, история хозяйственных механизмов, история отраслей хозяйства, история отдельных экономических про­цессов — урбанизации, кооперирования, индустриализации; история экономических институтов — налогов, цен, финансов и кредита, за­работной платы);

историю экономической мысли (объектами изучения являются ис­тория экономических теорий, история отдельных теорий, история ме­тодов экономического анализа).

Что касается предмета экономической истории, то Н. И. Полетае­ва полагает, что можно говорить о предмете экономической истории в широком и узком смысле слова. В широком смысле предметом эконо­мической истории является "экономическое движение" общества, особен­ности его изменений, трансформация закономерностей такого движения, их связь со всеми сторонами общественной жизни. В узком смысле — это изучение хозяйственной деятельности народов различных стран, разви­тия их производительных сил, смены способов производства**.

В отличие от М. П. Рачкова и Н. И. Полетаевой, я намеренно ис­пользую термины "история экономики" и "экономическая история" как синонимы, так как пока веских доказательств того, что это дей­ствительно серьезно различающиеся понятия, не представлено. Впро­чем, ученые всегда могут договориться друг с другом по поводу той или иной дефиниции, как это делают математики или физики. Мож­но, например, признать, что это действительно две науки, которые исследуют один и тот же объект, но разными методами.

Скажем, С. Ф. Гребниченко, не считая тождественными эти по­нятия, предлагает различать их не столько по содержанию исследуе­мых объектов, сколько по инструментарию частнометодологического уровня. По мнению этого автора, "экономическая история опериру­ет, по большому счету, методом (в его широком смысле), присущим науке economics, но прилагает его к ретроспективному анализу дол­говременных процессов, причем с целью позитивного создания на эмпирическом материале новых (или проверки