Чего хочет Квебек?
Но чего же, собственно, хочет Квебек? Разобравшись в этом, можно будет понять, чем было соглашение, выработанное канадской политической элитой на озере Мич: запоздалой попыткой спасти страну или грубейшей ошибкой, сделавшей распад необратимым.
Подобно национальным движениям, развернувшимся в 1990-е годы в российских автономиях, квебекские сепаратисты поначалу провозглашали своей целью ликвидацию экономической и культурной несправедливости. Однако движение, стремительно набиравшее силу с начала 1960-х годов, довольно быстро вышло за рамки этих задач и сосредоточилось на политической цели – отделении французского Квебека от остальной Канады. Начиналось же все вполне скромно. В 1964 году квебекское правительство добилось от Оттавы "специального статуса" в федеральных программах; он лег в основу так называемого "кооперативного федерализма". Тогда же провинция впервые потребовала права самостоятельно подписывать международные соглашения. К середине 60-х годов стало очевидно, что у разговоров о новой федерации, восстановлении исторической справедливости, суверенитете в рамках единой Канады есть недвусмысленный подтекст: "логика "тихой революции" предполагала преобразование канадской федерации в конфедерацию независимых государств".
В течение последующих тридцати лет Квебек методично и настойчиво расшатывал федеративную систему. В провинции форсированными темпами создавались атрибуты собственной государственности. К началу 70-х годов Законодательная ассамблея Квебека была переименована в Национальную ассамблею, а с официальных бланков исчезли всякие упоминания о провинции Квебек. Тогда же зазвучали призывы заменить парламентское устройство президентским, а министерство по связям с федерацией переименовать в министерство по межправительственным связям. Исходящие от федеральных властей упреки в том, что законодательство Квебека систематически нарушает федеральную конституцию, лидеры провинции парировали предложениями переписать основной закон Канады. (В России, как известно, с похожими инициативами выступали президенты ряда республик.) Квебекские лидеры активно пропагандировали принцип "ассоциация – суверенитет", под которым подразумевалась политическая самостоятельность в сочетании с экономическим союзом с "остальной Канадой" – что-то вроде "ассоциированного членства" в составе Российской Федерации, до недавнего времени пропагандируемого Татарстаном. Они требовали конституционного закрепления этой идеи. "Новый федерализм, рождающийся в Канаде, должен исходить из того, что один из субъектов федерации будет пребывать в совершенно особых условиях. Новый режим должен предоставить Квебеку полную административную и законодательную власть в тех областях, где другие провинции могут довериться федерации", – заявлял один из лидеров сепаратистов Жерен-Лажуа. На деле это означало бы удовлетворение следующих требований:
все налоги, собираемые в Квебеке, должны поступать в распоряжение местных властей;
все действующие в Квебеке законы принимает Национальная ассамблея;
все международные соглашения, затрагивающие Квебек, следует заключать с участием квебекского правительства и ратифицировать в парламенте провинции.
При этом, однако, Квебек собирается и впредь пользоваться преимуществами валютного и таможенного союза с Канадой, а также взаимной "прозрачностью" границ. Нынешний премьер-министр провинции Люсьен Бушар называет это "новым экономическим партнерством", которое, по его мысли, сделает "обновленную" Канаду похожей на Европейский Союз.
Российского наблюдателя трудно удивить подобными "начинаниями". Правда, канадские власти, в отличие от российского истеблишмента ельцинской поры, проявляли куда большую настороженность по отношению к сепаратистским новациям. "Было бы великим заблуждением считать, что люди, пытающиеся развалить Канаду, вдруг оставят свои намерения только потому, что власть провинциальных правительств в некоторых сферах будет расширена", – говорил в свое время Пьер Трюдо. Время показало, что этот выдающийся политик был прав. После того как в 1976 году к власти в Квебеке пришла националистическая Квебекская партия, все разговоры об "обновленной федерации" отошли на второй план. Стране была навязана череда референдумов, причем в ходе последнего из них сепаратисты едва не добились своей цели.
Провал разработанного на озере Мич соглашения и срыв всех последовавших за ним попыток примирения довели взаимное отчуждение двух частей Канады до крайней степени. "Миротворческие" инициативы правительства либералов, предполагающие масштабную децентрализацию власти наряду с признанием Квебека "особым обществом" и возвращением ему права конституционного вето, с редким единодушием отвергаются как англофонами, так и франкофонами. Это вполне объяснимо: одним намеченные уступки кажутся чрезмерными, а другим – недостаточными. Страна зашла в тупик. Уже накануне референдума 1995 года 72 процента квебекцев были убеждены, что ради сохранения единства Оттава должна предоставить Квебеку полномочия, которых нет у остальных провинций; в то же время 76 процентов жителей "остальной Канады" решительно возражали против этого. После голосования раскол углубился: согласно социологическим данным, только 22 процента избирателей "остальной Канады" рассматривают свое государство как "пакт двух народов-основателей", а 75 процентов видят в нем "договор равных провинций". Более того, значительно выросло число людей, психологически готовых проститься с возмутителями спокойствия: так, в Британской Колумбии опрошенных полагают, что если придется выбирать между предоставлением Квебеку особого статуса и изгнанием его из федерации, следует предпочесть второе. Былые противники "особого статуса" склоняются сейчас к тому, что мичский вариант был не таким уж плохим. Но теперь Квебек навряд ли пошел бы навстречу своим партнерам, тем более что в ближайшей перспективе верхушечный сговор, подобный соглашению на озере Мич, трудно себе представить.
