Неважно, сказал Бергсон, когда именно жили Декарт, Спиноза или Беркли, какие идеи предшествовавших и современных философов они использовали. Важно лишь то, что они в итоге смогли выразить, а это была всегда основная мысль, выросшая из их первичной интуиции. И эта мысль и делает Декарта — Декартом, а Спинозу — Спинозой, в какую бы эпоху она ни была высказана. В доказательство этого положения Бергсон подробно разбирает философию Беркли. Не случайно в качестве примера взят именно Беркли: он принадлежал к числу мыслителей, особенно интересовавших Бергсона, тех, с кем Бергсон чувствовал некую внутреннюю связь; его концепции Бергсон посвятил в начале века один из своих спецкурсов в Коллеж де Франс.
Вероятно, с мнением Бергсона можно и нужно поспорить. Его собственная философия, безусловно, продолжает многие и давние философские традиции, без которых она просто не была бы возможна (среди них назовем прежде всего традицию неоплатонизма). Но дело здесь, скорее, в другом. Действительно, как часто мы подходим к мыслителю с противоположными мерками: это взято у одного, то заимствовано у другого — и оказывается, что «король-то голый», ничего своего не осталось. Мысль Бергсона и интересна этой выраженной, быть может, в парадоксальной форме верой: своеобразие, оригинальность, талант неразложимы на части, они просто либо есть, ибо их нет. Переплавленные в горниле философского творчества, слитые с оригинальной мыслью, все влияния и предшествующие традиции приобретают безусловно новое качество и новый смысл.
В «Философской интуиции» провозглашается принцип органической целостности, особенно важный для Бергсона: философская система, говорит он, это не механизм, не агрегат, состоящий из отдельных частей, но организм со своей душой, которую должен постичь интерпретатор. Темы, разбираемые Бергсоном, напоминают о Дильтее, о Шпенглере; здесь тоже, по существу, исследуется проблема понимания и истолкования духовных целостностей, феноменов культуры.