П. А. Флоренский предчувствовал, ощущал ломку мировоззрения, начавшуюся двадцатым веком. Поэтому революция была для него отражением борьбы двух типов мировоззрений, свойственных водоразделу двух типов культур. Он считал себя стоящим у рубежа отходящей культуры. Нового — возрожденного — времени, отличающегося раздробленностью, индивидуализмом, логичностью и оторванностью от жизни; в этом он близок О. Шпенглеру. Но в отличие от него П. А. Флоренский считал, что уже формируется тип культуры новейшего времени, когда человек действительно является центром мира, со свойственной этой культуре целостью, соборностью, органичностью, реализмом, конкретной деятельностью, когда духовные ценности составляют главное ее наполнение. В наши дни этот мировоззренческий постулат нашел свое развитие в трудах ученика и друга П. А. Флоренского — А. ф. Лосева. По аналогии, тонус типа культуры грядущего времени П. А. Флоренский называл средневековым. Рубеж двух эпох, как живая рана, рассек в первую очередь Россию, бывшую в начале нашего века средоточием европейской культуры; эта рана прошла и через ее мыслителей. В этом смысле П. А. Флоренский — лишь один из примеров происшедшего: свою деятельность он рассматривал как борьбу за грядущую культуру. Он сознавал, что может погибнуть, но был убежден в победе: «Мировоззрение уже вступило на новый путь и. . . потому „моему" принадлежит победа», — писал он в 1924 году. Борьба отходящего нового времени с наступающим новейшим проходит через всю его биографию.
Его жизненный путь можно просмотреть именно как антиномию, как серию конфликтов с частной реальностью и в конечном
137
счете как ряд побед над действительностью, побед, которые пришли к нам лишь сейчас.
Сразу после революции он поступает на советскую службу и со своими единомышленниками создает Комиссию по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры. Эта Комиссия сумела сохранить главные святыни лавры — национальные, культовые, духовные. Замечу, что даже Эрмитаж не смог сохранить многие свои шедевры в 20 — 30-е годы. Позже, когда деятельность Комиссии была дискредитирована, Флоренский стал преподавать во ВХУТЕМАСе, где он знакомил студентов с искусством средневековья, а тем самым создавал теорию искусства нового. Вполне естественно, что именно те, кто считал себя носителем искусства будущего, РАГШовцы во главе с Бриком и Биком изгнали из ВХУТЕМАСа В. И. Фаворского и П. А. Флоренского — тех, кем гордился ВХУТЕМАС; «Во ВХУТЕМАСе - Флоренский в рясе» — известна легендарная фраза Маяковского. Кстати, о рясе. На ней знаки священнослужителя, знаки священного сана. Он не снимал их до первой ссылки 1928 года. Это был подвиг.
В 1921 году он издал книгу «Мнимости в геометрии», где открыто говорил о реальности, замкнутости, конечности окружающего нас Космоса. Если Де Ситтер, Фридман и Эйнштейн говорили об этой замкнутости как всего лишь о «математически непротиворечивой модели», то для Флоренского это была подлинная реальность. Естественная критика, которая в конечном счете стала поводом для расправы над Флоренским.
Вторым поводом расправы послужила статья «Физика на службе математики», где обсуждалось то, что теперь известно под названием «аналого-вычислительные машины». По доносу в «Большевике» Эрнста Кольмана он был репрессирован в начале 1933 года. Таким образом, он стал первой жертвой за теорию относительности (в гитлеровской Германии за нее отправляли в концлагерь значительно позже) и он стал первым пострадавшим за кибернетику (у нас в стране за кибернетику травили в 40-х годах). Конечно, он пострадал в первую очередь за свой священнический сан, который он никогда не ставил под сомнение.
1933 год, год его ареста. Это то время, когда «дети Арбата» еще искали свои кортики, а «папы Арбата» осваивали «Дом на набережной». До 1937 года Флоренский успел заложить основы мерзлотоведения, работая в заключении на Дальнем Востоке, создал завод по производству йода на Соловках. Завод этот работает до сих пор, и сколько жизней наших воинов спас соловецкий йод в годы войны!
Итак, Флоренский был уничтожен. Как? Ходят легенды. Смерть всегда больше, чем факт. А тем более — смерть священника, смерть мученическая, насильственная. По одной из легенд, он еще долго работал в какой-то энкавэдэшной «шарашке» (как Туполев) и делал атомную бомбу. Логичное предположение: одном из последних писем он писал своему сыну Кириллу о том, как
138
получать «тяжелую воду», излагал способы, которые мы теперь знаем из школьных учебников, а тогда это казалось физическим курьезом. Но теперь-то мы знаем, что англичане сорвали производство сверхбомбы Гитлера, разбомбив запасы тяжелой воды в Норвегии. Много позже бабушка как-то сказала мне: «Хорошо, что дедушки нет». Почему? — спросил я ошеломленный. — «Он бы делал атомную бомбу». . .
