Смекни!
smekni.com

Американская концепция нового мирового порядка (стр. 6 из 8)

- убедительность в мирную эпоху;

- решительность во время войны;

- опережение в любой форме конфликта.

Объявленная задача борьбы с международным терроризмом как бы отходила на второй план. Ведь борьба с международным терроризмом требует новых форм международного сотрудничества, а совершенствование вооруженных сил предусматривает возможность действовать в одиночку в соответствии с формулой, провозглашенной в свое время бывшим Госсекретарем США Мадлен Олбрайт: "Мы будем действовать многосторонне, когда это возможно, и односторонне, когда это необходимо". Во всех военных ведомствах и спецслужбах были учреждены новые отделы пропаганды, которые ставят задачей мобилизацию общественного мнения в поддержку нового этапа мирового лидерства США[24].

Не случайно некоторые аналитики говорят о смещении акцентов внешнеполитической стратегии США. Бен Ладена и других деятелей исламских террористических организаций пока так и не поймали. Зато были осуществлены военные акции в Афганистане и Ираке. Как отмечает известный исследователь современной политики Джон Ньюхауз, проблема Ирака состояла не в борьбе с терроризмом. США нужно было продемонстрировать свою способность быстро уничтожать противника и приучить мир к безнаказанности своих действий.

Правда, события пошли явно не по предварительно составленному сценарию. США пришлось усвоить горький урок, который пока никак не хочет усвоить союзник США на Ближнем Востоке Израиль: можно добиться военной победы, но в результате не получить мира. Мирное решение проблем в Афганистане и Ираке ускользает от США. И только теперь в США начинают подводить итоги, которые не утешительны: хотя союзники США по НАТО после террористической атаки в сентябре 2001 г. заметили, что они рассматривают ее как атаку на себя, военные авантюры Америки они не поддержали. Россия так и не поддалась давлению Америки и продолжает считать незаконным вторжение в Ирак без соответствующего решения ООН, о чем недвусмысленно и неоднократно говорил российский президент.

§5. Американское видение американо-российских отношений.

Барак Обама – это президент, который действует под беспрецедентным для Соединенных Штатов последних десятилетий прессом объективных обстоятельств. В отличие от Б. Клинтона и Дж. Буша-младшего, он вынужден работать в условиях быстро меняющегося не в пользу США мира.

Первые шаги администрации Обамы ясно свидетельствовали о том, что она не испытывает по отношению к России определенного негатива. И это открыло возможности для нормализации американо-российских отношений. Предложение осуществить «перезагрузку» отношений – было воспринято как факт позитивный. Он свидетельствовал об изменении принципиальных подходов американской администрации, которая от откровенного игнорирования позиции России по самым разным международным проблемам перешла к попыткам продемонстрировать уважение к запросам российской стороны. Подобной эволюции способствовали объективные обстоятельства:

Новое руководство США в силу ряда политических причин оказалось заинтересовано в поддержке Россией американской позиции по ряду сложных проблем современности. Среди них – Афганистан (оказавшийся чуть ли не в центре внимания нынешней вашингтонской администрации), Иран, проблемы нераспространения и многое другое. Расстановка внешнеполитических приоритетов также способствовала сближению сторон.

Позитивно сказался отказ администрации Обамы от ускоренного развертывания 3-го позиционного района ПРО в Восточной Европе. Уменьшение роли ядерного фактора в мировом балансе сил и усилия по нераспространению отвечают интересам безопасности США, поскольку Вашингтон обладает подавляющим превосходством над любым из своих противников или их коалицией в сфере обычных вооружений. В этой связи возникли возможности для разработки нового большого соглашения о сокращении и ограничении наступательных ядерных вооружений, которое заменит Договор СНВ-1, срок действия которого истек в декабре 2009 г. Такой договор может существенно укрепить позиции Вашингтона в борьбе за ядерное нераспространение.

Однако имеют место и противоположные примеры. Прошедший год показал, что, несмотря на позитивные сдвиги, администрация Обамы продолжает по ряду направлений политику сдерживания в отношении России. Спустя четыре месяца после того, как вице-президент США Дж. Байден на Мюнхенской конференции по безопасности объявил о «перезагрузке», он посетил Украину и Грузию, продемонстрировав таким образом поддержку лидеров «цветных революций» и их стремления вступить НАТО. В ходе своего вояжа в Восточную Европу в октябре 2009 г. Байден объявил о «не подлежащих обсуждению» принципах в отношениях с Россией: США «не допустят» возникновений каких бы то ни было «сфер влияния» или российского «права вето» относительно расширения НАТО на Восток (дословно – «любое государство должно иметь возможность беспрепятственно принимать решения о присоединении к любому союзу»). Можно добавить, что США занимаются переоснащением и подготовкой грузинской армии, не принимая в расчет озабоченность России положением дел на Южном Кавказе.

