Ельцинское государство попыталось забыть само понятие «общенациональные интересы», превратившись в результате в «государство всеобщего рентоискательства»2. Это означает, что бизнес-элита рассматривает его как механизм получения особых льгот и привилегий, а сами политики — как способ сколачивания капитала, политического и материального. Численность самого государственного аппа-
1 См.: [8, гл. 14].
2 См.: [Там же, гл. 15].
рата и расходы на его содержание в сравнении с советскими временами существенно возросли. В связи с этим важно отметить, что громадный политический имидж В. Путина связан не столько с тем, что он делает и собирается делать, сколько с тем, что он не делает — он и его команда не воруют (по крайней мере, такова их репутация)! После ельцинских времен такая рекомендация ободряет истосковавшихся по честным политикам россиян как глоток воды в пустыне.
Постсоветское государство эпохи ельцинщины, таким образом, оказывается едва ли не самым слабомодернизированным компонентом хозяйственной жизни — оно слишком конъюнктурно, слишком заботится «о себе, любимом». Создания сколько-нибудь целостной и эффективной системы государственного регулирования российской экономики следует ожидать, как полагают авторы книги «Экономические субъекты постсоветской России», только в XXI в.1
Результаты «ельцинизма»: о трудности поиска «черной кошки в темной комнате»
Итоги проведенного авторами вышеназванной книги исследования институциональных изменений 1990-х гг. можно сформулировать очень лаконично: практически все они оказываются изменениями негативными. Это суждение тем более основательно, что российские ин-ституционалисты из «Виртуальной мастерской» изучали в основном именно неформальные институты — не предписанные правила и формально-юридические нормы, а фактические ценности, рутины, практики и «правила игры». Увы, на данном этапе исследования проблемы, видимо, приходится согласиться с интерпретацией социально-экономической эволюции ельцинской России как
1 См.: [8, гл. 16].
Россия 1990-х годов: недоразвитость через упадок или развитие через спад?
«недоразвитости через упадок», сочетания экономического спада с институциональной деградацией.
Характеристика событий 1990-х гг. как «прогрессивной рыночной модернизации» оказывается поэтому «не совсем» верной. По этому поводу вспоминается знаменитый афоризм Вольтера о средневековой Священной Римской империи, которая при ближайшем рассмотрении оказывается не священной, не римской и не империей. Так же и ельцинские реформы оказываются не такой уж прогрессивной, не очень-то рыночной и не совсем модернизацией.
Собственно, «виртуальные мастеровые» не открывают Америки — они лишь обобщают те выводы по разным частным вопросам (о среднем классе, о бартере, о трудовых отношениях, о бюджетной политике...), которые рассеяны по многим ранее опубликованным работам. Отдельные штрихи слились в буквы, буквы сложились в слово, и это слово — «регресс». Кстати, среди зарубежных обществоведов мнение о регрессивном характере радикальных экономических реформ в постсоветской России уже стало в 1990-е гг. довольно распространенным1.
Любопытно вспомнить, что сформулированная на основе теории систем гипотеза о неизбежности регресса при системных изменениях российской экономики была высказана в нашей стране еще до начала «ельцинских» реформ. В 1990 г. в «Теории катастроф» советского математика В.И. Арнольда рассматривалась теория перестроек для случая, когда общественная система находится в устойчивом состоянии, вблизи которого имеется лучшее устойчивое состояние (рис. 7) [11, с. 100-101]. Постепенное движение в сторону лучшего состояния, как отмечал В.И. Арнольд, сразу же приводит к ухудшению благосостояния населения, причем при равномерном движении к лучшему состоянию ухудшения будут какое-то время расти с ускорением. Хотя в конечном счете общество переходит от «административной системы» к «рыночной экономике», однако величина временного ухудшения благосостояния, необходимого для перехода в лучшее состояние, сравнима с финальным улучшением.
Общий вывод из гипотетической модели В.И. Арнольда таков: неизбежной платой за развитие «предприимчивости» должен стать сильный (хотя и вре-
Рис. 7. Модель переходных социально-экономических процессов
по В.И. Арнольду
См., например: [9, 10].
