| Количество забастовок | Численность участников забастовок, тыс. | Количество потерянных человеко-дней, тыс. | Средняя продолжительность забастовок, дней | Число потерянных дней в расчете на 1000 занятых | |
| 1991 | 1755 | 238 | 2314 | 9,7 | 31 |
| 1992 | 6273 | 358 | 1893 | 5,3 | 26 |
| 1993 | 264 | 120 | 237 | 2,0 | 3 |
| 1994 | 514 | 155 | 755 | 4,9 | 11 |
| 1995 | 8856 | 489 | 1367 | 2,8 | 21 |
| 1996 | 8278 | 664 | 4009 | 6,0 | 61 |
| 1997 | 17007 | 887 | 6001 | 6,8 | 84 |
Источник: Обзор экономики России. М., РЕЦЭП, 1998, No 2, c. 38; Социальное положение и уровень жизни населения России. М., Госкомстат, 1997, с. 39; Россия в цифрах. М., Госкомстат, 1998, с. 54
Отмеченные характеристики забастовочного движения во многом являлись отражением российской модели трудовых отношений. В современных российских условиях роли в треугольнике "работники—работодатели—государство" распределены не так, как в стандартной модели, где государство исполняет функции арбитра при регулировании отношений между профсоюзами и предпринимателями. В России руководители предприятий и профсоюзы (шире — трудовые коллективы) воспринимают друг друга как естественных союзников, вынужденных действовать во враждебном окружении, воплощением которого оказывается центральное правительство. Уже отмечалось, что в условиях плановой системы между руководителями и персоналом предприятий существовал неявный социальный контракт, в рамках которого директор получал почти неограниченную власть над работниками и в критических ситуациях мог рассчитывать на их поддержку, но при этом должен был эффективно решать их многочисленные социально-бытовые проблемы. Этот неявный контракт в модифицированном и ослабленном виде продолжает действовать до сих пор, и нужны какие-то чрезвычайные обстоятельства (скажем, демонстративное обогащение директората на фоне многомесячных задержек заработной платы), чтобы его разрушить. Очевидно, что в такой модели трудовых отношений ("авторитарно-патриархальной", по определению Л. Гордона [Л. Гордон. Надежда или угроза? Рабочее движение и профсоюзы в переходной России. М., ИМЭМО РАН, 1995]) профсоюзам едва ли может принадлежать сколько-нибудь значимая самостоятельная роль.
По существу развитие российского рынка труда происходило вне сильного прямого влияния профсоюзов как на микро-, так и на макроуровне. По мощи и авторитету российские профсоюзы нельзя поставить рядом с профсоюзами таких стран, как Польша, Болгария или Румыния, которые были способны оказывать реальное воздействие как на общий ход реформ, так и на условия занятости и оплату труда в рамках отдельных предприятий.
Подытоживая можно сказать, что институциональные ограничения, присущие российскому рынку труда, были относительно слабыми, а когда они не уступали по степени жесткости ограничениям, характерным для стран ЦВЕ (налоговая политика ограничения доходов, начисления на фонд заработной платы, регламентация процедур увольнения), предприятия имели возможность действовать в обход существующих формальных правил. В результате складывалась такая структура издержек приспособления на рынке труда, при которой маневрирование продолжительностью труда или его оплатой оказывалось для предприятий более доступным и менее дорогостоящим способом адаптации, чем прямые сокращения численности персонала. С особой отчетливостью это обнаруживается при обращении к нестандартным приспособительным механизмам, выработанным российским рынком труда.
10. Механизмы приспособления
Механизмы адаптации к негативным шокам, с которыми приходится сталкиваться рынку труда, многообразны. Во-первых, она может принимать форму ценовой подстройки, то есть снижения уровня оплаты труда. Во-вторых, выражаться в количественной подстройке, то есть сокращении либо продолжительности рабочего времени, либо численности занятых. В каком сочетании станут использоваться различные приспособительные механизмы, зависит от сравнительных издержек, сопровождающих действие каждого из них. Величина этих издержек определяется природой самого шока (его длительностью, глубиной, возник он на стороне спроса или на стороне предложения и т. д.), а также институциональными особенностями экономики.
Поведение рынка труда большинства развитых стран может быть описано такой — конечно же, чрезвычайно упрощенной и не учитывающей многообразных индивидуальных особенностей — схемой: первая реакция на негативный шок — снижение продолжительности труда, но поскольку резерв для нее ограничен, фирмы достаточно быстро приступают к сокращению занятости; результатом активизации увольнений и замораживания найма становится увеличение безработицы; через более или менее продолжительное время под давлением возросшей безработицы происходит снижение уровня или замедление роста реальной заработной платы, что позволяет показателям занятости вернуться к своим "нормальным" значениям.
