Домашнее хозяйство ныне рассматривается экономистами как единица, которая максимизирует свое благосостояние в рамках двух основных ограничений: денежного бюджета и бюджета времени. Поскольку предполагается, что доход семьи может быть увеличен за счет сокращения домашнего труда или свободного времени в пользу
рыночной занятости, ограничение остается одно - дефицит времени.
С измерением временного ресурса сразу возникают трудности. Прежде всего сказывается нехватка систематических данных о семейных бюджетах времени. Но, главное, не ясно, как измерить цену времени, затрачиваемого в домашнем хозяйстве, как оценить продукт труда, который изначально не предназначен для продажи? Предлагаются два пути преодоления этой основной трудности. Первый - исчислять время, затрачиваемое в домашнем хозяйстве, альтернативными издержками (oppor- tunity costs), т.е. величиной заработной платы, которую данный человек мог бы получать за данное время на рынке труда. Второй путь - вменить плодам домашнего хозяйства ту цену, которая установлена рынком на данный вид продукта или услуги. Всех проблем, впрочем, это не решает. В первом случае рыночная цена труда не всегда оказывается адекватным измерителем. Например, производительность труда в домашнем хозяйстве может совершенно не зависеть от того, имеет ли домохозяйка диплом о высшем образовании и ученую степень. И экономистам приходится все-таки апеллировать к разнице субъективных оценок, которые представители более и менее
образованных слоев дают своему домашнему труду. Во втором же случае чужое время, затраченное кем-то на рынке труда для оказания тебе услуги, и твое время, затраченное в домашнем хозяйстве на самообслуживание, вопреки предпосылкам экономической теории, зачастую оцениваются очень разными мерками.
Влияют ли экономические расчеты на решение домохозяйки, стоящей перед выбором: купить стиральную машину, сдавать белье в прачечную или стирать его вручную? Да, влияют, и серьезным образом. Но из этого не следует, что "рыночный" и домашний труд исчисляются одним эквивалентом. Во-первых, данные виды труда могут оцениваться в разных денежных единицах. А во-вторых, домашний труд не
всегда измеряется деньгами. Зачастую до количественных оценок дело не доходит, хотя человек и взвешивает качественно разнородные альтернативы. Скажем, мать решает, пойти ли ей работать, чтобы получить дополнительный заработок, или посидеть с ребенком, уделив ему больше внимания и заботы. Для нее это не сопоставление двух денежных сумм.
Производимое человеком ранжирование сплошь и рядом остается плодом "качественного" решения. Иными словами, мы можем сказать, "что выгоднее" с точки зрения данного человека, но не можем утверждать "насколько выгоднее". Следовательно, возникает сомнение в допустимости математических операций и представления поведенческих характеристик в виде плавных кривых. Конечно, исследователь волен
производить калькуляции за своих обследуемых, считая, что они "как будто" исчисляют денежные прибыли и издержки домашнего труда. Но не подменяем ли мы в данном случае главные причины второстепенными? И не проще ли признать, что здесь экономический анализ наталкивается на пределы, за которыми лежат области
неизмеримой экономики.
Однако более важное обстоятельство заключено не в измерительных возможностях исследователя, а в качественной специфике самого домашнего хозяйства, где производственное переплетено с личным, а экономическое с социальным. Ведь по существу речь идет о семейной экономике. Субъектом "производства" здесь является не отдельный индивид, а семья или несколько семей, ведущих совместное хозяйство. Семья же отнюдь не является группой индивидов, соединенных пунктиром контрактных обязательств. Это тесная надиндивидуальная общность, связанная узами социальных норм и скрепленная обручами кровного родства. Брачные и прочие контракты
существуют далеко не везде и выступают лишь одной из форм урегулирования семейных отношений. Но даже если, например, супруги имеют раздельные счета в банке и сохраняют раздельные права собственности, или если в семье только один кормилец, редко отношения строятся на базе независимых индивидуальных решений.
"Совместное хозяйство", "семейный бюджет" - это не потусторонние абстракции. Помимо принадлежности к местному сообществу, организации, социальным группам, "экономический человек" также принадлежит семье (клану) как узлу "сильных связей". Здесь определяются пределы и последовательность доступа к ресурсам домашнего хозяйства, дифференцируются хозяйственные права и обязанности его членов.
