Ваша Честь, в своем ослеплении (blindness) мы так неумело вершили и калечили судьбы людей, что мотыльки их сердец теперь летят на отвратительные и непонятные огни! 24
Аллегорией в данном случае выступает реальная слепота миссис Далтон — одной из героинь романа «Сын своего народа», которая символизирует равнодушное отношение всего белого окружения к проблемам черной диаспоры.
В дискурсе Р. Эллисона концепт «маска» — один из наиболее развернутых и частотных. С помощью концептуальной метафоры развиваются следующие модели: «покров — дымка, туман», «занавес — одежда», «маска — лицо», «тень — существование»:
И вот она начала свой медленный чувственный танец; дым сотен сигар окутывал ее подобно тончайшему покрову (like the thinnest of veils). В этом струящемся одеянии дыма она была похожа на прекрасную деву-птицу, зовущую меня через суровые просторы какого-то серого грозного моря 25 .
Я хотел разбить это лицо. Это было уже не лицо, а какая-то маска (a mask), за которой пряталась настоящая суть, та, что издевалась над всеми нами 26 .
Моей целью было добиться ответа. И неважно, сердилась ли она или была благодушна, пьяна или бесшабашна. Это был тот лучик света, который бы разогнал тени моего существования (the shadows of my existence) 27 .
В метонимической группе тень является частью смерти, маска — символом покорности, подчинения, принятия своих обязанностей:
Вокруг меня мелькали студенты с застывшими торжественными масками вместо лиц (faces frozen in solemn masks), и мне казалось, я уже слышу, как их голоса сливаются в гимнах, что так любили члены опекунского совета. (Любили? Требовали. Пели? Подчинялись ультиматуму, чьим условием стал этот ритуал. Слова преданности, произносимые во имя спокойствия и вероятно за это и любимые. Любимые так, как покоренный может любить фетиши победителя. Жест смирения, символ выдвинутых условий перемирия и их неохотного принятия.) 28
Аллегория связывает воедино тьму и невидимость с утраченным прошлым, былыми иллюзиями, несбывшимися надеждами:
Я помню, что я невидим (I am invisible), и иду очень тихо, чтобы не разбудить тех, кто грезит. Иногда их лучше не будить. Вряд ли во всем мире есть кто-нибудь опаснее сомнамбул 29 .
Без света (without light) я был не только невидим (invisible), но и бесплотен, а осознавать свою бестелесность — это все равно, что жить смертью (to live a death) 30 .
Концепт маски и покрова у Р. Эллисона также тесно связан с ощущением слепоты, лишением зрения, очками, глазами, глазными протезами. Так, все персонажи (черные или белые), претендующие на роль лидеров, способных объединить афроамериканскую диаспору, в конечном итоге оказываются либо совсем слепыми (Homer A. Barbee), либо частично лишенными способности видеть (Brother Jack). Неискренность намерений проявляется через аллегорическую связь с очками или фальшивыми глазами, пугающими и отталкивающими в своей искусственности:
Только в нашем Братстве у нас появился призрачный шанс, но за совершенным и человечным фасадом искусственного глаза Джека (the polished and humane facade of Jack’s eye) скрывалось бесформенное мясо и ужасное кровавое месиво 31 .
Сами афроамериканцы не раз описываются как «нация слепых мышей» (a nation of one eyed (blind) mice), «слепцы» (dumb one-eyed brothers, totally blind men, the blind, bat blind), «люди со слепым умом» (blind minds) и т. д. Сначала они не видят страданий Человека-невидимки (который в данном контексте становится синекдохой диаспоры), не замечают его попыток изменить себя и мир, а затем невидимым становится и он сам. С другой стороны, желая затеряться в толпе, главный персонаж (пока еще видимый) надевает черные очки и, в зависимости от желания, становится либо праздным повесой, либо служащим, клерком, либо священником традиционной негритянской церкви, либо врачом. Все эти люди носят не только черные очки, но и одно имя (Rinehart), что в данном случае является синекдохой начавшего формироваться в Гарлеме того времени круга черной буржуазии, желавшей во что бы то ни стало стать частью белой Америки. Черные очки, слепота — плата за престижную работу, стабильное положение:
На обочине подле меня остановились трое мужчин в щегольских светлых летних костюмах и что-то задело меня за живое. Они все были в темных очках. (They were all wearing dark glasses.) Я видел это не раз, но пустое подражание голливудской моде вдруг приобрело свой собственный смысл 32 .
В дискурсе Дж. Болдуина все представленные ранее сферы-мишени, а также возможные фреймы и лексические средства реализации сферы-источника (blackness, blindness, curtain, darkness, mask, shadow, veil) становятся единым целым, объединяются в контексте романов «Иди, скажи это с высоты гор» (1953), «Иная страна» (1962), «Скажи мне, давно ли ушел поезд» (1968), «Если бы улица Биль могла говорить» (1974) и др. 33
Проиллюстрируем наиболее яркие моменты. В метафорической группе «тень» (shadow) связывается главным образом с эмоциональным состоянием: задумчивостью, отчуждением, минувшей любовью — напоминание о У. Э. Б. Дюбуа и Р. Эллисоне. Коннотация в данном случае ближе к нейтральной, хотя применение разных типов эпитета иногда вносит трагичную ноту (heavy shadows — тяжелые тени, shadowy doubts & fears — тени сомнений и страхов, the fiery shadow of a tree — пылающая тень дерева и др.):
Он немного расслабился, но следы тревоги и задумчивости по-прежнему пробегали по его чертам подобно теням, что мелькают по нашим лицам (the way shadows play), когда мы смотрим на огонь 34 .
