В качестве примера создания места для общения можно привести известный нам случай, когда компания скинов собиралась в вагончике на заброшенной стройке. Вагончик был утеплен, оборудован, в нем имелось всё необходимое для отдыха, включая магнитофон и гитару. В отсутствие скинов за вагончиком присматривал «специально приглашенный» бомж.
В общемосковском масштабе в различное время были известны следующие места коммуникации.
Площадка перед музеем В.И. Ленина (на сленге ультраправых националистов – «у Бланка»). Место продажи оппозиционной литературы, в том числе ультраправой; сюда заходила наиболее интеллектуальная часть бритоголовых.
Старый Арбат. Традиционное место тусовок московских неформалов; скинхедам здесь можно было и прогуляться, и затеять драку.
ДК Горбунова («Горбушка»). На существовавшем здесь рынке были лотки со скинхедской атрибутикой, аудио- и видеопродукцией.
Территория около Университета дружбы народов (близ метро Юго-Западная). Рядом с данным вузом, в котором учится много иностранцев, можно затеять драку с «расово чуждым элементом».
Метеоритный кратер в парке близ Тушино (здесь собирались бритоголовые с Северо-запада Москвы).
В настоящее время постоянных мест общегородских тусовок нет.
На протяжении последних десяти лет развития субкультуры большое значение придавалось коммуникации через Интернет.
Группировка из района N
Описав московских скинхедов в самых общих чертах, в качестве примера рассмотрим одну из скинхедских группировок. С этой компанией автору данной статьи довелось плотно общаться в 1996–1997 годах; с некоторыми членами компании отношения сохранились и сейчас.
Костяк группы состоял из 7–8 человек. Это были юноши, жившие по соседству; они учились в старших классах школы; позже — некоторые поступили в вузы, большинство пошло работать. На момент нашего знакомства им было по 14–16 лет.
В различных ситуациях группа могла приглашать «бойцов» со стороны. Например, для большой драки могли звать приятелей, часто это были пацаны, мало интересующиеся скиновской идеологией, но любящие помахать кулаками.
Хорошие отношения были с соседней командой, в которой был костяк «старших» и много «молодняка» («старшие» его называли «наш детский сад»). Собравшись вместе, две группировки насчитывали до 40 человек. Вместе пили пиво, а после, разбившись на группы по 10–15 человек, шли патрулировать район. При подобных внутрирайонных патрулированиях члены команды были одеты «при полном параде», в одежду, соответствующую скинхедским канонам.
Наиболее распространенной тактикой при таких патрулированиях было ходить по периметру района, а встречая «объект расовой неприязни», загонять его вглубь района, «подальше от милиции».
Драки рассматриваемой нами группы начинались по-разному, но можно выделить две тактики нападения на противника. Если хотелось подраться с какой-либо молодежной группой, начинали кричать «Зиг-Хайль!», и если противники делали замечание – это служило поводом к драке. Если нападали на инородца – к нему подходил один из наиболее сильных членов команды и сбивал его ударом с ног, затем на лежачего бросались остальные. При этом группу вряд ли можно назвать беспредельщиками – били, но не насмерть; после двух минут избиения поспешно удалялись. Вещей и денег у жертвы не брали принципиально, ценную вещь (например, плеер) могли просто тут же сломать.
Описываемая группа прошла серию конфликтов с другими уличными группировками района. Успешно побили тусовки баскетболистов, скейтеров, другие пацанские компании. С переменным успехом шла борьба с рэперами; ключевым моментом в этой «войне» были переговоры, на которые скины для демонстрации силы пригласили около 80 соратников из других районов Москвы. В результате этих переговоров в районе был заключен мир; при этом скинхеды обещали не заходить на территорию некоторых контролируемых рэперами домов и наоборот, рэперы не заходили на территории, контролируемые скинхедами.
В ходе всевозможных конфликтов было принято обращаться за помощью к скинам из соседних районов. Но помощь приходила только в случаях, когда она была нужна авторитетным членам сообщества; если «влипал в историю» кто-то из новичков, им полагалось разбираться с проблемой самим.
В группе можно выделить двух лидеров, они планировали акции, давали распоряжения по отдельным вопросам; например, один из лидеров настоял, чтобы все сделали одинаковые наколки. Но в целом авторитарным стиль руководства назвать никак нельзя – лидеры не приказывали рядовым членам, а скорее предлагали им.
У группы не было никакого самоназвания – попытки его придумать предпринимались, но ничего не прижилось; общаясь с другими скинами, представлялись, как и все, по району проживания («такой-то из такого-то района»). Зато, как я уже говорил, была общая татуировка – знак, выбранный в качестве эмблемы группы, а также ромб с буквами WP – White Power. Причем ромб с WP был наколот на задней части головы, под волосами; его можно было увидеть, только если человек брился.
