Одной из слагаемых ШМ стала установка на снижение нормы самофинансирования предприятий при одновременном росте значимости различных государственных и квазигосударственных (пенсионных и т.п.) фондов как кредиторов. Это был важный элемент стратегии социализации капитала (“фондовый социализм”). Следование этой установке явилось одной из главных причин того, что с середины 60-х по начало 80-х годов 20-го века обеспеченность предприятий собственным капиталом упала с 48 до 28%.
Для выравнивания распределения жизненных благ были значительно расширены и практически монополизированы государством сферы здравоохранения, образования, социального обеспечения и страхования, услуги которых стали всеобщими и фактически бесплатными. Соответственно, госбюджет и его роль в общественном воспроизводстве резко увеличились.
Задачу социального выравнивания решала и политика солидарности в области заработной платы. Она предусматривала уменьшение и дифференциации ставок зарплаты через их преимущественное повышение для низкооплачиваемых работников. Данная политика неуклонно (до 1983 г.) проводилась в сфере взаимодействия ЦОПШ и головной организации бизнеса – Шведского союза работодателей (ШСР). Хотя формально государство не вмешивалось прямо в процесс формирования заработной платы, он – непосредственно в основных отраслях промышленности и косвенно (в силу их ведущей роли в нем) в других сегментах рынка труда – был поставлен под централизованный, надкорпоративный контроль.
При проведении политики солидарности ЦОПШ исходило из принятого ШСР принципа “равная зарплата за равный труд”, означавшего зависимость зарплаты и ее увеличения не от рентабельности предприятия, а от характера и качества труда. Несмотря на различия в их эффективности, фирмы вынуждены были одинаково повышать заработную плату. Это заставляло низкорентабельные предприятия либо рационализироваться и обеспечивать требуемый уровень зарплаты, либо закрываться.
Этот путь вел к увольнениям и росту безработицы. Решение возникающих проблем достигалось с помощью мер госрегулирования, в т.ч. активной политики занятости (подготовка и переподготовка кадров, поощрение их территориальной и профессиональной мобильности, расширение и совершенствование деятельности служб найма, прогнозирование изменений в спросе на рабочую силу, общественные работы, субсидирование специальных рабочих мест для инвалидов и др.) и поощрения конкретных инвестиций, нацеленных в первую очередь на поддержание занятости.
Активный характер шведской политики занятости выражался в явном преобладании именно этих средств преодоления безработицы и ее последствий над пассивной помощью безработным (пособия), доминирующей в большинстве других западных стран. Если политика солидарности вытесняла рабочую силу из нерентабельных производств, то политика занятости была призвана перемещать ее в прогрессирующие отрасли, как правило, с высоким уровнем оплаты труда. То есть, оба эти звена механизма социального выравнивания были функционально состыкованы; интересы профсоюзов соответствовали объективной общественной потребности в структурной рационализации и технологической модернизации экономики.
С другой стороны, активная политика занятости наряду с универсальной социальной политикой служила средством социализации рисков и издержек структурной рационализации. Их бремя должно было нести все общество, а не только ее жертвы. Институциализация общей социальной ответственности также порождала необходимость значительного увеличения государственных расходов и, следовательно, налогообложения.
Среди все западных национальных вариантов социальной политики, шведский, отличается наибольшей универсальностью и этатизированностью социального обеспечения и страхования. Он наиболее отвечает понятию “государство всеобщего благосостояния” с его внерыночным характером предоставления социальных услуг, когда право на социальную защиту не обусловлено соответствующими взносами трудящегося, а возникает непосредственно из гражданства. Социальные расходы шведского государства превышают половину ВВП – против 1/3 в среднем для Западной Европы и 1/4 для всех развитых стран.
Последствия столь масштабного огосударствления социально-экономической сферы многозначны и многоплановы. Остановимся здесь на эффективности политики социального выравнивания, составляющей важнейшую идеологическую посылку появления ШМ.
Применительно к Швеции и другим развитым странам проведены расчеты, говорящие об определенной эффективности данной политики как комбинации фискальных мер и трансфертных выплат (в т.ч., по подсчетам Д. Брэдли, использовавшего коэффициент Джини, за 6 выборочных лет – с 1967 по 1995 гг. у шведов в возрастной группе 25-59 лет неравенство первичных (до уплаты налогов и получения трансфертов) доходов в результате фискальной и трансфертной политики снижается на 38%. Для американцев аналогичный, сходным образом рассчитанный показатель равен всего лишь 18%. В 1995 г. Швеция продемонстрировала рекордную для Запада величину указанного выравнивания доходов – 47% (ее минимум в 6% отмечен в 1982 г. В Швейцарии). При этом, данный факт вряд ли следует считать однозначно позитивным. 1995 год был отмечен максимально высокой за все послевоенное время безработицей и, соответственно, связанными с ней громадными страховыми выплатами, а сам взлет в 90-е годы, как и общий глубокий экономический спад, стали следствием неспособности ШМ стабилизировать развитие экономики. Таким образом, ШМ приходилось проводить коррекцию негативных социальных недостатков модели, в частности слабой сопротивляемости инфляции.