Все эти годы она не уставала помнить о нем, смотреть на него, молиться. Для него же она была только тенью (a shadow) 35 .
В метонимической и смешанной группах эмоциональная маркированность данного понятия меняется на резко отрицательную. Теперь это часть или символ беды, войны, трагедии, смерти (духовной и физической). Часто это понятие связывается с войной между Севером и Югом и тяжкими последствиями для обеих сторон, обеих рас — свидетельство влияния прозы Р. Райта и Р. Эллисона:
Дома, в которых жили эти люди, не были ни надежным приютом ни защитой. Огромная тень (the great shadow), нависшая над ними, выдавала, что они всего лишь частички дерева и камня, обреченные на гибель, стоящие на пути урагана, который в миг снесет их в небытие 36 .
Он взглянул на тихую улицу, на тени домов и деревьев (the shadows thrown by houses and trees), и внезапно его охватило чувство угрозы и ужасного одиночества, нависшее над этим местом 37 .
В качестве сравнения, метафоры и эпитета покров и маска (veil, mask) связываются с лицами людей, толпой (преимущественно белой), приличиями, манерами, скрытыми оскорблениями, а также небом:
Он часто наблюдал, как в своем неизменном клетчатом переднике она шла по залу, ее лицо — темная маска (a dark mask), за которой протест бился с покорностью. Она всегда ждала завуалированного оскорбления (the veiled insult) или непристойного предложения 38 .
Мужчина, которого она так описала, неуклюже шел рядом с ней, его лицо — румяная маска неуверенности (a ruddy mask of uncertainty) 39 .
В метонимической группе это еще и часть жизни, прошлого, будущего, надежды, спасения, любви, связанных с рождением ребенка. В данном случае мы имеем дело с ярко выраженной аллюзией на традиционные афроамериканские литературные образы, представленные как в ранних афроамериканских произведениях, так и в романе У. Э. Б. Дюбуа «Души Черных», где образ маленького сына накрыт покровом афроамериканского наследия и расового неравенства (The Veil):
Да, она была жестока, упряма, несгибаема — его жена Элизабет. Она не казалась такой, когда много лет назад Господь повелел ему принять ее саму и ее безымянного сына, что сегодня носит его имя. И мальчишка во всем похож на нее — молчаливый, полный злой гордости. Однажды они будут низвергнуты в полную тьму (the outer darkness) 40 .
Будет хуже, но дитя, что впервые повернулось в своем загадочном покрове вод (incredible veil of water), возвещает о своем присутствии и правах на меня 41 .
К понятию маски и безучастности примыкает ряд лексем: «слепой» (blind), «невидимый»(invisible), «незрячий» (sightless), связанных с душевной черствостью, типичностью человека, делающей его незримым, его никчемностью, социальным и физическим исчезновением. В качестве аллегории это символ преступной беззаботности, пренебрежения Заветом, неизбежностью наказания, приходящего в виде Гражданской войны. Это для белого. Для афроамериканца слепота — есть грех, неверие, приход же в лоно церкви связан с прозрением. Напомним, что упоминание слепоты и невидимости в афроамериканской литературе — это всегда аллюзия на произведения других афроамериканских авторов, в данном случае в первую очередь на Дж. Тумера, Р. Райта, Р. Эллисона.
Фрейм «стена», введенный в концептосферу «маска» У. Э. Б. Дюбуа, и фрейм «потолок», добавленный Дж. Болдуином (wall / ceiling), имеют своими денотатами чувства отчуждения, тревоги, беспокойства, испуга, неверия в себя и Бога; невозможность преодолеть предрассудки, иные препятствия; осознание равенства всех пред стихией, Богом:
Эти мальчишки жили так же, как раньше жили мы. Они быстро вырастали и их макушки резко ударялись о низкий потолок возможностей, что были уготованы для них (bumped abruptly against the low ceiling of their actual possibilities) 42 .
Он чувствовал, что она следила за ним, осознавала, что он стоит на жестокой стене (the cruel wall), и ждала <…> его гибели 43 .
Еще один денотат стены в дискурсе Дж. Болдуина — это дождь (ливень). В данном случае в переносе задействуется как намек на постоянный эпитет «стена дождя» (a wall of rain), так и личная авторская трактовка дождя как разрушителя и символа враждебно настроенного, непонимающего общества:
Дождь стоял стеной (like a wall). Он злобно обрушивался на тротуар, и пули его слюны разлетались в набрякшие канавы 44 .
Движение «Черного искусства» 1960–1970-х годов, представленное в идиостиле М. Кинга, А. Бараки (ЛеРой Джонса), С. Санчез, Н. Джиованни, Э. Найт, дает нам очень схематичную свернутую трактовку концепта «маска». Как таковой единой сферы-мишени для понятия маски нет. Здесь сталкиваются два прочтения: злобная белая маска, связанная с трагичным прошлым и расправами 60-х, и маска как символ (опять не развернутый, схематичный) африканского наследия и ожидания перемен, «смены маски»: