Что общего между политическими системами Запада и России? Плюрализм гражданского общества, парламентаризм, конституционализм, провозглашение России правовым демократическим государством в рамках Конституции РФ. Некоторые внешние черты правового государства в России присутствуют. Это формальное разделение властей, свобода информационного обмена между обществом и государством, верховенство закона и иные принципы, присущие правовому государству. Выборность власти на федеральном, региональном и местном уровнях (пока не будем обсуждать, правомерна ли замена общенародного избрания глав регионов на парламентское), наличие референдумов, альтернативность выборов, всеобщее равное избирательное право, контроль над государством со стороны гражданского общества (партий, прежде всего) — это основные признаки демократического политического режима. Признаки демократии в современной России существуют, если, опять-таки, брать чисто внешние проявления.
Чем же отличается политическая система России от политической системы стран Запада? При внешнем плюрализме и влиятельности гражданского общества на деле постоянно проявляется доминирование государства, а внутри него — исполнительной власти и силовых структур. Наблюдается декларативный характер законов (Президент В. В. Путин в одном из своих выступлений говорил о том, что четверть российских законов постоянно не исполняются), отсутствие законопослушания, двойственность политической морали. Важнейший признак правового государства — верховенство закона — осуществляется выборочно: размер имущества и должностной ранг приоритетно определяют меру ответственности перед законом. Законодательный суверенитет парламента — ненарушимый принцип правового государства — разбивается наличием указного права Президента, закрепленного Конституцией. Наконец, главный признак демократии — контроль со стороны гражданского общества над государством — реализуется очень слабо по причине явной несформированности самого по себе гражданского общества. Последнее же прямо зависит от несформированности такого социального слоя, как массовый мелкий собственник — производитель благ. Призывы облегчить долю мелкого бизнеса раздаются двадцать лет. Кое-что сделано, но перелома в положении массового мелкого производителя нет. Поэтому продукция мелкого и среднего производителя в ВВП стран Запада составляет 80 %, а в России — 11 %. Отсюда и реальный экономический и политический вес среднего класса как базы гражданского общества, отсюда и слабость самого гражданского общества и его неспособность к реальному и постоянному контролю над государством.
При слабом гражданском обществе политический режим не может не быть авторитарным, т. к. суть этой формы политического режима — в доминировании государства над гражданским обществом. Другое дело — мягкая или жесткая форма авторитаризма существует на том или ином этапе развития страны.
Слабое гражданское общество приводит к социальной гипертрофии государства. В России это проявляется в форме государственного патернализма, т. е. в стремлении государства контролировать все основные параметры жизнедеятельности индивида, регламентировать все сферы общественной жизни. Государственный патернализм достиг наивысшего развития в советское время, когда ни работу, ни жилье, ни образование, ни лечение нельзя было получить иначе, чем через государственные структуры. В частности, патернализм порождал социальное иждивенчество у подвластных. В отличие от западного человека российский преимущественно ждет помощи властей в решении своих социальных и материальных проблем.
Слабость гражданского общества, неотдифференцированность интересов социальных групп ведут к слабости парламента как представительной (законодательной) ветви власти. Недаром в России парламент появляется поздно — в начале XX века — на несколько веков позже, чем в Европе, и до сих пор не имеет законодательного суверенитета.
Если нет давления на государство через гражданское общество, подвластные могут корректировать политический курс властей только одним способом — бунтом. Предупреждение и подавление социальных бунтов ведет к гипертрофии исполнительной ветви власти с ее силовыми структурами.
