Для Кейнса верное или неверное поведение агентов в рыночной экономике определено фактором неведения. Неведение пронизывает все мотивы участников экономического процесса. «Надо помнить, что человеческие решения, поскольку они воздействуют на будущее - в личных, политических или экономических делах, не могут полагаться на строгие математически обоснованные предположения, поскольку отсутствует база для их обоснования. Именно наша врожденная жажда деятельности есть та сила, которая движет миром; рациональная половина нашего «я» занимается, как умеет, отбором альтернатив, рассчитывает там, где можно, однако она нередко оказывается во власти наших капризов, настроений и желаний попытать счастья»[7].
Его концепция неведения и неопределенности, положенная в основание теории, вела ко многим следствиям, в частности, она меняла понимание природы социального порядка и представления о структуре общества. Получалось, что социальный порядок выстраивается из совокупности случайных факторов, а не вследствие натуралистически понятых «законов общественного развития». Социальные миры Кейнса и либералов в этом пункте существенно отличаются. Именно благодаря такому отличию теория Кейнса смогла допустить широкомасштабный сбой в работе капиталистического механизма, в частности неполную трудовую занятость. Но к сбою приводили не механические причины, а действия тех социальных норм и правил, которыми регулируется социальный порядок. В момент сбоя и необходимо вмешательство государства, которое может оперативно изменить правила игры между бизнесом и государством. Данная теория не была апологетической по отношению к капитализму, но пыталась сохранить последний новыми методами, подобно тому, как позже его спасал Франклин Делано Рузвельт.
Работа Фридриха Хайека «Дорога к рабству», появившаяся в Англии в 1944 году и неожиданно для автора сделавшая его сразу же известным, напоминала западным интеллектуалам об опасности увлечения идеями социального и экономического планирования. Она отражала широкие дискуссии 20-30-х годов о роли государства в экономике и о централизованном планировании в социалистическом государстве, которые Хайек вел с Людвигом фон Мизесом и другими теоретиками. Хайек подчеркивал, что он попытался прояснить свою изначальную интуицию о связи политического развития Германии, Италии и России с их экономической политикой того времени и указать на границы централизованного контроля над экономической деятельностью. Позиция Хайека представляет интерес, поскольку она как бы завершает определенный этап теоретического рассмотрения вопроса о роли государства в экономической деятельности. Он сформулировал два аргумента против участия государства в экономической деятельности, которые не потеряли своей актуальности и по сей день. По мнению Хайека, Кейнс в трактовках роли государства и правительства в экономике исходил из допущения, что они действуют в интересах общества и никакие корыстные и эгоистические человеческие проявления не могут повлиять на этот процесс. С одной стороны, государство представало у него неким высокоморальным рационалистом, обладающим всей полнотой информации, необходимой для принятия эффективных решений. А с другой стороны, рациональные расчеты индивидуальной деятельности у Кейнса всегда ограничены неопределенностью по поводу будущей выгоды. Соответственно аргументация Хайека состояла в том, что нельзя преувеличивать рациональность правительственных структур. Им так же свойственно неведение относительно будущего, как и индивиду или фирме. Никакая централизованно собираемая информация не может обеспечить принятие предсказуемого (на достаточно длительный период) решения. Хайек в отличие от Кейнса готов признать роль государства, но только как временную. В перспективе же для эффективно работающей экономики все формы планирования должны быть устранены. Ведь планирование исходит из того, что государство знает наилучший способ размещения ресурсов. Но тогда «вопрос о наилучшем способе использования знания, изначально рассеянного среди множества людей, или, что то же самое, о построении эффективной экономической системы, является по крайней мере одним из главных и для экономической политики»[8]. Никакие эксперты и никакая техника не могут справиться с этой задачей. Это может сделать только сам индивид. Теоретической инновацией Хайека явилось наделение хозяйствующего индивида «знанием особых условий времени и места», которые дают ему преимущество перед всеми в принятии правильных решений[9]. «Проблема, таким образом, нисколько не решается тем, что мы способны показать, что вся совокупность фактов, если бы они были известны какому-то одному уму, предопределяла бы единственность решения. Вместо этого мы должны показать, как решение достигается путем взаимодействия людей, каждый из которых обладает лишь частичным знанием (курсив мой. - В.К.)»[10].
