Недостатки этой схемы велики. Достаточно сказать, что рабочие и капиталисты как в промышленности, так и в сельском хозяйстве зачисляются у Кенэ в один и тот же класс. Уже Тюрго отчасти исправил эту нелепость, а Смит полностью опроверг ее.
Или другая немаловажная деталь. Если капиталист получает только своего рода зарплату, то как, из чего может он накоплять капитал? Чтобы объяснить это, Кенэ делает такой фокус. Он говорит, что нормально, экономически «законно» только накопление из чистого продукта, т.е. из дохода землевладельцев. Фабрикант же или купец могут накоплять лишь не совсем «законным» способом, урывая что-то из своей «зарплаты».
Эта точка зрения имела под собой то основание, что источники накопления в промышленности, где преобладали либо малопроизводительные ремесленные мастерские, либо полуфеодальные королевские мануфактуры, были очень слабы. Надежды Кенэ на экономический прогресс страны связывались с накоплением, которое имеет своим источником высокопроизводительное, капиталистически организованное фермерское хозяйство. При этом ему казалось не самым существенным, ведется ли оно на собственной или на арендованной земле. Он знал, что в Англии успешно развивали сельское хозяйство капиталистические фермеры, арендовавшие землю у лендлордов.
Посмотрим, какие практические выводы вытекали из учения Кенэ. Естественно, что первой рекомендацией Кенэ было всемерное поощрение земледелия в форме крупного фермерского хозяйства. Но далее следовали по меньшей мере две другие рекомендации, которые выглядели в то время не так безобидно. Кенэ считал, что налогом надо облагать только чистый продукт, как единственный подлинный экономический «излишек». Любые другие налоги обременяют хозяйство. Что же получалось? Те самые феодалы, на которых Кенэ возлагал столь важные и почетные социальные функции, должны были на деле платить все налоги. В тогдашней Франции дело обстояло как раз наоборот: они не платили никаких налогов. Кроме того, говорил Кенэ, поскольку промышленность и торговля находятся «на содержании» у земледелия, надо, чтобы это содержание обходилось возможно дешевле. А это будет при том условии, если отменить или хотя бы ослабить все ограничения и стеснения для производства и торговли.
Таково было в главных чертах учение Кенэ. Такова была физиократия. При всех ее недостатках и слабостях это было цельное экономическое и социальное мировоззрение, прогрессивное для своего времени и в теории и на практике.
Идеи Кенэ рассеяны во многих небольших по объему сочинениях и в работах его учеников и единомышленников. Собственные его произведения публиковались в разной форме и часто анонимно на протяжении 1756 —1768 гг., а некоторые остались в рукописи, были разысканы и увидели свет лишь в XX в. Нашим современникам нелегко разобраться в сочинениях Кенэ, хотя они умещаются в один не очень толстый том: его основные идеи многократно воспроизводятся и повторяются с трудно уловимыми оттенками и вариациями. В 1768 г. ученик Кенэ Дюпон де Немур опубликовал сочинение под заголовком «О происхождении и прогрессе новой науки». В нем подводились итоги развития учения физиократов.
Особенность физиократической теории состояла в том, что её буржуазная сущность скрывалась под феодальной оболочкой. Хотя Кенэ и собирался обложить чистый продукт единым налогом, в основном он обращался к просвещенному интересу власть имущих, обещая им рост доходности земель и укрепление земельной аристократии.
И «хитрость» эта удалась в большой мере. Дело тут, конечно, не только в слепоте власть имущих. Дело в том, что спасти земельную аристократию действительно могли только буржуазные реформы, как это случилось,— правда, в других условиях — в Англии. А в рецепте старого доктора Кенэ это горькое лекарство было изрядно подслащено и скрыто под привлекательной оберткой!
По этой причине школа физиократов в первые годы имела немалый успех. Ей покровительствовали герцоги и маркизы, иностранные монархи проявляли к ней интерес. И в то же время её высоко ценили философы-просветители, в частности Дидро. Физиократам сначала удалось привлечь симпатии как наиболее мыслящих представителей аристократии, так и растущей буржуазии. С начала 60-х годов кроме версальского «антресольного клуба», куда допускались только избранные, открылся своего рода публичный центр физиократии в доме маркиза Мирабо в Париже. Здесь ученики Кенэ (сам он не часто бывал у Мирабо) занимались пропагандой и популяризацией идей мэтра, вербовали новых сторонников. В ядро секты физиократов входили молодой Дюпон де Немур, Лемерсье де ла Ривьер и еще несколько человек, лично близких к Кенэ. Вокруг ядра группировались менее близкие к Кенэ члены секты, разного рода сочувствующие и попутчики. Особое место занимал Тюрго, отчасти примыкавший к физиократам, но слишком крупный и самостоятельный мыслитель, чтобы быть только рупором мэтра. То, что Тюрго не смог втиснуться в прокрустово ложе, срубленное плотником с версальских антресолей, заставляет нас с иной стороны посмотреть на школу физиократов и её главу.
