Например, сотрудники "GoldmanSachs", одного из крупнейших инвестиционных банков США, получили в 2007 г. в среднем по 674 тыс. дол. бонусов каждый, и даже после усиления кризиса в 2008 г. — по 364 тыс. дол.. Финансовый рынок стал главным генератором бесконечных и чрезвычайно сложных финансовых инноваций, которые давали возможность создавать миллионы и миллиарды долларов буквально из воздуха и за изобретение которых получали Нобелевские премии. В. Эндгаль в этой связи отмечает: "Появлялись все новые и новые виды ценных бумаг — одна экзотичнее другой. Например, дефолтные свопы — это дериватов, страхующий от дефолта по деривативам. И теперь рынок боится, что все эти триллионы тоже ожидает дефолт". Игрой с деривативами грешили все, кого называют китами американской экономики: "Ситибанк", "J.P. Morgan", "MorganStanley". Для сравнения: весь мировой ВВП составляет 50 трлн. дол., адеривативов за 7 лет выпустили на 516 трлн. дол., тогда как бюджет США равен 3 трлн. дол., а ВВП — 15 трлн. дол. Следовательно, современный фондовый рынок является спекулятивным наростом, лишним звеном экономической системы и главным генератором факторов ее нестабильности.
На фондовом рынке, особенно на его вторичном сегменте, и на рынке деривативов фактически идет "торговля ожиданиями", и прибыль получает тот "игрок", который правильно угадает будущее движение цен активов (а также многочисленных других параметров — индексов, курсов валют и даже погоды), которыми в последнее время активно торгуют на развитых фондовых рынках. С фундаментальной точки зрения, такие действия "игроков" носят исключительно спекулятивный характер, поскольку создают нулевую реальную полезность (и нулевую добавленную стоимость) для экономической системы, а прибыли, сгенерированные в этом процессе "успешными" "игроками", являются фиктивной стоимостью. "Уолл-стрит превратилась в огромное казино, генерирующее массовую торговлю уже выпущенными ценными бумагами фактически без повышения уровня инвестиций или экономического роста" ". Между тем этот рынок сам постоянно стимулирует своих "игроков" к таким действиям, к созданию и раздуванию фиктивной стоимости и генерированию фиктивных прибылей. Кроме того, он отвлекает ресурсы из реального производства (где создается реальная стоимость).
Давая возможность заработать без создания реальной стоимости, финансовая система стимулирует формирование звеньев нестабильности, или "слабых мест" системы. Накопление последних увеличивает уязвимость системы к финансовым шокам и кризисам. Однако опасность состоит в том, что этот сектор все-таки неотделим от реальной экономики — в нем обращаются реальные активы, а средством обращения и платежа являются те же деньги, которые использует и реальная экономика для обращения и измерения стоимости реальных товаров.
Возникает вопрос о целесообразности существования такого сегмента экономической системы. Функционирование финансового рынка порождает и углубляет дисбалансы в экономике, отвлекая финансовые ресурсы из сектора создания реальной стоимости. Финансовый рынок стимулирует все больший отрыв фиктивной стоимости от реальной. Основное же его преимущество — распределение и хеджирование рисков — на практике не работает. Как пишет В. Энгдаль в книге "Финансовое цунами", в результате так называемой "революции секьюритизации" риски оказались "отделенными от банков и рассеянными по всему миру настолько, что никто не сможет определить, где находится реальная опасность".
4. Институциональные особенности валютного рынка в открытой экономике со слабой национальной денежной единицей
Валютный рынок в открытой экономике является фундаментально нестабильным институтом, поскольку порождает стимулы и создает основы для непродуктивных валютных спекуляций, провоцирующих валютные кризисы и углубляющих "ловушку ликвидности". В условиях ажиотажного спроса на иностранную валюту, который всегда сопровождает валютный кризис, удержать баланс валютного рынка рыночными методами невозможно в принципе, особенно если доллар или другая валюта фактически выполняет роль "второй национальной валюты", как это происходит в Украине. В условиях существования в Украине де-факто бивалютной системы, в которой одна валюта (доллар) пользуется значительно более высоким уровнем доверия, чем другая (гривня), явления панического "ухода" в более твердую валюту в период усиления нестабильности и потери стоимости гривни — полностью обоснованный шаг с позиции рациональных действий рыночных "игроков". Повышенный спрос на твердую иностранную валюту для осуществления валютных спекуляций в кризисный период рационален с позиции рыночных "игроков", но разрушителен с точки зрения макроэкономики, поскольку это повышает нестабильность и усиливает кризис. Любая иностранная валюта в стране, имеющей собственную денежную единицу, должна служить преимущественно средством расчетов с контрагентами-нерезидентами; когда же она становится основным средством накопления, то это повышает спрос на деньги и превращается в материальную основу "ловушки ликвидности". Именно возможность беспрепятственного обмена более слабой валюты на более сильную с целью перевода ее в запасы разрывает трансмиссионный механизм влияния доступных государству монетарных средств на экономику. Так возникает и само усиливается валютный шок, порождающий целый ряд других шоков.
