Все это дает основания считать, что сегодня у нас нет более важной задачи, чем обеспечение удвоения или даже утроения средней заработной платы, размера пенсий и пособий. При этом такое увеличение следует рассматривать не как результат удвоения ВВП, а как необходимое его условие, поскольку речь идет о восстановлении экономически обусловленного и социально справедливого соотношения между уровнем производительности общественного труда и величиной заработной платы.
Другая, не менее острая проблема долгосрочного развития — хроническая диспропорциональность между первичным и перераспределенным доходом. Дело в том, что в отличие от многих других стран в монетарном исчислении основной вклад в прирост совокупного чистого дохода России вносит природная рента — от использования земли, территории страны и недр, ее природных ресурсов, магистральных трубопроводов, средств сообщения (транспорт и современные средства связи), монопольного положения производителей важных видов сырья и продукции, пользующихся повышенным спросом на внешнем рынке.
На долю ренты приходится сегодня 75% общего дохода, на долю труда — в 15 раз, а капитала примерно — в 4 раза меньше. Иначе говоря, почти весь тот рост ВВП, какой обеспечивает ныне Россия, обусловлен рентой от использования ее природно-ресурсного потенциала, ее земли. Трудовой потенциал общества, таким образом, используется в процессах воспроизводства с беспрецедентно низким коэффициентом полезного действия. И это та стратегическая проблема, которая требует первоочередного внимания государства.
Со стороны же распределения проблема в том, что рентный поток доходов в своей подавляющей части и сегодня не попадает в государственную казну, а идет в карман тех, кто незаконно приватизировал рентный доход России. В определяющей мере это следствие действующей у нас налоговой системы. Главной составляющей налоговых доходов, как это ни парадоксально, является труд, а более точно — фонд оплаты труда, ибо так строится у нас система бухгалтерского учета и калькуляции, исчисления налогооблагаемой базы. В результате получается, что около 70% налоговых доходов прямо или опосредованно связано с фондом оплаты труда. Но в то же время, как уже отмечено, наша заработная плата одна из самых низких в мире. Отсюда непостижимый парадокс: самый угнетенный фактор производства, труд, якобы опосредует основную часть дохода России.
На самом деле указанный парадокс есть результат хронической диспропорции между первичным и вторичным распределением чистого дохода. Отсюда и проистекает столь неоправданно высокая нагрузка на трудовые доходы предприятий и населения, что свидетельствует о крайне низкой эффективности системы налогообложения. Она угнетает инвестиционное и инновационное развитие народного хозяйства, сдерживает рост заработной платы и конечного спроса, искусственно увеличивает затраты на производство отечественной продукции, снижает ее конкурентоспособность, стимулирует сокращение рабочих мест в экономике.
Серьезным тормозом на пути экономических преобразований выступает нынешняя политика наших денежных властей. Накопленные резервы Центрального банка в своей значительной части не работают на развитие экономики, денежные власти западных стран, например тех же США и Японии, придерживаются иных принципов. Определяющими в бюджетной политике этих стран являются не профицит бюджета или монетаристское снижение инфляции, а целевые установки законодательной власти о направлениях долгосрочной социально-экономической политики государства. Бюджет в этих странах служит механизмом, определяющим первичную структуру финансовых потоков. Это позволяет национальным финансовым властям контролировать процесс создания всей денежной базы, опираясь на сугубо внутренние «эмиссионно-бюджетные рычаги», что резко снижает зависимость этих стран от мировой конъюнктуры.
Одним из спорных вопросов явилось формирование стабилизационного фонда. По идее его авторов, это должен быть неприкосновенный резерв правительства на случай возможного падения цен на нефть. Поэтому и источником его образования являются отчисления от фактических доходов от экспорта нефти сверх некоторого их нормативного уровня. Сегодня в стабилизационном фонде аккумулирована масса ликвидных финансовых ресурсов, размер которых приближается к 10% ВВП.
Но все эти огромные средства используются не на развитие российской экономики и погашение государственного долга перед западными кредиторами. Все большая их часть используется не ради внутренних капиталовложений, а сугубо монетаристским образом, путем размещения в финансовых фондах западных стран. Таким образом, эти средства начинают работать на развитие западных экономик, а не России.
При этом Министерство финансов РФ считает, что использование валютных поступлений от экспорта нефти и газа на развитие нашей экономики недопустимо, поскольку это вызовет огромный рост инфляции.