]]]
По нашим наблюдениям, чем выше степень идеологизированности скин-группировки, тем дольше срок ее существования. Уличные компании, увлеченные исключительно драками и пивом, существуют недолго – по 2–3 года.
Скин-объединения действуют как типичные молодежные сообщества – в них участвуют только в определенном возрасте, деятельность в них соответствует потребностям данного возраста. Когда член сообщества достигает определенного возраста, он без сожаления отсюда уходит. Часто это связано с уходом в армию, поступлением в вуз, созданием семьи и рождением детей, получением специальности и устройством на работу.
Для скин-движения отсев участников обусловлен еще и тем, что некоторые из них получают тюремные сроки. Если в группировке кто-то из членов сел, это часто служит причиной распада группы или прекращения (иногда временного) противоправной деятельности.
Дольше держатся в движении те бритоголовые, для кого важна идеологическая мотивация. Многие из них находят приложение сил в партиях и политических организациях ультраправого толка.
[10][119] См. Омельченко Е. Ритуальные битвы на российских молодежных сценах начала века, или Как гопники вытесняют неформалов // Сайт «Полит.ру» (www.polit.ru). 2006; Омельченко Е. Поп-культурная революция или перестроечный ремейк? Современный контекст молодежного вопроса // Неприкосновенный запас. 2006. № 45. См.: http://www.nz-online.ru.
[11][120] Головин В.В., Лурье М.Л. Современные подростковые субкультуры: мегаполис, провинция и деревня // Мальчики и девочки: реалии социализации: Сборник статей. Екатеринбург, 2004. С. 45–67.
[12][121] О дихотомии между «обычными» и «продвинутыми» молодежными стратегиями см.: Омельченко Е., Пилкингтон Х. и др. Глядя на Запад: Культурная глобализация и российские молодежные культуры / Пер. с англ. О. Оберемко, У. Блюдиной. СПб., 2004.
[13][122] Connell R. Gender and Power: Society, the Person and Sexual Politics. Cambridge, 1987.
[14][123] См. напр: Костерина И.В. Скинхеды и гопники: разные лики агрессивной маскулинности // Конструирование маскулинности на Западе и в России: Межвузовский сборник научно-методических материалов. Иваново, 2006. С. 21–36.
[15][124] Goffman E. Where the Action is // Interaction Ritual. Harmondsworth, 1967. P 239–240.
[16][125] МорозовИ.А., СлепцоваИ.С. Кругигры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX–XX вв.). М., 2004. С. 192–207.
[17][126] Щепанская Т.Б. Зоны насилия (по материалам русской сельской и современных субкультурных традиций) // Антропология насилия / Отв. ред. В.В. Бочаров и В.А. Тишков. СПб., 2001. С.115–177.
[18][127] См.: Агеева Л.В. Казанский феномен: миф и реальность. Казань, 1991.
[19][128] Сравн. Horowitz G., Schwartz R. Honor, Normative Ambiguity and Gang Violence // American Sociological Review. Vol. 39. № 2. 1974. P. 238–251.
[20][129] См.: Волков В.В. Силовое предпринимательство. М., 2005.
[21][130] См.: Громов Д.В., Стивенсон С.А. Пацанские правила: нормирование поведения в уличных группировках // Молодые москвичи. Кросскультурное исследование / Под ред. М.Ю. Мартыновой, Н.М. Лебедевой. М., 2008. С. 427–456.
[22][131] См., напр.: Костерина И.В. Скинхеды и гопники: разные лики агрессивной маскулинности // Конструирование маскулинности на Западе и в России: Межвузовский сборник научно-методических материалов. Иваново, 2006. С. 21–36.
[23][132] См.: Wieder D.L. Language and Social Reality. The Case of Telling the Convict Code. The Hague, 1974.
[24][133] Goffman E. Where the Action is // Interaction Ritual. Harmondsworth, 1967. P. 226.
[25][134] Ibid. P. 209.
[26][135] Ibid. P. 182.
[27][136] Hamblet W.C. The Sacred Monstrous. A Reflection on Violence in Human Communities. Lanham, 2004. P. 34.
[28][137] Чалидзе В. Уголовная Россия. Нью-Йорк, 1977.
[29][138] См.: Волков В.В. Силовое предпринимательство. М., 2005.
[30][139] Салагаев А.Л., Шашкин А.В. Насилие в молодежных группировках как способ конструирования маскулинности // Журнал социологии и социальной антропологии. 2002. № 1. C. 158.
[31][140] Douglas M. Purity and Danger. An Analysis of Concepts of Pollution and Taboo. L.; N.Y., 1966. P. 36.
[32][141] Becker H.S. Outsiders. Studies in the Sociology of Deviance. L., 1963.
[33][142] Bloch M. From Blessing to Violence: History and Ideology in the Circumcision Ritual of the Merina at Madagascar. Cambridge, 1986; Bloch M. Prey into Hunter: the Politics of Religious Experience. Cambridge, 1992.