Говоря о знании, следует выделить вопрос об использовании знания. Общеизвестны примеры, связанные с созданием и применением ядерного, химического, биологического оружия. Это примеры аморального использования научного знания.
Но немало и прямо противоположных примеров. Для того чтобы обеспечить людей едой, нужно увеличивать производство продовольствия на 2% ежегодно. Обычными методами этого не сделать, поэтому сегодня и ведутся интенсивные работы в области генной и хромосомной инженерии. Только здесь есть ключ к решению. Второй пример — медицина. Медицина переходит на совершенно другой уровень. Почему сегодня все говорят о геноме человека? Да потому, что, пока мы не будем знать геном человека, мы не сможем найти те генные системы, которые нужно усилить, заблокировать или заменить. Уже известно несколько тысяч заболеваний, которые обусловливаются генетически. И нам нужно знать геном, знать все его изъяны, все порченые гены и уметь готовить технологии для их блокировки или замены. На протяжении всей истории становления и развития научного знания что-то из него используется во вред человеку, что-то на пользу.
Есть кардинальное отличие между такими двумя основополагающими областями современной науки, как атомная физика и молекулярная биология. В случае с атомом человек выступает как бы наблюдателем, который стоит вне исследуемой им и подвергающейся его воздействию Природы. Конечно, когда для человека возникла прямая опасность пострадать от радиоактивного излучения, он стал понимать, что человека и природу вот так просто нельзя разделять. Но тем не менее человек думает, что может защититься от этой опасности. То есть как бы обойти природу стороной.
Генная инженерия такой возможности, пусть даже косвенной, человеку не оставляет. Она есть прямое и ничем не контролируемое вмешательство в эволюцию живой материи. Сегодня никто не может даже приблизительно оценить те последствия, которые повлечет за собой размножение живой материи, созданной искусственно. Процесс эволюции живого длительный и медленный. И никто не знает, как сложатся отношения между искусственными и естественными живыми организмами. Станут ли искусственные живые организмы «здоровыми» для человека и иных живых существ или превратятся в возбудителей болезней, будут ли они улучшать эволюционно развившийся генотип человека или, наоборот, приведут к отклонениям от него? Пока на эти и другие подобные вопросы ответов нет. Но то, что современная наука в лице молекулярной биологии прямо вторглась в святая святых человека — в регулирование его жизни, — неоспоримый факт. Следовательно, наука приобрела качественно новое, до сих пор неизвестное моральное измерение.
Вмешательство в эволюцию живого — не единственное неизвестное в сложном уравнении будущего цивилизации. Не менее трудным является прогноз для развития другого ключевого процесса, существенно изменяющего картину мира, — информатизации.
Мне нередко приходится вступать в дискуссии о прогнозах так называемого «информационного общества». В принципе я согласен с тем, что изобретение и внедрение в жизнь компьютеров и компьютерных технологий существенно отразится на человеческом бытии и научном методе. Но полностью разгуляться фантазии насчет компьютеризации и информатизации всего и вся мне не дает один-единственный факт. На ближайшие 50—70 лет основным источником удовлетворения потребностей общества в энергии будут невозобновляемые естественные ресурсы — нефть, газ и уголь. А значит, человек будет крепко привязан к двигателям внутреннего сгорания. Какими бы компьютерными системами управления ни был обустроен бензиновый автомобиль, самолет или океанский лайнер, это в сущности своей ничего в мире не меняет.
Нужна принципиальная смена источника энергии, нужно топливо будущего. Тогда и произойдет смена цивилизационного развития. Пока же ближайшим конкурентом нефти, газа и угля ученые видят водород и двигатель внешнего сгорания. В перспективе, когда задача обеспечения экологической чистоты воздуха станет для человека неотвратимой, общество, несмотря на очень высокую (по современным меркам) экономическую стоимость водородного горючего и технические опасности обращения с ним, начнет развивать, я бы сказал, «водородную цивилизацию».
Но это время если и наступит, то наступит весьма и весьма не скоро. А до таких научно допустимых энергетических проектов, как использование в качестве рабочего тела антивещества, и подавно далеко.
Так что реально прогнозируемый путь движения человечества в XXI в. будет, скорее всего, пролегать через борьбу за сырье и ресурсы.
