Кураев прав, когда говорит, что булгаковский Иешуа — это вовсе не евангельский Христос. Он прав в том смысле, что Иешуа — это художественно переосмысленный, переделанный в соответствии с определенными эстетическими и мировоззренческими задачами образ Христа, точнее, обобщенный образ мыслителя-мученика. Прав он и тогда, когда называет «Пилатовы главы» романа кощунственными для христианина, а сам образ Иешуа — карикатурным.
Именно так! Кощунственны-то они как раз с христианской точки зрения, но именно своим антропологическим, общечеловеческим содержанием, а не только искажением слов Христа, сказанных им перед смертью (к чему сводит все дело Кураев). Ибо само это искажение не случайно, а выражает отнюдь не религиозную, а как раз антропологическую концепцию этих глав. Но тогда нужно признать, что «кощунственна» и «карикатурна» не только художественно-антропологическая интерпретация евангельской притчи, «кощунственно» и «карикатурно» само художественное творчество людей, ибо оно по самой своей природе посюсторонне, универсально и человечно. По сравнению с божественным творением любое человеческое творчество именно кощунственно и карикатурно, поскольку вступает с первым в спор.
Хотя преподобный Ефрем Сирин (на которого ссылается Кураев) и говорит по этому поводу: «Бог соделал человека участником в творчестве», но оба они забывают уточнить, что участником — второстепенным! Человек на деле здесь признается в лучшем случае подмастерьем. Кураев сам прямо или косвенно выражает ту мысль, что Мастером человек становится только по наущению дьявола. Какой другой статус может определить христианство существу, совершившему грехопадение и наследующему грех?
Карикатурен булгаковский Иешуа, «шмыгающий носом» (этой деталью особенно Кураев возмущается; и действительно: бог ведь носом не шмыгает, у него же совершенный нос, нос без соплей и насморка). Иешуа — это «всего лишь» человек, не божество. А человек после грехопадения со своими потугами на творчество — это именно карикатура на бога.
Библейские (и вообще мистические) декорации помогают Булгакову вывести повествование на более высокий, эпический уровень обобщения. Мистицизм и обращение к религиозным сюжетам и символам используются им как художественный прием, благодаря которому возникает на страницах его книги до беспощадности критический реализм, продолжающий традиции русской школы. Евангельский сюжет в романе Булгакова помещен в контекст реалистического повествования, а элементы фантастики только оттеняют общую реалистическую канву повествования. Например, волшебный полет Маргариты — это не что иное, как метафора внутренней свободы, автономии индивида, которой не способен его лишить даже самый жестокий «тоталитаризм».
Так что, действительно, отмеченное Кураевым распределение чудес в романе не случайно. Но причины этого другие. Акцент на чудесах, в частности на Воскресении, умалил бы самый трагизм описываемой в «пилатовых главах» ситуации, и общечеловеческий, экзистенциальный смысл притчи был бы утерян. Если Христос не умирает, а воскрешается, то ведь и его человеческой трагедии нет, а есть только мистическая буффонада. Религиозное освещение истории Христа (его чудесное спасение) лишает евангельский сюжет остроты и всеобщности, буквальной общечеловечности, сопричастности каждому смертному, в том числе иноверцу и атеисту.
И, что самое важное, разработка евангельского сюжета привела к освещению проблем, имеющих именно общечеловеческое, светское, а не конфессионально-религиозное значение. Повторим: Булгаков рассказывает историю Христа как притчу о судьбе неординарной личности, живущей в обществе, где властвуют пилаты, фарисеи и толпы озлобленного народа. Он, подчеркнем, всецело занимает внимание читателя не чудесами, не апологетикой религиозных догм и не нравоучениями, а человечностью судьбы Христа и посюсторонностью его трагедии. Иначе говоря, именно антропологическая сторона евангельского содержания и выходит в романе на первый план. Возможно, в этом случае возникает разлад между Булгаковым-христианином и Булгаковым-писателем. Но он подобен описанному Фейербахом противоречию между Декартом-католиком и Декартом-философом [12, 410].
Булгаковский роман показывает несостоятельность чудес как бы «от обратного»: чудеса необходимы именно там, где творчество и познание бессильны. Но является ли их бессилие в этом мире абсолютным? На этот вопрос автор «Мастера и Маргариты» отвечает однозначно: нет, ибо рукописи, созданные Мастерами, «не горят». Они живы, покуда жива человеческая культура.
И Христос (булгаковский Иешуа) более всего как раз своей судьбой, а не своим религиозным учением или чудесами, оказывается интересен. И не только интересен, но и актуален, как актуальна до сих пор всякая попытка стать свободным среди фарисеев.
Список литературы
1. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма; Протестантские секты и дух капитализма // Вебер М. Избр. произведения. М., 1990.
2. Евангелие от Матфея, 12, 39; 16, 4.
3. Коряковцев А. Осадная башня, упавшая в ров Вавилона: критическая социология марихуаны // Социальная работа на Урале: исторический опыт и современность. Екатеринбург, 2002.
4. Кураев А. Мастер и Маргарита — за Христа или против? URL: http: // www.kuraev.ru
5. Любутин К. Н. Проблема субъекта и объекта в немецкой классической и марксистско-ленинской философии. М., 1981.
6. Любутин К. Н., Кондрашов П. Н. Философская антропология Карла Маркса. Екатеринбург, 2007.
7. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Cоч. Т. 3.
8. Толкиен Дж. Р. Р. О волшебных сказках // Толкиен Дж. Р. Р. Хоббит, или Туда и обратно. Приключения Тома Бомбадила и другие истории. СПб., 2000.
9. Фейербах Л. Сущность христианства // Фейербах Л. Соч. : в 2 т. : пер. с нем. / Ин-т философии. М., 1995. Т. 2.
10. Фейербах Л. Изложение, развитие и критика философии Лейбница // Фейербах Л. История философии : собр. произведений: в 3 т. М., 1967. Т. 2.
11. Фейербах Л. Пьер Бейль. К истории философии и человечества. Гл. 3. Теология и наука // Там же.
12. Фейербах Л. Две работы о Декарте // Там же.
13. Фромм Э. Человек для себя. Исследование психологических проблем этики. Минск, 1992.
14. Щев А. Сколько в мире атеистов и верующих? // Новый Безбожник : журн. атеист. о-ва Москвы. 2002. № 2. С. 3.