Поведение рынков труда стран ЦВЕ в условиях трансформационного кризиса было во многом иным. Как было показано выше, значительную часть "удара" приняла на себя заработная плата, что в известной мере позволило нейтрализовать рост безработицы. Но даже на этом фоне российский рынок труда, как мы убедились, выглядел достаточно необычно. В еще большей мере, чем в других реформируемых экономиках, приспособления осуществлялись за счет изменения цены труда и его продолжительности и лишь в весьма ограниченной степени — за счет изменения численности работающих. Это заставляет обратиться к более подробному рассмотрению конкретных приспособительных механизмов, сделавшихся "визитной карточкой" российского рынка труда.
Вынужденная неполная занятость и придерживание избыточной рабочей силы. Поддержание численности занятых на более или менее стабильном уровне может достигаться благодаря снижению продолжительности и интенсивности их труда. В таком случае издержки приспособления не концентрируются на узкой группе безработных, а распределяются среди значительно более широкого круга лиц, чей трудовой потенциал используется частично. В российской экономике это явление, известное как "недозанятость" или "вынужденная неполная занятость", получило широкое распространение.
Госкомстат регулярно публикует данные о работниках, переведенных на неполное рабочее время и находящихся в административных отпусках, но они относятся только к крупным и средним предприятиям. Поэтому в таблице 22 эти данные представлены в двух вариантах — в процентном отношении к численности занятых во всей экономике и в процентном отношении к численности занятых на крупных и средних предприятиях. Приведенные ряды оценок очерчивают нижнюю и верхнюю границы вероятного распространения вынужденной неполной занятости. На их основе можно сделать вывод, что в 1993—1998 гг. в режиме неполного рабочего времени приходилось трудиться 3—6% всех занятых, находились в административных отпусках — 1—2%. Однако по свидетельствам различных выборочных обследований, переводы на неполное рабочее время и административные отпуска активно практикуются предприятиями не только традиционного, но и нового частного сектора (большинство из которых принадлежат к категории малых предприятий) [Gimpelson, V., and D. Lippoldt. Private Sector Employment in Russia: Scale, Composition and Performance (Evidence from the Russian Labour Force Survey). 1998, March, Tables 10-11 (draft); В. Кабалина, С. Кларк. Назв соч., сс. 37—38]. Это означает, что действительные масштабы вынужденной неполной занятости ближе к верхней границе оценок, фигурирующих в таблице 22, чем к нижней.
Таблица 22. Показатели вынужденной неполной занятости (по состоянию на конец периода), %
| Занятые неполный рабочий день | Находящиеся в административных отпусках* | Средняя продолжительность административных отпусков, дней | |||
| как доля в общей численности занятых | как доля в численности занятых на крупных и средних предприятиях | как доля в общей численности занятых | как доля в численности занятых на крупных и средних предприятиях | ||
| 1993 | 2,3 | 2,9 | 0,8 | 1,0 | 7** |
| 1994 | 3,0 | 4,0 | 2,0 | 2,8 | 10** |
| 1995 | 3,1 | 4,1 | 1,7 | 2,3 | 10 |
| 1996 | 5,2 | 7,2 | 1,7 | 2,4 | 10 |
| 1997 | 4,0 | 5,8 | 0,9 | 1,3 | 9 |
| 1998 | 3,2 | 4,8 | 1,0 | 1,5 | 10 |
Источник: Обзор экономической политики в России за 1997 год. М., Бюро экономического анализа, 1998, с. 133; Социально-экономическое положение России. М., Госкомстат, январь—февраль 1999, сс. 280—281.
* — Публикации Госкомстата содержат данные о количестве работников, находившихся в административных отпусках в течение определенного периода (месяца, квартала, года). Расчет доли работников, находящихся в отпусках на конец периода, произведен путем умножения официальных показателей на поправочный коэффициент, равный отношению между средней продолжительностью административных отпусков в рассматриваемый месяц и числом рабочих дней в этом месяце.
** — Оценка автора.
Выборочные обследования выводят на показатели, близкие к тем, которые дает административная статистика. Так, в опросе, проведенном в пяти регионах России в 1996 г. в качестве дополнения к регулярному обследованию рабочей силы, доля вынужденных "отпускников" составила 3%, доля переведенных на неполное рабочее время — 2,5% [Lehmann, H., Wardsworth, J., and A. Acquisti. Grime and Punishment: Job Insecurity and Wage Arrears in the Russian Federation. Working Paper, October 1997, table 3]. По данным Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ), в 1993—1996 гг. в административных отпусках без сохранения зарплаты находилось от 0,1% до 4% всех занятых [А. Куддо. Цит. соч., с. 41].