Быть может, уместно сравнить этот исследовательский период советской социологии с развитием средневековой схоластики, когда бесконечное повторение одних и тех же заранее заданных теологических истин заставляло думающих философов искать отдушину, обращаясь к тщательной разработке категориального аппарата, логики философского анализа. Безусловным достижением на фоне гор пропагандистской литературы стал серьезнейший категориальный анализ идеологической сферы, осуществлявшийся немногочисленными, скажем прямо, учеными 1970–1980-х годов. Нельзя сегодня не отдать должное тем социологам-шестидесятникам, ставших к восьмидесятым опытными Учителями, которые в том потоке идеологического славословия помогали узреть серьезнейшие методологические основания для анализа идеологической сферы, оформившиеся в истматовских теориях общественных отношений, общественного сознания. Девяностые практически не привнесли ничего нового в исследовательскую базу идеологии, кроме обоснования необходимости деидеологизации.
Сейчас уже становятся видимыми различия в тенденциях отношения и к самой идеологии, и к необходимости ее изучения:
– разрушительная – преобладала в девяностые и характеризовалась разоблачением ужасов и негатива прежней идеологии и идеологической машины;
– потребительская – оформляется во второй половине девяностых, характеризуется требованиями, типа «дайте нам идеологию», «сильную руку». Представляет собой рудимент от марксистско-народнического типа в возвращающемся из истории русской социологии варианте «невыполненного долга» интеллигенции перед народом, осложненном сформированной в условиях моносубъектности идеологического процесса привычкой присваивать вносимые КПСС мировоззренческие ценности. В новых условиях субъекты идеологических процессов еще не определяются. Складывается противоречие между либеральным содержанием провозглашаемых демократических ценностей, основанных на индивидуализме, и консервативным характером традиционных социальных регуляторов российского общества, базирующихся на коллективности социальных практик;
– романтическо-утопическая – конец девяностых. Для нее характерны некая эйфория коллективного сознания от возможности формирования полиидеологического пространства, неявное ожидание появления новой идеологии как результата интеграции осознания общих ценностей различными социальными группами, надежда на всеобщее согласие при появлении огромного числа партий с характерным абстрактным детским демократизмом в обосновании идеологических принципов. В реальности – либо чернопиаровская борьба, либо обоснование необходимости толерантности, но не интеграция, не взаимопроникновение идеологических позиций.
– когнитивная – стремление «узнать, понять, кто мы, куда идем, откуда взялись». Активная социальная саморефлексия с преобладанием негативных оценок в сравнении с другими системами, формирование всеобщего комплекса неполноценности на фоне разрушения общих социокультурных механизмов;
– абстрактно-аксиологическая – начало XXI века. Попытка преодоления идеологического кризиса через формирование новых ценностей, поиск истоков национальной идеи в различных вариантах – либеральной, консервативной, государственническо-патриотической, гуманистической. Ориентация на успех, позитив, силу;
– инструментально-прагматическая тенденция диктуется ростом глобализации во внешнем мире. Осознается необходимость функционально эффективного государственного идеологического обеспечения при констатации в основном государственном документе невозможности ни одной из существующих идеологий быть государственной. В качестве возможных общих идеологий обозначаются, к примеру, идеология прав человека, государственническо-патриотическая идеология. Смысл – поиск ценностей, универсальных как для России, так и для Запада. Определение критериев идеологии: глобальный характер, предполагающий стратегическое, обеспечивающее конкурентное партнерство с Западом, которое можно обеспечить лишь через содержательное определение ценностей, связанных с обеспечением прав человека.
Все эти позиции могут быть объединены одним общим основанием – профессиональным философско-социологическим поиском того, что должно бы уже быть, но чего (еще, пока, все еще, тем не менее) нет. Все они в этом смысле утопичны. Несмотря на всю рациональность, необходимость, потенциальность, это еще не ставшая, не осуществившаяся реальность. Следовательно, все характеристики, требования к идеологии – это требования скорее к проекту, к мыслительной конструкции, нежели к самой реальности.
Отсюда второе, что позволяет нам объединить их в одну группу – свойство долженствования. Термин «должен» стал настолько привычным, что даже перестал быть замечаемым, сделался автоматически присутствующим в структуре речи. Однако долженствование – это прежде всего отношение межсубъектное, а значит, требуется определить этих субъектов, систему координат их взаимодеятельности, степень их воздействия. Пока же абстрактность долженствования – преобладающая характеристика поиска национальной, государственной, общей идеологии, кажущаяся простота проблемы поиска субъекта. Кто будет идеологом: государство? В чьем лице? Кто возьмет на себя ответственность, да еще с необходимостью достижения общего позитивного результата в условиях сложившихся президентско-парламентских политических правил игры? Политическая олигархическая элита – не может, да и не хочет. Профессиональная интеллигенция – не заинтересована. Партийные лидеры – по определению должны быть в конфронтации. Пока позитивен лишь вывод о том, что в основе идеи должен быть общий интерес, оформляющийся в трансцендентности универсальных ценностей.
