Еще до начала официальной приватизации в СССР началась на рубеже 1980–1990-х годов спонтанная приватизация государственной собственности (ее еще часто называют номенклатурной). Ее суть заключалась в установлении руководством многих предприятий контроля над активами через аренду, выделение структурных подразделений, формирование различного рода ассоциаций и т.п. Естественно, что при резком ослаблении системы государственного контроля и отсутствии правовой базы частной собственности эти процессы проходили с использованием криминальных структур и подкупа чиновников [1–36]. В этот же период была отменена государственная монополия на внешнюю торговлю. Это открыло возможность заключать экспортные контракты либо напрямую, либо через «спецэкспортеров» и создало неограниченные возможности для вывоза капитала за рубеж. Схемы были различные, но суть их оставалась одной и той же – разворовывание экономического потенциала. Например, в алюминиевой подотрасли повсеместно использовалась так называемая толлинговая схема.
По этой схеме российские алюминиевые заводы получали только плату за переработку сырья, а вся выручка за вычетом установленной участниками этой схемы маржи оставалась в офшорной компании.
Одновременно в России появились первые иностранные инвесторы. Как правило, это были так называемые «инвесторы-стервятники», которых совершенно не интересует развитие предприятия, а волнует только установление контроля над финансовыми потоками.
В описываемый период возникли и новые интегрированные структуры и псевдохолдинги (в виде концернов, союзов ассоциаций), созданные на базе бывших министерств и ведомств. Для них были характерны неясная система отношений собственности, высокая степень централизации управления и его низкая эффективность [1–36]. Так, на базе министерств – производителей нефтегазопромыслового оборудования – образовались концерны, объединившие машиностроительные предприятия, выпускавшие однотипную продукцию: «Химнефтемаш», «Нефтеком», «Аконхол», «Гидромаш». В рамках вновь созданных отраслевых концернов (хотя, как показывает зарубежный опыт, ключевой особенностью концерна является его многоотраслевой характер) фактически утверждались прежде искусственно созданные (отраслевые же) барьеры и наследовалась нерациональная монополистическая структура. Кроме того, прежними остались стиль, методы управления, да и, по сути сами принципы функционирования оргструктур. Просуществовав чуть более года, концерны были реорганизованы (президентским Указом №721 от 1 июля 1992 г.) в коммерческие структуры. Поставленные изначально задачи координации научно-технического и производственного потенциала предприятий практической реализации не получили. А параллельно развивавшаяся политическая ситуация, спровоцированная «парадом суверенитетов» бывших союзных республик, окончательно разрушила единую систему производителей нефтегазового оборудования.
В таких условиях началась формальная приватизация. Причем, и президент и правительство решили следовать стандартной программе макроэкономической стабилизации Международного валютного фонда (МВФ), известной под названием «шоковая терапия». Это решение было принято несмотря на то, что у него было много противников как в самой России (в том числе и в академической среде), так и на Западе.
Если отбросить политическую составляющую возражений, то основным моментом в дискуссии о приватизации являлось соображение о том, что приватизации обязательно должна предшествовать структурная перестройка экономики. Она необходима как для образования частных предприятий с достаточно эффективной организационной структурой, так и для формирования рыночных структур, способных поддерживать конкурентные рынки. Однако в России приватизация рассматривалась в первую очередь как политический инструмент, как возможность раз и навсегда отсечь коммунистов от государственного руля, и поэтому очень большое значение придавалось ее темпам. Поспешность – вот одна из наиболее характерных черт проведенной в России приватизации.
Хотя некоторые специалисты считают, что надо было спешить, поскольку набирала обороты спонтанная приватизация. Например, значительное число предприятий в легкой промышленности и сфере услуг фактически стали частными уже в 1992 г. до официального начала приватизации. На практике «шоковая терапия» дала совершенно иной, чем ожидали ее сторонники, эффект, – обернулась провалом в экономике и разочарованием большой части населения из-за не выполненных государством обещаний.
Углубление экономического кризиса в России в 1990-е годы обнаруживалось во всех трех его классических составляющих: а) падение производства (по разным оценкам, от 23 до 60%); б) рост безработицы и количество неполностью занятых; в) инфляция. Причем этот экономический кризис имел долговременную тенденцию, и речь, следовательно, шла о просчетах и ошибках в выборе приоритетов экономической политики. Нет и не было серьезных возражений против либерализации цен, приватизации государственной собственности, финансовой стабилизации. Решение этих задач было объективно необходимо, но проблема состояла в том, что имела место чрезмерная абсолютизация их и игнорирование других, не менее важных мер преодоления кризиса. Проводившаяся вплоть до августа 1998 г. экономическая политика была по сути своей монетаристской. (Такой она с некоторыми изменениями и осталась.) Безусловно, отвергать идеи монетаризма нельзя, хотя бы потому, что они имели определенную экономическую апробацию. Но с самого начала реформ, несмотря на целый ряд заявлений и публикаций ведущих экономистов страны, игнорировался структурный характер российского экономического кризиса. Более того, приватизационные процессы не только не оказали положительного воздействия на экономику по ее стабилизации, но и усугубили спад производства, стимулировали разрыв экономических связей. Главные причины этих негативных явлений коренились в выбранной концептуальной модели приватизации и в конкретном механизме ее осуществления. Превратив по сути ликвидацию государственной собственности в самоцель, исполнительная власть навязала линию на форсированную раздачу госимущества.
На практике приватизация сопровождалась массовыми отступлениями от законов о приватизации государственной и муниципальной собственности, о собственности, о местном самоуправлении, от Федеративного договора. Постановление Верховного Совета России от 27 декабря 1991 г. о разграничении государственной собственности на федеральную и республиканскую в должной мере не было выполнено; необходимая ясность не была достигнута в определении объектов муниципального присвоения, что, понятно, ущемляло права его субъектов. Это и потребовало парламентских решений («О внесении изменений и; дополнений в постановление ВС РФ «О разграничении государственной собственности в Российской Федерации…» и «О порядке распоряжения объектами федеральной собственности на территории России»), призванных блокировать разбазаривание федеральной собственности, снять противоречия между субъектами Федерации и недовольство местных элит.
Приватизационным процессам, к сожалению, был придан ярко выраженный административно-распорядительный характер.
Способы приватизации в Госпрограмме-92 и в проектах Госпрограммы-93 были чрезвычайно схематизированы и унифицированы. Это резко затрудняло учет отраслевой и региональной специфики (не говоря об уникальном подчас характере) приватизируемых объектов. В результате они все чаще преобразовывались «в особом порядке» (не на основе госпрограммы приватизации, а конкретными волевыми решениями федеральной исполнительной власти), что также влекло отступление от действующих законов.
Функции Госкомимущества РФ и Российского фонда федерального имущества были не приведены в соответствие с Законом о приватизации государственных и муниципальных предприятий. Баланс их правомочий поэтому был нарушен, а контроль представительной власти за ходом приватизации на деле блокирован. Приватизацию необходимо было осуществлять в единстве со стабилизацией, с сильной структурно-инвестиционной и социальной политикой и, следовательно, использовать в основном не административные, а экономические методы, направленные на активизацию предпринимательской деятельности.
Одной из самых актуальных задач на тот период являлось определение общих принципов формирования новых крупных хозяйственных структур (корпораций) и роли государственного регулирования в этом процессе. На государственном уровне была выдвинута идея о формировании оптимальной структуры отраслей и эффективном распределении инвестиционных потоков только на основе «естественного отбора». На практике это привело к серьезному упадку обрабатывающей промышленности, регрессу ее наукоемких и высокотехнологичных сфер. Это негативно сказывается в настоящее время и будет сказываться далее.
Мировой опыт показывает, что функционирование механизма межотраслевого перелива капитала (в соответствии с ценовыми сигналами фондового рынка и различиями в отраслевой рентабельности капитала), усиливающего конкурентное давление и нацеливающего предприятия на проведение стратегии диверсификации производства, возможно лишь в рамках организационных структур, обладающих высококонцентрированными и централизованными производственными и банковскими активами.
Из всего этого следует, что оживление инвестиционных потоков и межотраслевого перелива капитала было возможно лишь на основе всемерного снижения государством отраслевых барьеров входа и выхода, акционирования и корпорирования предприятий, образования жизнеспособных организационных объединений, составляющих основу индустриальной базы страны. Однако процесс становления новых корпоративных структур в 1990-е годы в России проходил по-другому и характеризовался следующими моментами.