Реабилитация «жесткой силы» в мировой политике, отмечаемая в последние полтора десятилетия, увеличила конфликтный потенциал существующей системы международных отношений. В этих условиях формирование новой архитектуры безопасности в евроатлантическом регионе имеет важное значение как для будущего России, так и для стабильности в Евразии. Система безопасности в Европе должна объединять все без исключения страны евроатлантического региона, в том числе Россию, и основываться на единых правилах игры.

В международных отношениях правовое закрепление определенного порядка вещей или правил поведения субъектов не может быть самоцелью и не заменяет фактического соотношения сил договаривающихся сторон. (Под силой здесь понимается совокупная мощь отдельных субъектов международных отношений – экономическая, демографическая, военная и т.д.) Изменение баланса этих сил в глобальном или региональном масштабе с неизбежностью влечет за собой попытки пересмотра юридических реальностей, а также норм и правил поведения на мировой арене. В давнем споре научных школ реализма и идеализма в политике о том, что главнее – «мощь» государств или «бумага» как некий набор кодексов и правил поведения, – решающее слово до последнего времени оставалось за первой. Именно поэтому те или иные дипломатические инициативы могут лишь относительно улучшить (или ухудшить) имидж и скорректировать международный вес страны, но не в состоянии подменить собой экономические успехи или боеспособность вооруженных сил.

На сегодняшний день, очевидно, что американская элита не желает никаких существенных перемен в евроатлантической архитектуре безопасности. Это бипартийная позиция, и по этому поводу в Вашингтоне существует практически полный консенсус. Более того, с американцами в этом вопросе солидарны и представители большинства европейских элит, привыкших за последние полвека полагаться в сфере безопасности в основном (если не сказать – исключительно) на американскую военную мощь. Интересы западных элит, не совпадающие и даже расходящиеся в последнее время по целому ряду вопросов, здесь в общем-то сходятся. Запад ощущает себя победителем в холодной войне, в результате которой установился вполне приемлемый для стран Евроатлантики мировой порядок. Не только в Вашингтоне, но и в европейских столицах не видят необходимости менять существующую европейскую архитектуру безопасности с НАТО в качестве центрального института и такими вспомогательными организациями мониторинга процесса разоружения, конфликтов и демократических транзитов, как ОБСЕ, Совет Европы и т.п. Европейцы («староевропейцы») не хотят изоляции Москвы и противостояния с Россией и потому вроде бы готовы включиться в некую дискуссию по проблемам европейской безопасности. Однако пока не более того.

К 2010 г., в том числе в связи с развертыванием глобального финансово-экономического кризиса, масштабы и последствия которого пока трудно поддаются оценке, стала очевидной незавершенность процесса формирования так называемого нового мирового порядка. Учитывая трудности, с которыми сталкиваются США в претворении своей стратегии глобального лидерства, и рост альтернативных центров силы, нельзя исключать усиления «многополярного момента» в мировой политике.

Можно с уверенностью сказать, что обе стороны (Россия и Запад) испытывают колоссальный дефицит доверия друг к другу. Это особенно верно в отношении политики России и США. Недоверие сторон, пожалуй, достигло исторического максимума со времен холодной войны, что немудрено на фоне обсуждавшейся в августе 2008 г. в официальных кругах в Вашингтоне возможности нанесения удара по наступающим в Грузии российским войскам.

В Вашингтоне полагали, что с распадом СССР и геополитической плюрализацией постсоветского пространства США избавятся от проблем в этой части Евразии и приобретут партнера на международной арене в лице демократизированной (но не модернизированной) России[25]. Партнерство понималось и понимается в США как способность другой страны, следуя в фарватере американской политики, обеспечивать интересы Вашингтона в обмен на символические акты морального (и/или материального) поощрения ее элиты. В России же широкие политические и экспертные круги уповали на некое «равноправное партнерство». Кроме того, в начале 1990-х годов практически весь российский политический класс был убежден, что США никогда не станут реально угрожать интересам и безопасности России. Развитие ситуации на постсоветском пространстве (в особенности события лета 2008 г.) сильно поколебало эту уверенность.