1. Как оптимизировали фондовые портфели в ХХ-ом веке и чем все это закончилось
Житейский опыт идет впереди науки. В основе научных подходов к портфельной оптимизации лежат всего пять простых истин:
Золотое правило инвестирования: чем доходнее, тем рискованнее. Это правило постоянно забывается, - и, когда у инвесторов появляются лишние деньги, на авансцену финансового рынка возвращаются «пирамиды».
Правило равновесия: деньги бегут туда, где им лучше. Свободные денежные средства стремятся прийти на эффективные рынки и вовремя уйти с рынков, теряющих привлекательность.
Правило наивной диверсификации: не клади яйца в одну корзину. Правило забывается, когда инвесторы увлекаются какой-нибудь одной «фишкой», - например, высокими технологиями.
Правило убывающей ликвидности: легче деньги превратить в товар, чем наоборот. В смутные времена гиперинфляции, когда деньги уступают место «золоту-бриллиантам», все предпочитают вкладываться в нефондовые и неденежные активы. Вопрос только, на каких условиях удастся вернуться назад, в деньги, когда инфляция замедлится.
Правило мягких падений: боишься упасть - подстели соломку. Отсюда возникает механизм хеджирования.
А теперь о том, как эти пять фундаментальных принципов отразились в науке фондового менеджмента.
Лауреат Нобелевской премии Гарри Марковиц в своей статье «Портфельный выбор» [1] (в прошлом году мы отметили полвека c момента публикации этой работы) взял за основу золотое правило инвестирования, рассмотрев задачу оптимизации фондового портфеля в координатах «доходность - риск». Если портфель моделируется многомерной случайной величиной ожидаемой доходности его активов, то можно выделить параметры средней доходности (доходность), расчетного отклонения от среднего (риск) и построить корреляционную матрицу стохастической взаимной связи активов портфеля. Тогда задача оптимизации фондового портфеля - это а) задача максимизации доходности портфеля при фиксированном уровне его риска или б) задача минимизации риска портфеля при фиксированной требуемой средней доходности портфеля.
Задача в постановке Марковица, имеющая аббревиатуру MVO (means-variance analysis) решена полвека назад. В Сети можно найти несколько десятков бесплатных калькуляторов подобного рода, основанных, например, на алгоритме квадратичной оптимизации по Куну-Таккеру.
Но лет через тридцать после выхода статьи Марковица раздались голоса против метода MVO. Существо первых возражений было математическим. Специальные статистические исследования показали, что распределение текущей доходности активов не является нормальным, т.е. не характеризуется только первым начальным и вторым центральным моментами. Следовательно, оптимизация портфеля лишь по двум моментам распределения доходности является некорректной. Применяя неклассические распределения доходности, аналитики решили отказаться от метода Марковица в пользу имитационного моделирования портфеля методами Монте-Карло, восстанавливая результирующее распределение доходности портфеля на основе множества входных сценариев рынка.
Другое соображение исходило от группы Шарпа-Линтнера [2] (в последующем также нобелевских лауреатов). Справедливо утверждалось, что бессмысленно рассматривать задачу MVO для портфелей с реальными активами, потому что доходность и риск этих активов прогнозировать невозможно. Было также замечено, что инвесторы на региональных организованных рынках принялись двигаться стадами (термин Дж.Сороса), и это стадное движение в фарватере «бычьей» или «медвежьей» тенденции породило эффект синхронной волатильности (близкая к полной корреляция активов). Соответственно, оказалось возможным не проводить измерение корреляции, а сравнивать две сильно коррелированные тенденции: актива и рынка (бета-модель). К тому же специальные исследования [3] показали, что ошибка в измерении доходности и риска активов вносит в решение задачи MVO на порядок большую погрешность, чем ошибка в измерении параметров корреляционной матрицы.
Третье возражение против MVO заключалось в неприятии концепции симметричного риска. Несимметричность рациональной функции инвестиционной полезности выражает ту суть, что инвестор гораздо интенсивнее переживает проигрыши, нежели выигрыши. Поэтому симметричная мера риска (примером которой является отклонение от среднего) является неудовлетворительным модельным описанием. Следовало бы связывать риск исключительно с фактом потерь. Отталкиваясь от этой установки, ученые предложили целый спектр методов оценки портфельного риска, к которым относятся методы классов MAD, Value-at-Risk и другие.
Четвертое препятствие на пути развития метода MVO ссостоит в учете производных ценных бумаг в структуре портфеля. Как показано в [4], введение производных ценных бумаг в портфель деформирует исходное распределение доходности актива, что приводит к усеченному распределению доходности сборки «актив плюс опцион». В этих условиях классическая модель MVO неадекватна.
