В рамках современной западной цивилизации такими институциональными предпосылками стали права собственности на интеллектуальную продукцию. Деятельность в сфере инноваций получила мощный дополнительный импульс в виде материальной заинтересованности, что придало этой деятельности систематический и экономически оправданный характер. Если прежде хозяйственная деятельность была рутинной, предполагая производство одних и тех же благ при помощи одних и тех же технологий на протяжении веков, то теперь непрерывное усовершенствование технологий и производимых продуктов стало системным признаком развитой экономики. В результате возникло новое явление интенсивного экономического роста, предполагающего постоянное повышение производительности, обеспечиваемое технологическим прогрессом, а также расширение и усовершенствование продуктовой номенклатуры.
Опосредованность инноваций культурным контекстом
В концепции второй экономической революции выявляется взаимосвязь между институтами и интенсивностью инноваций. Однако институты влияют не только на интенсивность инноваций, но и на их направление. Эффективная система прав собственности – лишь один из элементов институциональной структуры, и этот элемент действительно ключевой для интенсивности инноваций. Другой элемент, первичный по отношению к правам собственности, – это культурный контекст, который определяет функционирование всех прочих институтов[5]. Его и имеет смысл рассматривать как главный фактор, обусловливающий направление инноваций.
Любые инновации формируются в рамках культуры и ее языка. Скажем, изобретения новых продуктов в основном определяются всей материальной историей того или иного общества, а также его ценностями, склонностями и предпочтениями. Даже предметы первой необходимости, такие как пища, одежда, жилище и его обустройство, нельзя считать нейтральными с точки зрения культурного контекста. Каждому обществу присуща своя культура питания, определяющая рацион, способ принятия пищи, обстановку, в которой ее принято принимать и т.д. Точно так же существует культура одежды и обустройства жилища[6]. Еще теснее с общекультурным контекстом связаны блага, не относящиеся к предметам первой необходимости, – автомобили, разнообразные услуги, начиная с индустрии развлечений и кончая консультациями юриста. Весь мир товаров и услуг, помимо того что удовлетворяет потребности, выражает особенности культуры, которая формирует потребности и определяет способ их удовлетворения.
Усовершенствования, обеспечивающие экономию затрат, тоже обусловлены нормами той или иной культуры, которые определяют, приемлемы те или иные способы экономии или нет. Например, улучшать организацию труда можно за счет повышения духа коллективизма либо стимулируя индивидуальные творческие усилия[7]. Можно основной акцент делать на совершенствовании технологии производства, независимо от «человеческого фактора», причем и здесь также существуют разные пути развития. Скажем, советские технологические усовершенствования в виде «комплексной механизации»[8] резко отличались от западных технологических решений, направленных на экономию затрат. И те и другие выражали определенную хозяйственную культуру.
Культурный контекст определяет не только способ экономии, но и саму актуальность экономии как таковой. Общество, подверженное действию «эффекта Веблена», едва ли будет озабочено сбережением богатства. Противоположный пример – пуританское общество с развитыми идеалами бережливости9[9]. Еще один аспект, который влияет на актуальность экономии, – экологическая культура и бережливость в отношении природных ресурсов. Как известно, российская и в особенности советская хозяйственная ментальность почти не поощряла бережное отношение к окружающей среде.
Если направления продуктовых и технологических инноваций опосредованы культурой, то это тем более верно в отношении некоммерческих секторов творческой подсистемы общества. Наука – это не некий безразличный набор инструментов анализа единой для всех реальности. Она развивается в рамках определенного культурного контекста, который определяет актуальность тех или иных предметов изучения, постановку научных проблем, подходы к их решениям. Один из ярких примеров – изучение хозяйства. Как известно, период экспансии христианской веры был связан с потерей интереса к экономической проблематике, который возродился только в эпоху Ренессанса. Шумпетер объясняет это равнодушием раннего христианства к вопросам, прямо не связанным с «реформой морали поведения отдельного человека»[10].