Возвращаясь к оценке эффекта ШМ, отметим, следует отметить, что многие ее оценки зависят от методики анализа и возможны иные, чем у Д. Брэдли, подходы.
Так, российские исследователи В. Бирюков и Е. Кузнецова подтверждают своим анализом лидерство Швеции среди западных стран в активизации перераспределительной функции государства. В то же время они, проведя соответствующие подсчеты по 17 странам ОЭСР, отклоняют предположение, что наибольшие объемы перераспределения ВВП ведут к существенно большому сглаживанию различий в доходах населения и социальному равенству. В качестве аргумента они приводят, в частности, следующий: доля трансфертов нижнего, беднейшего сегмента населения в Швеции почти в два раза меньше, чем в США (соответственно 15 и 29%), а верхние сегменты получают почти одинаково (17 и 15%).
В целом, можно сделать вывод об отсутствии обратной пропорциональности между наращиванием доли трансфертов в ВВП и сокращением соотношения долей высшего и низшего сегментов (децилей) в совокупных доходах домохозяйств. То есть усиление перераспределительной активности государства за определенным пределом теряет социальную эффективность.
Но не надо забывать, что в стране с обширным государственно-коммунальным сектором социальных услуг политика социального выравнивания реализуется не только, а может быть, и не столько через денежные трансферты, сколько через оказание населению названных бесплатных (до достаточно высокого предела) услуг. При очевидной разнице в абсолютных величинах налогов, уплачиваемых богатыми и бедными, и те и другие получают одинаковое обслуживание.
Стремительное возрастание роли государственного вмешательства в развитие страны определило в эпоху ШМ резкое изменение соотношения между финансируемой госбюджетом и обеспечиваемой доходами через рынок частями населения. В первую входят работники госсектора, исключая коммунальные службы и муниципальные корпорации, и лица, живущие в основном за счет социальных трансфертов. Во вторую – занятые в частном секторе и коммерциализированных учреждениях. В 1960 г. указанное соотношение равнялось 28:72, в 1990 г. – 60:40. Условно говоря, значение рынка относительно госбюджета в жизнеобеспечении семей упало за три десятилетия в 4 раза. К 1995 г. данный показатель достиг 65:35 – наивысшей величины для развитых стран.
| Швеция | Западная Европа | Все развитые страны | ||||
| 1970 г. | 2001 г. | 1970 г. | 2001 г. | 1970 г. | 2001 г. | |
| Госрасходы1, доля в ВВП | 36,8 | 67,6 | 32,0 | 47,3 | 29,3 | 39,3 |
| в т.ч. социальные | 22,2 | 51,6 | 19,7 | 31,1 | 16,3 | 25,1 |
| из них на образование и здравоохранение | 12,3 | 25,9 | 9,0 | 13,1 | 7,1 | 10,1 |
| трансферты населению | 9,9 | 25,7 | 10,8 | 17,9 | 9,1 | 14,9 |
| Социальные ассигнования, доля в госрасходах | 60,3 | 76,3 | 61,6 | 65,9 | 55,7 | 63,7 |
| Ассигнования, доля в социальных расходах государства | ||||||
| на образование и здравоохранение | 55,3 | 50,2 | 45,5 | 42,0 | 43,8 | 40,2 |
| все пособия | 11,9 | 10,6 | 12,7 | 14,1 | 15,3 | 16,3 |
| в т.ч. пособия по бедности | 6,8 | 5,4 | 8,6 | 8,5 | 10,2 | 8,7 |
| Заработная плата, доля в денежных доходах населения | 57,4 | 43,1 | 49,4 | 43,5 | 55,3 | 48,7 |
| Государственные трансферты населению, | 10,3 | 24,7 | 11,6 | 17,9 | 10,9 | 15,5 |
| Разрыв в доходах высшего и низшего децилей, число раз | 7,8 | 5,4 | 12,5 | 7,9 | 14,6 | 10,0 |
Благосостояние практически всех шведов в той или иной степени зависит от государства, даже без учета его роли как самого крупного на Западе работодателя. Швеция резко выделяется высокой долей государственных трансфертов населению в его совокупных денежных доходах – 25% против средней по западным странам величины 15-16%. Также показателен и разрыв в огосударствлении распределения социальных услуг. По удельному весу ассигнований государства на образование и здравоохранение в ВВП Швеция превосходит западноевропейские страны в целом в 2, а все развитые – в 2.5 раза (см. таблицу). Все это также указывает на коллективистско-универсалистскую природу ШМ.