В результате всех выдвинутых возражений классическая модель Mарковица фактически вышла из употребления в фондовом менеджменте и сохранилась лишь для случая оптимизации международных индексных портфелей, где в качестве активов выступают не реальные активы, а модельные классы [5], включающие в себя активы одной страны или региона. Но, несмотря на снижение значимости, главная непреходящая заслуга метода Mарковица в том, что в нем, как в зеркале, отразились сразу два базовых правила оптимального инвестирования: золотое и наивной диверсификации. Ведь оптимизировать можно только диверсифицированный портфель; если диверсификации нет, то нет и разницы между отдельными активами и произвольной их суперпозицией. Также, активы с большей доходностью и меньшим риском вытесняют из оптимального портфеля активы с худшими показателями; поэтому в оптимальный портфель попадают только активы, одновременно ранжированные по доходности и риску. Такие оптимальные портфели названы мною монотонными [6].
Казалось бы, отход от метода Марковица должен был бы улучшить качество управления фондовыми активами. Однако события последних трех лет показывают, что никакие специальные усилия по усовершенствованию методик фондового менеджмента не приводят к успеху, если в их основе лежат ненаучные представления о природе рынка. Раскроем этот тезис.
Вплоть до 2000 года мировые рынки неуклонно росли темпами 20-30% годовых. Эта ситуация очень схожа с той, которая развивалась в России в 1994 году, во времена бурного роста акций АО «МММ». Никто, кроме самых осторожных аналитиков, не предвещал скорого краха рынка бумаг этой компании. Казалось, что в эту игру можно играть вечно. И точно так же иногда казалось, что акции высокотехнологичного сектора, в силу их необычайной привлекательности и перспективности, могут занять место альтернативной меры стоимости, выступить чуть ли не в качестве американской резервной валюты. Действительность быстро свела на нет эти химеры.
Что же говорила наука фондового менеджмента? Большинству исследователей показалось, что наступила эра процветания, базирующаяся на ценностях новой экономики. Все усматривали в неуклонном многолетнем росте фондовых индексов свидетельство особой синергии, когда новые технологии, оплодотворяя традиционные базовые отрасли и сектора экономики, вызывают в них бурный рост производительности труда, сжатие издержек и, соответственно, качественный скачок уровня прибыльности. Казалось, что прорывы в одном направлении в русле новой экономики должны будут вызвать немедленные прорывы на сопряженных фронтах этой экономики.
Однако в действительности дело обстояло таким образом, что темпы роста курсов акций в новой экономике многократно опережали темпы роста прибылей в этой экономике (большая часть баснословно высоко оцененных компаний были даже убыточными). И в то же время влияние новой экономики на старую оказалось не столь масштабным, как хотелось бы ожидать. Поэтому завышенные ожидания аналитиков не оправдались. Хуже того: аналитики просто проспали тот момент, когда инвестор решил пересмотреть свои инвестиционные предпочтения и принялся фиксировать прибыль, уходя с рынка. Стоило здравому смыслу хоть немного возобладать над эйфорией, - и финансовая пирамида на перегретых американских акциях начала осыпаться. И она осыпалась непрерывно в течение двух последних лет. Американский рынок похудел, по разным оценкам, на 7 - 10 триллионов долларов.
Отток инвестиций вызвал большие проблемы с заимствованиями длинных денег. Многие компании высокотехнологичного сектора вдруг с ужасом обнаружили, что структура их баланса неудовлетворительна, а занять денег на поправку дел негде. Началась целая цепь банкротств, поглощений, сворачивания бизнеса, и какого-то промежуточного финиша эта череда корпоративных проблем достигла в 2002 году, с банкротством крупнейших корпораций Enron и WorldCom.
Итак, финансовые аналитики просмотрели не только момент того, что мыльный пузырь новой экономики лопнул, но и момент смены целой макроэкономической парадигмы. Резкое ухудшение условий бизнеса, затяжная рецессия привели к тому, что экономика США (а вслед за ней и всего мира) вступила в фазу перерегулирования. Качественно сдвинулись оптимальные пропорции между инвестициями в долговые обязательства и инвестициями в акции. Владельцы акций стали требовать дополнительной доходности по акциям как премии за риск в условиях рецессии и корпоративных скандалов. Корпорации не смогли удовлетворить эти запросы в части прибыли, - соответственно, инвестор проголосовал ногами, обеспечив требуемый ему уровень доходности через снижение цены тех активов, в которые планируется инвестирование.
Американские финансовые аналитики беспомощно наблюдали за разаворачивающейся на их глазах драмой. Апофеозом беспомощности считается совет, выданный одним из крупнейших аналитиков США Эбби Коэн в 2001 г. - «сидеть тихо», т.е. следовать за рынком, ожидая коррекции рынка акций в сторону повышения. Со времен этого совета инвесторы потеряли еще 20% капиталов, инвестированных в акции.