Абсолютно не сомневаясь в прогностической функции социологии, заметим необходимость дополнения анализа должного анализом сущего, который позволяет нам зафиксировать параллельный, во многом стихийный, но достаточно активно осуществляющийся процесс формирования субъектов идеологической деятельности. Приватизация собственности повлекла за собой соответствующие институциональные процессы. В результате – изменение социальной структуры общества, появление новых видов собственников, а значит, и новых способов выражения, защиты и реализации их частных интересов, преобладание приватного характера реально функционирующих идеологий, формирующих определенную, специфическую, новую для российского общества систему ценностей.
Интересно отметить явный диссонанс рационально вычисляемого «идеологического должного» и феноменологически фиксируемого идеологического сущего: идеология прав человека – криминальная, террористическая; гуманистическая – потребительская; государственническая – корпоративизм с PR и политтехнологиями; либеральная – консервативная.
Социологическое изучение новых видов действующих идеологий еще только начинается, вот почему именно сейчас становится просто необходимым определиться с выбором теоретико-методологических оснований, определением исследовательских возможностей в идеологической сфере. Вполне резонно в связи с этим подвести содержательные итоги исследований советского периода, определить изжившее себя, вернуться к тому, что не потеряло своей эвристической значимости.
Прежде всего речь должна пойти о разработке теории идеологических отношений. Так, предметом для обсуждения был вопрос о сущности идеологических отношений, специфике идеологической деятельности. Вывод об объективном характере идеологических отношений, их особой материальности, выражающейся в институциональной и знаковой формах предметности, не потерял своей эвристической ценности и сегодня. Анализ знаково-символических форм и способов организации корпоративизма, потребительства, терроризма позволит выйти на анализ действительных ценностей, объективирующихся в реальном социальном взаимодействии.
Предметом серьезного изучения был процесс идеологического производства, осуществляемый на основе деятельностного подхода. Содержание идеологической деятельности рассматривалось в единстве социально-практического и духовно-практического аспектов. Внесение, привыкание, присвоение, интериоризация определенных ценностей невозможна без специфических способов организации жизни общества, соответствующих интересам господствующих субъектов. И сегодня эта методология вполне успешно используется в теории и практике организации деятельности по связям с общественностью.
Была детально проработана и охватывала практически все стороны и области жизни советских людей система целенаправленного идеологического воздействия, воспитания. И сегодня интересно было бы определить не только какие ценности, но и ценности каких именно социальных субъектов активно и сознательно формируются в воспитательном процессе, насколько и каким образом он идеологизирован.
Безусловным достижением советской социологической науки была детальная проработка системного подхода, применение его в качестве одного из методологических принципов анализа идеологических отношений. Был преодолен линейный подход к пониманию структуры идеологических отношений. Объемная структурная модель демонстрировала совокупность множественных связей между элементами системы, взаимовлияющими, взаимообосновывающими и взаимообусловливающими друг друга, исходя из трех уровней анализа – метасистемного, собственно системного и подсистемного. Эвристическая значимость этой модели состояла в том, что она позволяла фиксировать специфику системного качества каждой из подсистем, характеризовать единство и взаимозависимость системных и подсистемных качеств. Функционирование метасистемы идеологических отношений обеспечивает согласие, выражение и защиту общезначимых интересов, формирование и реализацию общих ценностей. Вот чем определяется необходимость выработки общегосударственной идеологии, отсюда и потребность в определении национальной идеи. Собственно системное качество обеспечивает реализацию групповых, корпоративных интересов в зависимости и во взаимовлиянии на метасистемное качество. И лишь подсистемное качество системы идеологических отношений реализуется в непосредственной инструментальной механике идеологии, опять же в зависимости и во взаимовлиянии с двумя первыми в целом и с каждым в особенности. В сегодняшней реальности проблема гармонии, согласования интересов определенных социальных групп с общими интересами существовать не перестала. Применение именно такого подхода к анализу проблемы преступности позволяет понять бесперспективность многократного увеличения числа милиционеров и повышения уровня их оплаты вместо применения тех же мер в отношении работников культуры, учителей, организаторов работы с детьми и подростками.