Конечно, единство и взаимопомощь учеников Кенэ, их безусловная преданность учителю не могут не вызывать уважения. Но это же постепенно становилось слабостью школы. Вся се деятельность сводилась к изложению и повторению мыслей и даже фраз Кенэ. Его идеи все более застывали в виде жестких догм. На вторниках Мирабо свежая мысль и дискуссия всё более вытеснялись как бы ритуальными обрядами. Физиократическая теория превращалась в своего рода религию, особняк Мирабо — в её храм, а вторники — в богослужения.
Секта в смысле группы единомышленников превращалась и секту в том отрицательном смысле, какой мы вкладываем в это слово теперь: в группу слепых приверженцев жёстких догм, отгораживающих их от всех инакомыслящих. Дюпон, ведавший печатными органами физиократов, «редактировал» всё, что попадало в его руки, в физиократическом духе. Самое смешное, что он считал себя большим физиократом, чем сам Кенэ, и уклонялся от публикации переданных ему ранних работ последнего (когда Кенэ писал их, он был, по мнению Дюпона, ещё недостаточно физиократом).
Такому развитию дел способствовали некоторые черты характера самого Кенэ. Д. И. Розенберг в своей «Истории политической экономии» замечает: «В отличие от Вильяма Петти, с которым Кенэ делит честь именоваться творцом политической экономии, Кенэ был человеком непоколебимых принципов, но с большой наклонностью к догматизму и доктринерству».·6 С годами такая наклонность увеличивалась, да и поклонение секты этому способствовало.
Считая истины новой науки «очевидными», Кенэ становился нетерпим к другим мнениям, а секта во много раз усиливала эту нетерпимость. Кенэ был убежден к универсальной применимости своего учения независимо от условий места и времени.
Его скромность ни на йоту не уменьшилась. Он отнюдь не искал славы, но она сама находила его. Он вовсе не принижал своих учеников, но они принижали себя сами. В последние годы Кенэ стал невыносимо упрям. В 76 лет он занялся математикой и возомнил, что сделал важные открытия в геометрии. Д'Аламбер признал эти открытия вздором. Друзья в один голос уговаривали старца не делать из себя посмешище и не публиковать работу, где он излагал свои идеи. Все было напрасно. Когда в 1773 г. это сочинение все же вышло, Тюрго сокрушался: «Это же скандал из скандалов, это солнце, которое потускнело». На это можно, видимо, ответить только пословицей: и на солнце бывают пятна.
Кенэ умер в Версале в декабре 1774 г.
Физиократы не могли никем его заменить. К тому же они уже переживали упадок. Правление Тюрго в 1774—1776 гг. оживило их надежды и деятельность, но тем сильнее был удар, нанесенный его отставкой. К тому же 1776 г. — это год выхода в свет «Богатства народов» Адама Смита. Французские экономисты следующего поколения — Сисмонди, Сэй и др. — больше опирались на Смита, чем на физиократов. В 1815 г. Дюпон, уже глубокий старик, в письме попрекал Сэя тем, что он, вскормленный на молоке Кенэ, «бьет свою кормилицу». Сэй отвечал, что после молока Кенэ он съел немало хлеба и мяса, т.е. изучил Смита и других новых экономистов. В конечном счете Сэй отказался и от главных прогрессивных элементов учения Смита.
Коренная причина распада физиократической школы и уменьшения популярности идей Кенэ в 70-х и 80-х годах состоит в том, что потерпели неудачу её попытки подготовить классовый компромисс между дворянством и буржуазией. Королевская власть оказалась неспособной играть роль арбитра и примирителя между обоими классами. Утратив покровительство двора, последователи Кенэ стали подвергаться нападкам феодальной реакции. В то же время им было не по пути с левым, демократическим направлением в просветительстве. Тем не менее физиократы сыграли большую роль в развитии общественных идей во Франции и в становлении политической экономии как науки.
Как пишет в своих мемуарах Мармонтель, уже с 1757 г. доктор чертил спои «зигзаги чистого продукта». Это была «Экономическая таблица», которая неоднократно издавалась и толковалась в трудах самого Кенэ и его учеников. Она существует в нескольких вариантах. Однако во всех вариантах «Таблица» представляет собой одно и то же: в ней изображается с помощью числового примера и графика, как создаваемый в земледелии валовой и чистый продукт страны обращается в натуральной и денежной форме между тремя классами общества, которые выделял Кенэ.