Аналогичным образом можно рассуждать и о сфере искусства: общепринятых в нем художественных методах, настроениях, задачах искусства и т.д. Очевидно, что все это напрямую определяется господствующим мировоззрением, ценностями, идеалами общества.
Итак, инновации – не просто однозначный инструмент повышения эффективности. Они являются выражением и частью общей культуры, которая может быть своей или заимствованной. В этом смысле инновации инновациям рознь: одно дело – перенимать элементы чужой культуры и, таким образом, идти на поводу у других стран и иное – создавать инновации в рамках собственной культуры и приобщать к ней других. Очевидно, что проще двигаться, опираясь на высокие культурные достижения соседей. Однако потенциальные выгоды от обращения к собственным традициям и их приложения к текущим проблемам больше. Мало того, что развитие в рамках собственной традиции было бы более устойчивым и безболезненным, оно создавало бы также потенциал для собственного культурного лидерства в мире.
Вторая экономическая революция и «творческая подсистема» общества
Часто для объяснения инноваций, осуществляемых в рамках всей «творческой подсистемы» общества, недостаточно лишь одного анализа институтов, которые поощряют инновационную активность, формируя соответствующие стимулирующие механизмы. Прежде всего, это касается тех достижений, которые совершаются в областях, прямо не связанных с коммерческими инновациями.
В экономической теории существуют концепции, согласно которым на творческий поиск вообще не распространяются законы рынка и мотивы прибыли. Так, французская институциональная концепция предполагает существование отдельно рыночной и творческой подсистем, причем мотив прибыли имеет значение лишь в рыночной подсистеме, тогда как инновационная активность является частью творческой подсистемы[11]. В ней присутствует иная мотивация: не побуждение к обогащению, а стремление к оригинальности. Разумеется, речь идет об оригинальности в определенных рамках, задаваемых традициями, существующими в любой сфере культуры, будь то фундаментальная наука или область искусства. Именно это – оригинальность в рамках традиции – и считается главным мотивом всех авторов творческой подсистемы.
В таком случае концепция второй экономической революции может претендовать на объяснение инноваций, совершаемых лишь в том сегменте творческой подсистемы, который испытывает на себе экспансию рыночной подсистемы, то есть усваивает характерную для нее мотивацию. Значение этого «рыночного сегмента» творческой подсистемы в разных обществах может сильно различаться, допуская «покупное вдохновение» в одних странах и его совершенно бескорыстный характер – в других. Но каким бы ни было значение этой рыночной экспансии, изначально присущая творческой подсистеме мотивация все-таки не связана с извлечением прибыли. Это позволяет предположить, что большая и наиболее важная часть всех творческих свершений объясняется не хорошим вознаграждением, а принципиально иными мотивами, которые неразрывно связаны с творческим процессом. Таким образом, эффективная система прав собственности на интеллектуальную продукцию, безусловно, будет инициировать инновационную активность, но (вероятно, для большинства стран) в узком сегменте творческой подсистемы и в направлении, задаваемом все же внерыночными принципами.
Перспективы второй экономической революции в России
В какой степени инновационные перспективы в развитии России можно связывать с правами собственности на интеллектуальную продукцию? Не должна ли наша страна вслед за Западом пройти через вторую экономическую революцию, подобно тому как она воспроизвела у себя промышленную революцию?
Некоторые признаки зарождения соответствующей системы прав собственности в России как будто имеются. Если в 1990-е годы практически весь рынок таких товаров, как программное обеспечение, кино или музыка, был пиратским, то теперь все чаще потребители выбирают лицензионные продукты. Это, несомненно, свидетельствует о положительных сдвигах в российской системе прав собственности на интеллектуальную продукцию.
Однако эти тенденции пока недостаточно масштабны. Основная масса коммерческой продукции, создаваемой в творческой подсистеме, по-прежнему распродается пиратами. Распространение Интернета также весьма уменьшает отдачу от творческой деятельности для самих продуцентов.