В конце XX столетия, в период, который часто называют переходом к «информационному миру», знания стали использоваться государствами для наращивания своей экономической мощи. Знания стали особенно тщательно скрываться от других. Появились ноу-хау, секреты фирм, государств. Они тщательно охраняются, потому что могут быть использованы с целью получения превосходства над другими. Здесь, конечно, можно говорить о конкуренции, которая в ряде случаев является положительным явлением. Но я говорю о другом аспекте, когда знания используются во вред целым государствам, причем иногда с применением крайних средств. Мы можем видеть на примере последних лет, когда одна группа государств, имея высокотехнологичное оружие, основанное на современных знаниях, использует его для уничтожения людей другого независимого государства. Для таких действий уже изобретен свой термин — «гуманитарная интервенция».
Я думаю, что вполне уместно будет привести здесь высказывание выдающегося русского ученого, историка В.О. Ключевского относительно знания и нравственности. «Науку, — говорил он, — часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, то есть умение пользоваться знанием». А это уже ближе к мудрости.
Еще с конца XIX столетия в философии в разных формах начал набирать силу «научный позитивизм». В его рамках ставится задача — провести разграничительную линию между тем, что истинно, и тем, что полезно науке. Думаю, что суть его сводится к тому, что науке должно быть отказано в роли основы истинного знания. Это означает отделение науки от реальности.
Ученые часто горячо обсуждают вопросы, не имеющие никакого практического значения, не являющиеся жизненно важными. К числу таковых можно отнести вопрос об интерпретациях квантовой механики или о том, какая модель Вселенной — расширяющаяся или стационарная — более оправдана научно. Если стать на позицию научного позитивизма, то надо признать, что никакой пользы от таких дискуссий нет. Но это означает, что нет и науки. И мы возвращаемся во времена Древней Греции и Рима, где теоретическое знание было отделено от технических, практических приемов непреодолимой пропастью.
Лауреат Нобелевской премии по химии Илья Пригожин писал: «Для древних природа была источником мудрости. Средневековая природа говорила о Боге. В новые времена природа стала настолько безответной, что Кант счел необходимым полностью разделить науку и мудрость, науку и истину. Этот раскол существует на протяжении двух последних столетий. Настала пора положить ему конец».
Действительно, разделение между научным знанием и человеческой мудростью существует. Не вдаваясь в глубины философии, проиллюстрирую это разделение на примере прогнозирования, предсказания, предугадывания следствий из вновь получаемого знания, следствий из причин явлений и событий.
Когда речь идет о прогнозировании, мудрость всегда предостерегает от чего-то, от каких-то действий. Предостерегает, основываясь на прошлом опыте. Предостерегает во имя предостережения, охраняет во имя охранения. Наука в своих прогностических возможностях так действовать не может. Она не может предостерегать от получения какого-то нового знания. Ибо пока такое знание не получено, то и предостерегать не от чего — знания просто нет. Это первое.
Второе. Даже в тех случаях, когда какое-то новое знание получено, это не означает, что можно предсказать, предугадать все или какие-то следствия, из него проистекающие.
Известен факт, что в 30-е гг. XX в. президент США Ф. Рузвельт поручил своей администрации провести обширное исследование в области перспективных технологий. Как оказалось впоследствии, ученые и инженеры не смогли тогда предсказать появление ни телевизора, ни пластмасс, ни реактивных самолетов, ни искусственных органов для трансплантации, ни лазеров, ни даже шариковых ручек! А ведь физические эффекты, которые были использованы при создании этих технологий, к тому времени были открыты и хорошо изучены.
Именно по этой причине лично я не принимаю на веру рассчитанные на длительные промежутки времени научные, а тем более технические, технологические прогнозы. Я думаю, что генеральное направление в развитии науки наступившего столетия будет связано с повышением эффективности ее прогностической функции (я, конечно, имею в виду научное прогнозирование и такие известные его методы, как гипотеза, экстраполирование, интерполирование, мысленный эксперимент, научная эвристика и др.). В этом проявится научная мудрость. Естественно, для этого потребуется новый, более совершенный научный инструментарий. Но главное будет в другом — в том, насколько тесно и органично удастся сблизить между собой науку (теоретическое знание), вненаучное знание (обыденное знание, практическое знание, мифы, легенды) и политику (прагматическое использование знания в интересах власти и рынка).
Как профессиональный математик, занимающийся математическим исследованием сложных систем, добавлю следующее. Любой прогноз в большей или меньшей степени, но обязательно опирается на какие-то вычисления, какие-то математические модели. На сегодняшний день математическая теория прогнозирования не располагает ни достаточно глубокой собственной теорией, ни удовлетворительным по широте охвата кругом областей применения, особенно важных с точки зрения практики. Это не может не сказываться на достоверности и долговременности обсуждаемых и предлагаемых прогнозов, чего бы они ни касались.