5. Формирование альтернативного экономического устройства на базе новых ценностей
В последние десятилетия по всему миру все сильнее звучат голоса интеллектуальной элиты в поддержку изменений в общем мировоззрении касательно основных принципов устройства экономических, финансовых и в целом общественных систем. Еще в начале XX в. известный теоретик экономического развития Й. Шумпетер рисовал такие перспективы развития капитализма: "Возникнет более или менее стационарное состояние. Капитализм, который, по сути, является эволюционным процессом, истощится. Предпринимателям будет нечем заняться... Почти автоматически возникнет самый настоящий социализм. Человеческая энергия отвернется от бизнеса. Иные, неэкономические дали станут увлекать умы и давать простор для приключений".
Насколько реальны и близки такие перспективы? Известно, что в скандинавских странах, а также в ряде других западноевропейских стран уже давно прижилась и успешно функционирует так называемая "социальная рыночная экономика". Населением других развитых стран такая модель признается как пример для подражания. Как показал национальный телефонный опрос, проведенный в апреле 2009 г. "RamussenReports", только 53% американских взрослых считают капитализм лучше социализма, при этом 20% считают, что социализм лучше капитализма.
Последствия текущего финансово-экономического кризиса подталкивают правительства всех стран к таким действиям, которые еще недавно казались невозможными. Речь идет о национализации крупнейших финансовых институтов ради их спасения от неизбежного банкротства. "Практически не осталось другого варианта кроме национализации крупнейших банковских институтов, — убежден К. Менегатти. — И это критическая задача не только для американской экономики, но и для мировой. Сегодня социализация убытков запущена. Все убытки лягут на налогоплательщиков. Это не только разрушает гегемонию США как финансового сверх государства, но и создает сопоставимую только с Советским Союзом систему государственной ответственности". Скорее всего, это закономерный процесс, ведущий человечество к радикальным изменениям, суть и характер которых, однако, еще предстоит осознать, чтобы формировать экономическую и финансовую системы, которые будут отвечать новым реалиям. Изменения могут претерпеть все основополагающие элементы экономической системы как таковой: отношения собственности, механизм координации, мотивационная система и функции государственного регулирования.
Определяющим фактором успешности таких эпохальных преобразований станет изменение доминирующей в обществе системы ценностей. Сегодня "...очевидно, что сформировавшаяся в США и других развитых странах модель потребления и высокие темпы его роста расточительны и возможны только за счет быстрого исчерпания ресурсов и усиления эксплуатации большинства населения Земли... Пропасть между богатыми и бедными народами огромна и пока что не уменьшается. В этом — главное проклятие индустриальной цивилизации и основное противоречие переходного периода, зародыш возможного планетарного взрыва".
Стремление к наживе, накопление материальных и денежных благ, жадность должны смениться другими мотивами нематериального плана. К этому подталкивает кризис; в эту сторону постепенно меняется общественное мнение в передовых странах мира. В частности, факты получения топ-менеджерами крупных компаний миллионных бонусов в период кризиса вызывают там серьезные возмущения населения, политиков, СМИ. Например, М. Финглетон, исполнительный директор ирландской финансовой компании "IrishNationwideBuildingSociety", получил бонус в размере 1 млн. евро всего спустя несколько недель после того, как Дублин выступил гарантом долговых обязательств его фирмы. Д. Хессе, исполнительный директор одной из крупнейших телекоммуникационных компаний США "SprintNextel", получил в 2008 г. 2,6 млн. дол. бонусов, тогда как чистый убыток фирмы составил 2,8 млрд. дол.. Такое поведение руководства компаний вынудило правительство ввести законодательные ограничения на размер премирования топ-менеджмента организаций, получивших государственную помощь (так, в США при выплате больших бонусов компании должны будут заплатить до 90% налога; на аналогичные меры пошли Франция, Германия, Швеция, Великобритания и Ирландия). В этой связи возникает фундаментальный вопрос: а действительно ли эти институции и их работники, которые принадлежат к самым высокооплачиваемым в мире, создают настолько же весомый общественный продукт, и адекватны ли их миллионные заработки той полезности, которую они генерируют в процессе своей деятельности? Ввиду глобального финансово-экономического кризиса, виновниками которого признаны, прежде всего, инвестиционные банки и создаваемые и распространяемые ими "инновационные" финансовые продукты, очевидно, что ответ на него не может быть положительным. Особенно, если к тому же обратить внимание на вопиющие факты бедности на другом полюсе мирового распределения доходов. Следовательно, финансовую систему в ее современном институциональном виде нельзя считать эффективной.