Традиционный экономист находит характерный выход из положения. Он отождествляет домашнее хозяйство как целостную единицу с отдельным человеком, принимающим рациональные решения (напомним, что подобное проделано и в теории фирмы). Таким образом, сложная внутренняя структура домашнего хозяйства из рассмотрения исключается. Между тем в этой структуре таится немало серьезных
проблем, одна из которых связана со взаимоотношениями полов в домашнем хозяйстве. Экономист, как правило, индифферентен к этой проблеме. Сначала в девятнадцатом столетии действия излюбленного им "экономического человека" опирались на совокупность собственнических и гражданских прав, которые принадлежали мужчине. В двадцатом же столетии утвердилось демократическое равенство прав мужчины и женщины. И на первый взгляд, оба в равной степени начали претендовать на роль homo economicus. Это позволило вновь избегать постановки щекотливых вопросов.
Между тем, разница гендерных позиций особенно видна именно в разделении функций в домашнем хозяйстве, где работа в значительной степени лежит на плечах женщины. Экономист, уделяющий внимание внутрисемейным проблемам, объясняет это следующим образом. В силу биологических причин женщины сильнее вовлечены в уход за детьми и сопряженные с этим домашние обязанности. А раз они тратят на них больше времени, у женщин появляется больше стимулов делать вложения не в рыночный человеческий капитал, а в те его виды, которые повышают эффективность их труда в домашнем хозяйстве. Соответственно, мужчинам в такой ситуации более рационально инвестировать в рыночный человеческий капитал и получать более высокие вознаграждения на рынке, чтобы максимизировать совокупную
"семейную"полезность. Так возникает замкнутый круг, в котором биологические различия закрепляются и усиливаются экономическими действиями.
Когда мужчина является основным добытчиком средств существования, закрепление за женщиной домашней работы еще можно посчитать "рациональным". И относительно более низкая средняя зарплата женщин действительно способствует закреплению их положения как домашних работников. Но только как, приняв рационалистическую терминологию, объяснить, почему в семьях, где жена работает, а
муж безработный, не происходит коренного перераспределения домашних обязанностей? Нечего делать, приходится, махнув рукой, ссылаться на роль традиции.
Нельзя сказать, что разделение труда в домашнем хозяйстве не реагирует на изменения в занятости на рынке труда. Но модели его приспособления различны. К ним могут относиться:
- Традиционная модель трудовой зависимости (Dependent Labour), когда женская рыночная занятость вторична по отношению к мужской и не затрагивает домашних обязанностей женщины.
- Эгалитарная модель адаптивного партнерства (Adaptive Partnership), когда при увеличении занятости женщины на рынке труда мужчина берет на себя часть ее домашних обязанностей, балансируя тем самым сравнительную трудовую нагрузку.
- Переходная модель постепенной адаптации (Lagged Adaptation), когда перераспределение домашних обязанностей происходит, но с достаточно большим (порою поколенческим) временным разрывом.
И все же вовлечение женщины в сферы формальной занятости, как правило, пока не несет ей соразмерного освобождения от домашних обязанностей, а отказ от работы вне дома не сопряжен с адекватным увеличением свободного времени. Это позволяет некоторым социологам неомарксистского толка характеризовать отношения между полами в домашнем хозяйстве как прямое продолжение производственной эксплуатации женщины, на которую возлагается тяжелое бремя неоплачиваемого труда.
Возник, таким образом, социологический вариант производственного детерминизма, который, во-первых, низводя женщину на роль "пролетария", приуменьшает ее реальную социальную роль и внутреннее влияние в домашнем хозяйстве, а во-вторых, закрывает глаза на то, что экономические функции в данном типе хозяйства тесным
образом переплетены с функциями естественного воспроизводства. И никакие демократические и феминистские движения не приведут к достижению полного равенства ситуации для членов семьи, если только они не намерены освободить женщину от материнских обязанностей.
Заземленность домашнего хозяйства на естественные процессы проступает и в форме особых социально-экономических стратегий. Одна из таких базовых стратегий была выявлена на примере крестьянских хозяйств и названа этикой выживания. Она опирается на принцип "безопасность превыше всего" и выражается в избегании риска,
пусть даже ценой снижения средних доходов. За столетия была выработана целая система социальных приемов, включающая общинное перераспределение земли, взаимную помощь, добровольное финансирование общих нужд богатыми хозяевами, чтобы гарантировать каждому "святое право на жизнь", застраховаться от развала хозяйства перед лицом резких колебаний производительности по годам.