Почему бы Центральному банку не выдать часть средств Стабилизационного фонда на более выгодных условиях нашим предпринимателям и банкирам? Почему не использовать часть валютных ресурсов фонда на закупку за рубежом столь необходимых для нас заводов с передовыми технологиями, новейшего оборудования и транспортных средств? Никакого роста инфляции в этом случае не будет. Но при этом страна получит колоссальный импульс для своего развития. Непонятно, в чьих интересах создавался стабилизационный фонд, кто определяет столь явно направленную против России политику использования его средств.
Доктор экономических наук, профессор В. Кушлин в своей статье анализирует проблемы, связанные с выбором модели экономического развития России.
И накопление внутренних диспропорций в российской экономике, и неудовлетворенность в массе общества ходом реформ, и обострение противоречий мирового развития — все это убеждает объективно настроенных ученых и политиков в необходимости существенного пересмотра концептуальной базы реформ и перехода страны на новую модель экономического развития.
Вопрос о модели экономического развития, адекватной потребностям страны и окружающим ее условиям, — естественная тема обсуждений в любом обществе, претендующем на перспективы. Однако при старте рыночных реформ в России в конце 20века модель будущей экономики была принята практически без обсуждений. Ни о каких процедурах разработки и официального принятия национального проекта новой экономической системы речи не возникало.
Со вступлением в ХХI в. в акцентах экономической политики обозначились перемены: взамен реформ, переполненных рыночной идеологией, сама жизнь потребовала корректирующих мер и более прагматичных ориентиров. Наряду с задачами формирования рыночных институтов «по образцам» в программах трансформации появились социально-экономические цели, которые общество в той или иной степени могло контролировать. В определенной степени переломным моментом в критериях реформ можно считать выдвижение на высшем уровне руководства страной задачи об удвоении валового внутреннего продукта (ВВП) за десять лет. В еще большей степени о наметившихся поворотах стали говорить факты активного обсуждения в обществе вопросов промышленно-инновационной политики и идеи целевых национальных проектов. Так, в официальной прогнозной разработке Министерства экономического развития и торговли РФ о социально-экономическом развитии страны на 2007-2009 гг. прямо говорится о настоятельной необходимости смены модели экономического развития в сторону усиления факторов инновационного роста, активизации энергосбережения, значительного увеличения инвестиционной активности. Столь радикальная перемена вызвала и настороженность, и критику — причем как справа, так и слева. Со стороны «правых» сил, высказывается недоумение: о какой смене модели развития заводится речь, если экономика преодолела тенденции спада и вот уже восьмой год переходит в фазу непрерывного экономического роста. Сторонники этой позиции считают важным, наоборот, всемерно закрепить сложившийся с конца 20 века курс рыночных реформ. Высказывается опасение, что под флагом смены модели экономического роста может быть совершен отход от реформ, связанных со встраиванием в «цивилизованное» западное хозяйство.
С другой стороны, многими постоянными и последовательными оппонентами проводимой в стране экономической политики не воспринимаются с доверием, поскольку они представляются простыми декларациями, не подкрепленными убедительными мероприятиями и действиями.
В этих условиях важно разобраться, в какой степени постановки о смене модели экономического развития действительно созрели и каковы возможности для осуществления реальных перемен экономического курса.
Кроме моментов, свойственных любой крупномасштабной экономике, ограничителем быстрых и серьезных перемен в России сегодня является более сильная, чем раньше, зависимость от внешних факторов, процессов в мировом хозяйстве — и не всегда в конструктивном для нашей страны ключе.
В общемировых экономических взаимодействиях Россия и ее предприятия в силу разных причин, и, прежде всего — дезинтеграции, предстают гораздо чаще, чем наши контрагенты, в роли подчиненных, эксплуатируемых субъектов. Имеется огромное число фигурантов и внутри страны, которые научились извлекать для себя пользу из разрушительных тенденций в национальной экономике и которые готовы приложить даже невероятные усилия для дискредитации необходимого нового поворота в экономической стратегии страны.
В результате допущенных перекосов в рыночных реформах Россия оказалась в ситуации, когда для преодоления явлений коррупции, теневых отношений и для направления реформ в русло интересов большинства населения практически нет надежных субъектов проведения в жизнь нужной политики. Государственные институты сами поражены всеми болезнями, с которыми надо разворачивать борьбу. Бизнес (крупное олигархическое предпринимательство), который во многом формирует нынешнюю власть, успешно приспособился к засилью теневых отношений. Он отнюдь не заинтересован в затратах на «хорошее» государство. Для развития здорового и массового, по-настоящему конкурентного предпринимательства еще не сложилась надлежащая база в виде институтов и инфраструктуры вполне конкурентоспособной и высокотехнологической экономики».