В первоначальном варианте концепции постиндустриализма делался упор на то, что развитие электронно-вычислительной техники дает возможности перерабатывать огромные объемы информации для принятия решений в первую очередь правительственным структурам. В белловской концепции информационного общества подчеркивается важность обеспечения доступа к необходимой информации индивидов и групп, автор видит проблемы угрозы полицейского и политического наблюдения за индивидами и группами с использованием изощренных информационных технологий. Знание и информацию Белл считает не только "агентом трансформации постиндустриального общества", но и "стратегическим ресурсом" такого общества. В этом контексте он формулирует проблему информационной теории стоимости. Когда знание в своей систематической форме вовлекается в практическую переработку ресурсов (в виде изобретения или организационного усовершенствования), можно сказать, что именно знание, а не труд выступает источником стоимости.
Постиндустриальное общество не ограничивается рамками развития экономики и производства, оно изменяет все традиционные сферы жизни общества: «Важнейшая характеристика новой технологии заключается в том, что она затрагивает не отдельную область (что подразумевает термин «высокие технологии»), а самые разные аспекты жизни общества и преобразует все старые отношения».[9]
Немного другую позицию занимает американский социолог и философ Э. Тоффлер. Тоффлер является автором целой трилогии, посвященной исследованию постиндустриального общества: «Шок будущего» (1970), «Третья Волна» (1980) и «Метаморфозы власти» (1990)
В своей самой первой книге «Шок будущего», Тоффлер показывает всю грандиозность изменений, которую несет с собой будущее постиндустриальное общество. Развитие компьютерных и телекоммуникационных технологий приводит к тому, что потоки информации, обрушивающиеся на человека, увеличиваются с каждым днем, при одновременной тенденции к все большей дифференцированности. Человек не успевает приобщиться к чему-то одному, как уже появляются десятки, а то и сотни нововведений. Рушатся старые порядки в области техники, культуры, общественных взаимоотношений. При таких условиях экспоненциального возрастания всякого вида новшеств, человек теряется в мире. Его приоритеты рушатся, а новые не успевают еще сформироваться. Человек чувствует себя потерянным, у него появляются синдромы психологических и даже физических недомоганий. Это, по словам Тоффлера, является болезнью, которую он назвал «шоком будущего»[10] .
Противостоять этому заболеванию крайне сложно. Полная абстрагированность от внешнего мира может привести к куда более серьезным последствиям для человека. В то же самое время, жить на стыке эпох и не быть подверженным увеличивающимся потокам информации со всех сторон – невозможно. Единственный способ, с помощью которого можно ослабить негативное воздействия этого шока – введение в школах и университетах предмета «будущего», на котором человек будет плавно приобщаться к новшествам нашего времени, перед тем, как ему придется столкнуться с ними на практике.
Более детальная и разработанная постиндустриальная концепция Тоффлера представлена в его второй книге трилогии. Она называется «Третья Волна». Эта книга по праву считается Библией постиндустриалистов, так как детально рассматривает все аспекты данного общества, от экономики и политики до сфер культуры и образования.
Тоффлер предлагает свой особый термин, характеризующий постиндустриальное общество, – «третья волна». «Первая волна» и «вторая волна» сравниваются у него соответственно с аграрным и индустриальным обществом. Термин «волна» не случаен. Постиндустриальная и в свое время индустриальная волны смывают, подобно волнам цунами, весь предыдущий порядок, затрагивая все аспекты человеческой жизни.
Подобно Беллу, Тоффлер считает началом становления постиндустриального общества середину двадцатого века, а именно время, когда компьютерные технологии достигают значительных результатов в своем развитии. Информация, как основа общества будущего, начинает теснить даже такую традиционную для индустриального общества сферу, как производство. Знание, и в первую очередь знание высокотехнологичное, способное порождать новое знание и быть внедренным в любую сферу человеческой деятельности, становится основным ресурсом человечества.
Революция, произошедшая в науке и технике, оказывает глубочайшее воздействие на все сферы человеческой деятельности. Меняются старые представления о семье, работе, морали, человеческом общении. Происходят огромные изменения и в сфере культуры. Если раньше всегда существовала некая культурная парадигма, к которой тяготели все направления, то в новом обществе, культурная парадигма разрушается под воздействием «блип-культуры», то есть культуры коротких, ничем между собой не связанных роликов, в беспорядочном показе которых сложно выделить какое-либо единство.