В таком политическом контексте модель "асимметричной" федерации выглядит теоретически весьма желательной, но практически абсолютно недостижимой. Иными словами, вполне можно согласиться с канадским специалистом по федеративным отношениям Джонатаном Лемко, который обобщает сложившуюся ситуацию в следующих выражениях: "Пересмотр конституции необходим, но в настоящее время у страны нет политической воли для этого. В обозримом будущем никаких конституционных перемен в Канаде не предвидится".
Выводы
Из всего сказанного следуют несколько выводов как универсального, так и частного свойства.
Во-первых, сплав этнического начала с территориальным, положенный в основу федеративной государственности как в России, так и в Канаде, означает постоянную дестабилизацию и нескончаемый кризис. По-видимому, многонациональные федерации эффективны только в тех случаях, когда претензии этносов на самовыражение не предусматривают элементов собственной государственности. В интересующих нас странах избежать этого не удалось: в Канаде – в силу особенностей истории страны, начавшейся с насильственного присоединения территорий, населенных французским меньшинством, а в России – из-за волюнтаризма большевиков, после 1917 года буквально навязавших основы государственности народам, ранее ее вовсе не знавшим. Именно национально-территориальный принцип государственного устройства препятствует нормальной реализации "асимметричной" модели, довольно успешно работающей в федерациях, которые допускают культурную, но не политическую автономию проживающих в них этносов.
Во-вторых, в эпоху глобализации лозунг "права наций на самоопределение" лишь на первый взгляд кажется чем-то отжившим и устаревшим. Пример Канады показывает, что успешное встраивание страны в глобальную экономическую систему отнюдь не гарантирует сглаживания межнациональных противоречий. Более того, глобализация и национализм идут рука об руку: по мере того, как мир становится все более унифицированным, этнические меньшинства ощущают нарастающее беспокойство. Иначе говоря, можно предположить наличие прямой взаимосвязи между приобщением страны к новому, глобальному миропорядку и подъемом националистических и сепаратистских движений. Поскольку современная Россия все еще остается "полузакрытым" (или, если угодно, "полуоткрытым") обществом, мы пока не ощутили всей тяжести этих проблем.
В-третьих, отсутствие у канадской правящей элиты радикальных рецептов выхода из тупика означает, что страну ждут тяжелые испытания, и вопрос лишь в сроках. По всей видимости, в ближайшие десятилетия мы станем свидетелями распада Канады как единого государства, причем политическое будущее новообразований, которые могут появиться на ее месте, крайне неопределенно. Особенности политической культуры, преобладающей в стране, а также соседство с США, крайне заинтересованными в поддержании стабильности у себя "дома", позволяют надеяться на цивилизованное прощание с Квебеком, хотя подобный сценарий едва ли можно считать абсолютно предрешенным. У России же есть все основания пристальнее всмотреться в канадское зеркало: по крайней мере, в федеративном строительстве мы довольно долго шли сходными путями и вместе обнаруживали изъяны "асимметричного" федерализма с национальным подтекстом.
Наконец, в-четвертых, канадцы проявляют завидную мудрость, готовясь к прощанию с Квебеком загодя. Несмотря на кажущуюся неактуальность подобных сюжетов в современном российском контексте, капитальные исследования типа "Россия без Татарстана" или "Россия без Северного Кавказа" нам тоже не помешали бы. Прочность консолидации, которую Путин обеспечил в первые годы своего президентства, не должна вводить в заблуждение; фундаментальные проблемы страны, в том числе и в сфере федеративных отношений, решаются крайне медленно, и обозримом будущем никаких серьезных сдвигов здесь не произойдет. Благодаря канадскому опыту у нас появилась уникальная возможность исторического предвидения, и было бы опрометчиво ее не использовать.
Список использованной литературы
1. А.А. Мелкумов. Канадский федерализм: теория и практика (М., 1998),
2. Лорд Актон. Принцип национального самоопределения. – В кн.: Нации и национализм (М., 2002), 28.
3. А.А. Захаров. Федеративное государство и сепаратизм: канадский вариант. – ПОЛИС (Политические исследования). – 2002, № 3.
4. Интернет-портал www.canada.ru