Гегель подчеркивает, что "знак следует рассматривать как нечто весьма важное". Оперируя знаками, познание обнаруживает большую свободу и власть при пользовании созерцанием, чем при оперировании символами. Знаки и язык, их взаимосвязь необходимы в системе познающей деятельности. Вместе с изображениями и символами знаки являются теми средствами, с помощью которых внешняя действительность косвенно (в отличие от непосредственного действия на органы чувств) "проникает" в созерцание и представление. Знаки несут содержание действительности.
Важность учения о знаках у Гегеля связана главным образом с тем, что это учение лежит в основе гегелевского понимания языка. Гегель подчеркнул, что обыкновенно не обращают внимания на взаимосвязь знака и языка в системе познающей деятельности. В действительности же в языке "средство общения является только знаком". В языке "воплощает свои художественные произведения" поэзия - "абсолютное истинное искусство духа и его проявления как духа". В поэзии средство сообщения должно "снизойти до знака, который сам по себе лишен смысла".
В отличие, скажем, от скульптуры, где "внутренняя жизнь" воплощается в материальном элементе "в собственном смысле", речь, язык, хотя и представляют собой самообнаружение духа во внешнем бытии, однако это бытие в качестве непосредственного конкретно-материального начала не является значимым. Оно ставится "сообщением духа лишь как звук ... сотрясение абстрактной стихии, воздуха".
В языках определенные звуки являются "знаками определенных представлений, чувств и т.д.". Это значит, что преобладающая часть звуков языка связана с выраженными посредством них представлениями лишь случайным для содержания образом, хотя исторически и можно было бы доказать, что эта связь между ними первоначально носила иной характер. Можно поэтому сказать, что эта связь носит "произвольный внешний характер".
В языке имеются особые звуковые выражения, подражающие внешним предметам, но принцип подражания ограничен звучащими предметами (шум, жужжание, треск и т.д.), и эти звукоподражания не "должны составлять богатство развитого языка".
Иное дело - форма, формальная сторона языка, грамматика. По Гегелю, "логический инстинкт" порождает грамматическую сторону. Последняя есть дело рассудка, который запечатлевает в языке свои категории.
С помощью членораздельного произношения звуков могут быть обозначены не только образы в своих определениях, но и абстрактные представления. "Конкретное представление вообще превращается словом-знаком в нечто безобразное, отождествленное со знаком...20, Слово заменяет собой образ". Язык умерщвляет чувственный мир в том виде, какой он непосредственно, и преобразует его в возглас, находящий отклик во всех представляющих существах .
"Язык - величайшая сила среди людей". Речь - это форма объективности для субъективности. "Только речь в состоянии вобрать, выразить и поставить перед представлением все то, что сознание задумывает и духовно формирует в своей внутренней деятельности". Гегель считает, что первой, изначальной потребностью искусства является стремление объективировать в качестве произведения порожденные человеком представления и мысли. Но именно в языке, полагает он, человек сообщает и делает понятными для других представления как таковые, "делает понятыми другому духу то, что в нем заключено". Слово есть наиболее понятное и соразмерное духу "средство сообщения, которое может постигнуть все и возвестить обо всем, что только движется и внутренне присутствует на высотах и в глубинах сознания".
Язык - это существование, непосредственно обладающее самосознанием. Причем единичное самосознание выражает себя в языке как в наличном бытии, а всеобщее самосознание - как заражение, как текучесть и "всем сообщаемое единство многих самостей". В языке реализуется самосознание народа.
Овладение языком служит мощным инструментом развития мышления. Через все расширяющееся знание языка дух ребенка все больше возвышается над чувственным, единичным, поднимаясь к всеобщему, к мышлению. Слова становятся для нас как бы "формами, по которым мы образуем наши идеи". И соответственно с этими формами мы привыкаем все воспринимать и формируем все, что видим и замечаем.