менный) экономический спад, количественный регресс. Можно лишь пожалеть, что в годы «революции растущих ожиданий» практически никто не обратил внимания на этот предостерегающий прогноз.
Модель В.И. Арнольда — это, согласно нашей классификации, эволюция по типу «развитие через спад» (благосостояние — индикатор роста, предприимчивость — индикатор развития). Однако, как следует из коллективной монографии «виртуальных мастеровых», даже такая интерпретация «ельцинских» реформ выглядит слишком оптимистично.
В модели В.И. Арнольда параллельно с временным количественным регрессом (падением благосостояния) наблюдается непрерывный качественный прогресс (рост предприимчивости). К сожалению, пока так и не обнаружено такого параметра российской хозяйственной жизни, по которому можно было бы с высокой степенью уверенности судить о прогрессивном характере изменений. Что касается предприимчивости, на которую указал В.И. Арнольд, то эта характеристика слишком аморфна и неопределенна, чтобы можно было делать какие-либо корректные выводы о ее динамике.
Данная ситуация допускает три альтернативных объяснения.
Объяснение № 1 (пессимистическое). Радикальные реформы вызвали цивилизационный слом, подобно тому как «ломались», например, цивилизации ацтеков и инков под натиском испанских конкистадоров. Это означает, что новая экономическая система, которая возникнет на постсоветском пространстве, будет иметь совсем других цивилизационных субъектов — не нас, не россиян. Тогда прогрессивность «ельцинских» реформ заключается главным образом в том, что они «расчищают почву» для какого-нибудь грядущего Великого Китая (или Соединенных Штатов Европы).
Объяснение № 2 (умеренно оптимистическое). Позитивные эффекты радикальных экономических реформ проявляются с большим временным лагом, а «ельцинское» девятилетие — слишком малый срок. В таком случае позитивные качественные сдвиги будут заметны лишь спустя солидный (и неопределенный) промежуток времени1.
Объяснение № 3 (весьма оптимистическое). На самом деле позитивные качественные изменения уже стали реальными, но экономисты и социологи до сих пор не обнаружили тех важнейших критериев, по которым надо отслеживать эти изменения. В таком случае главной задачей российского обществоведения должен стать поиск этих «икс-критериев». Данная задача, впрочем, напоминает поиск «черной кошки в темной комнате», поскольку нет никакой уверенности в том, что именно объяснение № 3 является истинным.
В любом случае можно согласиться, что предложенная «виртуальными мастеровыми» интерпретация «ельцинских» реформ является незавершенной и может рассматриваться лишь как первое приближение к истине. Отечественным институционалистам (и обществоведам вообще) настало время возвращаться к обсуждению макротеоретических проблем переходных процессов, продолжая тот подход, который намечен «Виртуальной мастерской P.M. Нуреева».
Список литературы
1. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М., 1986.
2. Капица СП., Курд/омов СП., Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 2001.
1 Вопрос о том, не начались ли позитивные качественные сдвиги в «путинский» период, требует специального анализа, и в любом случае суждения об этом будут малонадежны из-за слишком близкой временной дистанции («лицом к лицу лица не увидать»).
3. Бузгалин А. Переходная экономика. М., 1994.
4. Аукуционек С.П. Теория перехода к рынку. М., 1995.
5. Экономика переходного периода / Под ред. А.И. Колганова, В.В. Радаева. М., 1995.
6. Рязанов В. Т. Экономическое развитие России: реформы и российское хозяйство в XIX-XX вв. СПб., 1998.
7. От аграрного общества к государству всеобщего благосостояния. М., 1998. С. 242.
8. Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ) / Под ред. P.M. Нуреева. М.: МОНФ, 2001. (Эта книга почти сразу после выхода в свет стала библиографической редкостью, поэтому в 2002 г. планируется ее второе издание.)
9. Olson M. Why Is Economic Performance Even Worse After Communism Is Abandoned? Fairfax, Virginia, 1993.
10. Ericson R. The Post Soviet Russian Economic System: An Industrial Feudalism? (January 1999) // http://www.hhs.se/site/Publications/No 140-web.pdf.
11.Арнольд В.И. Теория катастроф. 3-е изд. М.: Наука, 1990. С. 100-101.