Можно предположить, что в историческом контексте предвоенных, военных и послевоенных лет не так-то легко было отважиться на теоретическое обоснование необходимого участия государства в создании и функционировании капиталистической экономики. Практика принудительного труда, которая существовала даже в Англии, практика планирования, ассоциировавшаяся с тоталитарными режимами, были негативным фоном для теоретических инноваций и для развития многих идей Кейнса. Поэтому в своей позитивной программе Хайек возвращается снова к знакомым и апробированным схемам свободы и индивидуализма. Экономическая теория лишь прикрывала косметикой старую либеральную идею, не затрагивая ее сути. Однако сложившаяся в военное время практика усиления роли государства в экономико-хозяйственной деятельности никогда не ослабевала ни в странах социализма, ни на Западе, хотя она в них со временем приобрела разные векторы развития.
Таким образом, к середине XX века либеральный проект, не оставлявший места государству в регулировании экономики, опиравшийся на мощную поддержку со стороны экономистов, ими же стал разрушаться изнутри. Саморегулирующийся рынок - основная догма либерализма - предстал как абстракция, годная лишь для идеальных условий бескризисного капитализма. В реальности государство выступало необходимым элементом хозяйственной жизни, позволяющим экономике уйти от системных кризисов. Хотя аргументация Хайека и австрийской школы всегда напоминает о сложности в установлении границ государственной и плановой экономик, уже к концу ХХ века ведущие политологи стали говорить о необходимости сильного государства как важного фактора для национальных экономик и позитивного фактора для всего мирового сообщества в целом. В этом смысле симптоматично звучит один из выводов в книге Френсиса Фукуямы «Сильное государство»: «Для отдельных обществ и для мирового сообщества уничтожение государства - это прелюдия не к утопии, а к катастрофе»[11].
Государство при капитализме обладает множеством функций, не имеющих отношения к экономике. Однако экономический рост - безусловно, одна из главных забот государства. Поэтому без усилий государства экономический либерализм не мог бы появиться. В России 90-х годов либерализм в экономике вообще стал возможен только потому, что неолибералы стояли у власти.
Как мы показали, в XIX веке - веке торжества либерализма - государство через стандарты образования формировало человека для экономики, способствовало его превращению в «экономического человека», находя затем, что этот человек - удобный «строительный материал» для любого социального преобразования. «Экономический человек» становился «модульным человеком», универсальным, способным к деятельности любого рода. Государство участвовало также в формировании наций как основы развития национального и международного капитализма. Наконец, проводимая все это время государствами Запада реформа по созданию рыночной экономики в XIX веке воплотилась в формы классического капитализма.
В XX веке государство корректировало результаты возвышения экономики, подъема системы техники и технократии, само при этом попадая под рационализирующее воздействие техники даже больше, чем в свое время - под влияние экономики. Государство становилось изобретателем социальных технологий для поддержания своего господства внутри страны. Оно было вынуждено предотвращать социальные и другие системные риски, вероятность которых стремительно возрастала, и отвечать на вызовы глобализации, которые разрушали Вестфальскую систему.
В условиях глобализации забота государства, с одной стороны, - самосохранение и адаптация к появлению многих негосударственных политических акторов, к угрозам однополярного доминирования в глобальном мире; с другой стороны, - обеспечение роста национальных экономик и поддержания их конкурентоспособности в глобальной экономике.
Роль государства никогда не была полностью целерациональной. Однако, говоря словами Пушкина, государство продолжает оставаться «единственным европейцем» в динамично меняющемся мире в том случае, когда само не теряет качеств цивилизованности.
Вопрос о месте и роли государства в современной экономике является одним из центральных как в теории, так и на практике. Принципиальные подходы к решению данной проблемы, предлагаемые различными научными школами, существенно различаются. С одной стороны, широко известна позиция либеральных экономистов относительно минимальной роли государства в регулировании экономики. С другой стороны, ряд научных школ обосновывает необходимость активного вмешательства государства в рыночные процессы. Дать однозначный ответ на вопрос об оптимальных масштабах государственного регулирования очень сложно. В истории разных стран были периоды превалирования как первой, так и второй точки зрения.