В "идеальном искусстве", утверждает Гегель, "не может быть речи о произвольно установленных знаках...". Вот почему он и считал, что изображения, где внешние черты низводятся до знака, например, в аллегории, не в полной мере соответствуют понятию искусства. Для последнего характерна полная адекватность в изображении внешнего и внутреннего (смысла, значения). Аналогично обстоит дело и с символами в искусстве. Хотя символ и есть прежде всего некий знак, однако по отношению "к искусству мы не должны рассматривать символ в том же безразличии друг к другу смысла и его обозначения, так как искусство состоит как раз в соотношении, родственности и конкретном взаимопроникновении смысла и образа".
Какую же позицию занимает Гегель в отношении словесного искусства, использующего слова - произвольные знаки? Рассмотрим это подробнее.
Поэзия не создает свои произведения для чувственного созерцания подобно изобразительным искусствам, она формирует во внутреннем мире духовный смысл лишь для самого духовного представления и созерцания. "Поэтому материал, в котором она себя проявляет, служит для нее лишь средством, хотя и художественно трактуемым; пользуясь им, дух высказывается, обращаясь к другому духу; этот материал не играет роли чувственного существования, в котором духовное содержание в состоянии найти некую соответствующую ему реальность". В поэзии таким материалом, чисто внешним обозначением духовного содержания является звук. Последний выступает в роли чувственного материала, которым пользуется для своего выявления и сообщения дух, творящий в своей собственной сфере для другого духа. Он пользуется поэтому этим материалом лишь как "простым средством сообщения" и низводит его до знака, самого по себе лишенного смысла.
Гегель последовательно для себя делает вывод, что звук в поэзии перестает быть тем подлинным материалом (подобно мрамору, цвету, музыкальным звукам), который должен быть художественно обработан поэтом. Таким материалом здесь становятся духовные формы, само внутреннее представление и созерцание, стихия языка - лишь средство отчасти сообщения, отчасти непосредственного внешнего проявления. Чисто с поэтической точки зрения безразлично, читать или слушать литературное произведение. Без существенного падения ценности, полагает Гегель, литературное произведение можно переводить на другие языки.
Все искусства должны учитывать специфику своего чувственного материала, с которым связаны определенные ограничения изображаемого содержания. В поэтическом творчестве тоже надо помнить, что создания поэзии могут быть высказаны духу лишь посредством языкового сообщения. Но поэзия не дает более оснований для ограничения специфическим содержанием и узким кругом восприятия и изображения. Она становится всеобщим искусством.
Поэзия означает по существу выход из материальной чувственности, ослабление последней, что означает начало разложения искусства. Ибо слияние духовной внутренней жизни и внешнего бытия разрушается до такой степени, что это уже перестает соответствовать понятию искусства и возникает опасность совершенно потерять и в духовном, выйдя за пределы чувственной сферы.
Итак, последовательное развитие мысли должно привести Гегеля к выводу, что язык не является в поэзии материалом для художественной обработки. В самом деле, если звук здесь выполняет лишь коммуникативную функцию, то и "обработан" он должен быть с точки зрения успешного выполнения этой функции. Но практика поэтического искусства неоспоримо свидетельствует, что материальный, звуковой элемент поэзии подвергается и художественной обработке. И Гегель не может не признать это, проявляя при этом непоследовательность, на что справедливо указывает, в частности, Р.Уэллек .
Выше мы уже цитировали Гегеля, где он делал оговорки, что звук в поэзии является лишь "средством" для сообщения, хотя и художественно трактуемым. Поэзия подвергает язык "поэтической обработке". Она не может языковый элемент оставить в таком виде, в каком им пользуется обыденное сознание. Объяснение этому дается Гегелем неубедительное: "искусство не может позволить какой бы то ни было внешней стороне вести себя совершенно случайно по своему произволу". Неубедительность такого обоснования состоит в том, что упорядоченность языка может осуществляться по-разному в соответствии с выполняемой функцией. Факт художественной упорядоченности надо связать со спецификой художественного содержания. Но следуя своей концепции, Гегель считает, что поэтическая обработка языка не представляет "подлинную стихию содержания", но затрагивает лишь случайную, внешнюю сторону.