Не меньшие изменения происходят и в сфере производства. Развитые информационные и компьютерные технологии позволяют уничтожить предыдущий порядок массификации, стандартизации и синхронизации. Конвейерный способ производства безвозвратно уходит в прошлое, ему на смену приходит индивидуальный способ производства. Если раньше для того, чтобы внести некое разнообразие в создаваемую продукцию приходилось менять конвейер, станки, формы и шаблоны, по которым методом идентичной штамповки создавались все единицы продукции, то сейчас в этом нет никакой необходимости. При использовании лазерных технологий абсолютно не важны формы и шаблоны, а генераторы случайных чисел способны в рамках одного товара создать десятки, сотни, а то и тысячи вариаций.
Развитие вычислительных машин сделало возможным и осуществление генетической революции. Стало возможным создание абсолютно новых видов животных и растений, что может во многом лишить мир продовольственного кризиса. Несомненно, у генетики есть много обратных сторон, с которыми человечество еще не сталкивалось. Есть опасность, согласно Тоффлеру, и выходу генетических технологий из-под контроля или попадание их в руки террористов. И это лишь одна из того огромного количества проблем, с которыми придется столкнуться человечеству будущего.
Но переход к новой цивилизации для Тоффлера не сводится только к развитию информационных технологий и революции в области генетики. Переход к данному обществу – необходимость, единственной альтернативой которой является гибель человечества в глобальных масштабах.
Если во время аграрной цивилизации воздействии человека на природу было минимальным, человек взаимодействовал с природой, подстраиваясь под ее географические, климатические и природные условия, то во время индустриальной цивилизации человек подчинил себе природу. Подчинив ее себе, человек начал свирепое наступление на окружающий мир, безжалостно подчиняя и изменяя его. Объявив себя хозяином природы, венцом эволюции, человек, зачастую не сознавая последствий своих деяний, превращал живописные пейзажи в промышленные районы, потребляя миллионы тонн природных ресурсов ежедневно и выбрасывая огромное количество вредных веществ и газов в атмосферу.
Такое использование невозобновимых источников энергии не может продолжаться вечно. Не может беспоследственно продолжаться и загрязнение окружающей среды. Именно в этом и заключен основной пафос работы Тоффлера. Подобно экологическим критикам индустриализма, он уделяет самое существенное место данной проблеме.
Постиндустриальное общество, главным ресурсом которого является знание, а главной энергетической базой – возобновляемые источники энергии, является единственным возможным путем развития человечества. Внедрение последних достижений информатики и техники в производство делает возможным увеличить производительность в несколько раз при одновременном увеличении качества и количества произведенной продукции.
В этой необходимости перехода к новому обществу и заключается основной принцип отличия Тоффлера от Белла, у которого процесс становления информационного общества – процесс планомерной эволюции. У Тоффлера же ключевой момент – момент кризиса цивилизации, ее полного изживания, в результате которого цивилизация уже не может развиваться на старой основе. Она уже достигла пика своего развития и, подобно шпенгелеровской Европе, вошла в стадию упадка : «кризис проявляется в системе социального обеспечения. Переживает кризис система почтовой связи. Кризис охватил систему школьного образования. Кризис в системах здравоохранения. Кризис в системах городского хозяйства. Кризис в международной финансовой системе. Кризис в национальном вопросе. Вся система второй волны в целом пребывает в кризисе».1
Кризис второй волны не оставляет человечеству никакой альтернативы, кроме полной смены всех старых представлений и ценностей. Кризис личности и обезличивание, о котором так много говорил Маркузе в «Одномерном человеке» интересует Тоффлера в меньшей степени, чем кризис экологический и энергетический. Когда на карту поставлено существование человека, угрозу чему мы реально видим из экологических статистик и прогнозов, все остальные проблемы становятся менее важными. Переход к постиндустриальному обществу – единственная альтернатива гибели человечества. Поэтому, наряду с компьютерными и телекоммуникационными технологиями, как первоосновами постиндустриального общества, не меньшее значение, согласно Тоффлеру, занимает и переход к экологически чистым технологиям, основанным на возобновляемых источниках энергии: «…крайне важно понять, что индустриализация завершена, ее силы истощены, вторая волна всюду пошла на убыль, поскольку надвигается следующая волна перемен. Два важных обстоятельства делают невозможным дальнейшее существование индустриальной цивилизации. Первое: "борьба с природой" достигла критической точки. Биосфера просто не вынесет дальнейшего наступления промышленности. Второе: мы не можем далее неограниченно расходовать невосстанавливаемые энергоресурсы, которые до сих пор представляли собой основную часть дотации индустриального развития».[11] Мы не можем называть общество постиндустриальным, до тех пор, пока не выполнены эти два ключевых условия: тотальная компьютеризация и полный переход на возобновляемые источники энергии. Если с первым цивилизованные страны достигли значительных успехов, то во втором заметных изменений в ближайшем будущем не предвидится. Поэтому, как считает Тоффлер, постиндустриальное общество на Западе мы не имеем права пока называть иначе, чем становящееся.