Другая легенда. Флоренского задавило дерево, а когда выносили гроб с его телом (это гроб, в нашем-то концлагере!), то уголовники встали на колени и сняли шапки. . . Такую легенду может опубликовать в Париже только прекраснодушный и добрейший Никита Алексеевич Струве в своем «Вестнике».
Все было гораздо проще. Проще по отношению ко всей нашей многонациональной культуре. А потому в глубине полно невообразимого трагического величия. Трудно обозначаема, но не случайна символическая аналогия между путем, по которому идут наши народы, и Toii Смертью, которая разрубила историю человечества пополам: она была рабской казнью между двумя уголовниками, прошедшими тогда по «мокрому» делу. И Та Казнь предначертала, не как миф, а как страшную реальность образ крестного пути наших народов. Восходя на свою Голгофу, они так же тащили на себе орудия своей казни: экспроприацию, классовую ненависть к крестьянам, коллективизацию и т. д. и т. п. Даже ГОЭЛРО, первоначально обещавший дать свет и тепло, вскоре превратился в способ массового уничтожения: что такое Беломоро-Балтийский канал, канал Москва-Волга, Куйбышевская ГЭС? Братские могилы бесправных рабов. И даже теперь, полностью сохранив свою структуру, эта система, пришедшая, как проклятье, к нам из того темного времени, продолжает уничтожение, но теперь уже паразитируя на экономике и разрушая природу, стирая с лица земли целые народы в Каракалпакии, в Калмыкии, в Эвенкии, где они практически уничтожаются гидростроительством. Мученически уничтожены миллионы людей вперемежку с уголовниками. Видно, что есть какая-то глубинная символическая аналогия в двух смертях — наших народов и той, которая ей предшествовала почти за две тысячи лет.
После многолетнего замалчивания нашей культуры начала XX века, бывшей предвозвестником культуры новейшего времени, Флоренского первыми открыли структуралисты, опубликовавшие его «Обратную перспективу». Спасибо им за все это. Его мысли широко использовали искусствоведы, частично со ссылками, частично цитируя расхваченными, когда сами себе запретили для этого ссылаться на его труды и на его имя. Независимо, и с других позиций, к исходным мыслям о пространствах художественных произведений пришел председатель нашего собрания — академик Б. В. Раушенбах.
Однако главное философское и богословское наследие Флоренского освоено мало. И это понятно: философия и богословие уничтожались физически, а вместо философии насаждалась антифило-
139
софия. Теперь связь с корнями восстанавливается, знаменуя начало органического развития от прошлого к будущему, и потому интерес к трудам Флоренского растет. А так как далеко не все еще издано, то пик интереса к ним еще не наступил. Предстоит много переработать и пересмотреть.
Павел Александрович Флоренский был патриотом своей Родины. Его друг, отец Сергий Булгаков, с которым они изображены в 1917 году на картине М. В. Нестерова «Философы», писал: «Он восхотел до конца разделить судьбу со своим народом. Отец Павел органически не мог и не хотел стать эмигрантом в смысле вольного или невольного отрыва от родины, и сам он и судьба его есть слава и величие России, хотя вместе с тем, и величавшее ее преступление». Его земные дороги дважды пересекли Родину из края в край, начертав на ее карте знак его крестного пути: он завершился в Ледовитом океане, а начался на знойном юге; в детстве П. А. Флоренский побывал на Западе, в Германии, а пятидесятидвухлетие встретило его в ссылке на Дальнем Востоке. Священник Павел Флоренский был верным сыном православной церкви, одним из миллионов, жертв отходящего нового времени в его борьбе против грядущего новейшего, «средневекового». Жизненный путь носителей» нашей многонациональной культуры, их мученический жизненный подвиг станет бесценным достоянием, воспитующим настоящим грядущие поколения. Но пока этот подвиг «используется», подчеркиваю, используется в прессе однобоко, в духе общества «Мемориал».
Волею судьбы на нашу семью легла ответственность выполнения семейного долга — сохранить и передать то, что завещал нам хранить и передать П. А. Флоренский. Наша бабушка Анна Михайловна, умершая в 1973 году, сумела сохранить многое из того, что создавал наш дед. Об этом, между прочим, сообщал — из лучших побуждений, но в то время это могло привести и к трагическим последствиям — А. И. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ». Мой отец, Василий Павлович, умер в 1956 году. В тяжелые: для семьи дни он стал ее опорой, заменив своего отца. Второй сын, Кирилл, давший свое имя кратеру на Луне, любимый ученик Вернадского, заложил принципы нашей публикаторской деятельности. В частности, мы гордимся тем, что почти все работы Флоренского впервые опубликованы у нас, а не за рубежом, хотя это и задержало на годы его признание. Кирилл Павлович умер в 1982 году. К этому времени подросло следующее поколение; и сформировался, кроме того, коллектив исследователей и публикаторов трудов Флоренского. Нашими дружными усилиями в прошедшем году, например, издано более десяти работ Павла Александровича.