Доминирование исполнительной ветви государства в политической системе и политическом процессе в России определяется также следующим:
— евразийский характер страны, ее исключительное ресурсное изобилие породили, в частности, возникновение постоянной военной угрозы ее существованию как с Запада, так и с Востока; в этих условиях государство намеренно тормозило развитие гражданского общества;
— сочетание громадной территории с относительно малой плотностью населения, так что, по выражению С. Соловьева, для исполнения повинностей государство хватало подданного там, где оно его находило. В то же время подданный вместо отстаивания своих прав по западному образцу и создания защитных структур гражданского общества всегда мог уйти (и часто уходил) от социального и политического притеснения на свободные ресурсные земли, благо территория позволяла;
— сам характер развития русского города (именно город — сфера возникновения гражданского общества и системной оппозиции) иной, чем в Европе: на Западе город как средоточие свободных ремесленников и торговцев противостоял феодальному замку как воплощению несвободы, в России город и являлся местом пребывания феодала. Недаром на Руси ремесленники назывались посадскими, их именно насильно сажал на определенной городской территории князь. Насилие было необходимо, поскольку ремесленники и торговцы бежали от того, что князь произвольно изменял регулярность сбора и повышал размер податей с них. Какая же регулярная социальная защита (кроме бунтов) в условиях фактического подавления мелкого собственника как естественной базы развития гражданского общества? И как оно вообще может возникнуть в таких условиях?
— слабость российского рынка (вследствие неразвитости индивидуальной частной собственности в деревне), порождавшая необходимость в искусственных регуляторах экономической жизни.
Указанные факторы приводили и к укреплению служилого сословия — как военного, так и гражданского. Громадный бюрократический аппарат отделил правящую элиту от населения. Отсюда коррупция — родное дитя бюрократии. Продажность, корпоративное преследование собственных интересов госаппаратом привели к тому, что в отсутствие гражданского общества подданные всегда видели в главе государства, как бы он ни назывался, избавителя от притеснений бюрократии. «Царь хорош, да окружение его плохо» — эта норма до сих пор существует в российской ментальности.
Кроме коллективного бунта, есть еще способ корректировки политического курса при слабом гражданском обществе — теневое влияние. Временщики, фавориты, «серые кардиналы» процветают в российской политике. Сегодня прибавились и такие формы теневой власти, как лобби и мафия. Иной раз невозможно понять механизм принятия властного решения, исходя из официального функционирования политических структур. Во многом бесконтрольные — и теневая и официальная — власти имеют привилегии, под которыми мы понимаем фиксированные не законом, а подзаконными актами льготы. Привилегии именно в силу произвольности, бесконтрольности существования имеют тенденцию к постоянному расширению и росту. Привилегии способствуют «теневой управляемости» депутатского корпуса, представителей исполнительной власти, развращают судебную власть. Распределяющий привилегии теневой лидер, например начальник общего отдела администрации некой властной структуры, фактически имеет власть большего объема, чем официальное должностное лицо выборных структур.
Рассмотрим такой элемент российского гражданского общества, как партии. В России они имеют элитный характер, представляя интересы не широких социальных слоев (интересы эти пока не отдифференцированы и у них нет мощного социального носителя — количественно преобладающего среднего класса), а интересы узких группировок экономического характера или личные взгляды группы интеллигентов. В лучшем случае социальное представительство, реализуемое нашими политическими партиями, — профессиональное. Увеличивается самоизоляция политических партий от электората, поскольку его поддержка спонтанна, сиюминутна, ненадежна. Электорат же, не базирующийся экономически на диффузной форме частной собственности, т. е. не имеющий четкого представления о своих правах и способах их защиты, связывает свои смутные стремления к лучшей жизни то с той, то с другой партией по принципу «где больше дадут». В этих условиях центральные органы партий предпочитают ориентироваться на спонсоров — узкий круг экономически и политически могущественных людей. Равным образом и последние ищут партийной поддержки для обретения политического влияния или государственного поста. Поскольку все же электорат в условиях выборности органов власти необходим, то его поддержка завоевывается популистскими обещаниями и броскими предвыборными разоблачениями соперников. Несформированность социальной базы партий проявляется и в том, что партийная пропаганда лишь в редких случаях адресная, в основном же это обещания «всего для всех».
Итак, российская политическая система гомоморфна по отношению к политической системе стран Запада: сходство внешних параметров политических институтов не дополняется тождеством их функций и социальной базы. Гомоморфизм российской политической системы, как уже было сказано, определяется различными причинами, но одна из них главная: это догоняющий характер развития общества. В свою очередь «догоняющая модернизация» детерминирована необходимостью «занять» элементы западного индустриального производства и западной политической системы для обеспечения выживания и сохранения России как целостной социальной системы в окружении постоянно враждебных соседей, зарящихся на природные богатства страны и ее территорию.