Подробно обосновал неизбежность и необходимость признания истин на основе результатов познавательной (научной) деятельности других лиц И.Г. Фихте. Рассуждая о предназначении и месте в обществе ученых, он в частности пишет: «Свое знание, приобретенное для общества, должен он теперь применить действительно для пользы общества; он должен привить людям чувство их истинных потребностей и познакомить их со средствами их удовлетворения. Но это, однако, не значит, что он должен пускаться с ними в глубокие исследования, к которым ему пришлось бы прибегнуть самому, чтобы найти что-нибудь очевидное и верное. В таком случае он имел бы в виду сделать людей такими же великими учеными, каким он является, быть может, сам. А это невозможно и нецелесообразно. Надо работать и в других областях, и для этого существуют другие сословия; и если бы последние должны были посвятить свое время ученым исследованиям, то ученым также пришлось бы скоро перестать быть учеными. Каким образом может и должен он распространять свои познания? Общество не могло бы существовать без доверия к честности и способности других [подчеркнуто мною, И.Л.]; и это доверие, следовательно, глубоко запечатлелось в нашем сердце; и благодаря особому счастливому устройству природы мы никогда не имеем этой уверенности в большей степени, чем тогда, когда мы больше всего нуждаемся в честности и спо-собности другого. Он может рассчитывать на это доверие к своей честности и способности, когда он его приобрел должным образом. Далее, во всех людях есть чувство правды, одного которого, разумеется, недостаточно, это чувство должно быть развито, испытано, очищено, - и это именно и есть задача ученого. Для неученого этого было бы недостаточно, чтобы указать ему все истины, которые ему были бы необходимы, но если оно, впрочем - и это происходит часто как раз благодаря людям, причисляющим себя к ученым, - если оно, впрочем, не было искусственно подделано, - его будет достаточно, чтобы он признал истину за истину даже без глубоких оснований, если другой на нее ему укажет. На это чувство истины ученый также может рассчитывать. Следовательно, ученый, поскольку мы до сих пор развили понятие о нем, по своему назначению учитель человеческого рода»[12].
Справедливости ради, следует отметить, что в классической философии встречаются и весьма отличные от приведенных выше суждения. Так, например, Р. Декарт призывает весьма осторожно относиться к мнениям других авторов, независимо от их авторитета, так как «... есть большая опасность, как бы те пятна заблуждений, которые возникают из-за слишком внимательного чтения этих книг, случайно не пристали к нам, сколь бы мы тому ни противились и сколь бы осмотрительными мы ни были»[13]. Картезий имеет в виду, что даже самые справедливые, добросовестные исследователи не бывают абсолютно беспристрастны в своих суждениях, а из-за специфических сложностей научного познания никогда нет гарантии, что они отстаивают объективно правильное знание (истину). Далее Декарт отмечает, что не исключены случаи, когда авторитетные авторы умышленно «ревниво оберегают от нас неприкрытую истину». Отсюда и его третье «правило для руководства ума»: «Касательно обсуждаемых предметов следует отыскивать не то, что думают о них другие...»[14].
Существует и понятие нравственная истина. Основания нравственности не сводятся к строгому научному доказательству. Мораль и нравственность являются предметом глубокого философского анализа. Но сам этот анализ убеждает нас в том, что на ряд этических вопросов, включая один из самых основных: «Почему я должен быть нравственным?» - окончательного и строго рационального ответа, принимаемого всеми, философам прошлого и современности дать не удается. Основания нравственности неразрывно связаны с духовно-эмоциональным опытом человека, с необходимой долей авторитарного принятия нравственного императива, с суггестивным восприятием нравственных аксиом.Размышляя о различении форм истины по признаку видов познавательной деятельности, нельзя обойти вопрос о понятии философской истины. Философское познание имеет ряд признаков, роднящих его с научным. К таковым следует отнести его систематичность, организованность, ориентированность на познание сущности исследуемых явлений, сфер бытия. Но если наука идет от единичного к общему, от наблюдений и экспериментов к теории, то философия не является экспериментальной наукой. Философия формулирует общие закономерности, отталкиваясь от данных частных наук. Притом, философское знание - не просто общее, а универсальное, всеобщее знание мировоззренческого уровня: «... философия есть учение о таких вещах, которые нас ведут по жизни над бездной незнания»[15]. Философские выводы предназначены не для решения частных научных задач, а для формулирования ценностей познавательного процесса на уровне парадигм, общей методологии научного познания.
Еще более значимое отличие философского познания от специально- научного заключается в его антропоцентрической направленности. Философии не свойственны сухая объективность суждений и выводов. В философии научное знание преломляется через призму человека. Философское знание - субъектное по своей природе. Ей мало понять, что и почему происходит в этом мире, что и каким способом может делать человек. Философию интересует вопрос, как человек должен пользоваться создаваемыми наукой средствами, чтобы не навредить ни себе, ни универсуму.
Позиция философии «от человека», «через человека» ведет также к тому, что в отличие от науки, не приемлющей альтернатив, философское знание альтернативно: «... человеческая мысль может идти миллионами разных путей, и нет такого ответа, на который не было бы тысячи вопросов»[16].
По степени полноты освоения объекта
Классическим в теории познания является выделение понятий относительная и абсолютная истина.
На развитие концепции относительной и абсолютной истины, ее выделение как важного мировоззренческого вопроса философов и ученых натолкнул становящийся все более очевидным факт познавательной неисчерпаемости сложноорганизованных объектов. Претензии любых теорий на окончательное (абсолютное) постижение этих объектов оказались несостоятельными. Мераб Мамардашвили этот очевидный, но существенный факт комментирует следующим образом: «Например, я сегодня знаю, что тела вращаются в зависимости от того-то. А завтра, то есть в последовательности, я узнаю, что была еще одна зависимость. Скажем, вращение волчка зависит от фактора А. Значит, завтра наши знания могут статьглубже, поскольку узнается что-то другое. Но об этом и идет речь: знание завтрашнего дня должно быть построено так, чтобы оно не разрушалось от того, что выявится или что станет со временем ложным. Ведь нечто, случающееся завтра, бросает свет на сегодня и делает что-то сегодняшнее ложным»[17].
Выделение понятий «абсолютная и относительная истина» вошло практически во все отечественные популярные и учебные издания по философии, написанные в русле диалектического материализма. Так, например, П.В. Алексеев и А.В. Панин указывают, что в настоящее время под абсолютной истиной понимается «такого рода знание, которое тождественно своему предмету и потому не может быть опровергнуто при дальнейшем развитии познания. Такая истина есть:
а) результат познания отдельных сторон изучаемых объектов (констатация фактов, что не тождественно абсолютному знанию всего содержания данных фактов);
б) окончательное знание определенных аспектов действительности;
в) то содержание относительной истинности, которое сохраняется в процессе дальнейшего познания;
г) полное, актуально никогда целиком не достижимое знание о мире и (добавим мы) о сложно организованных системах»[18].
Недостижимость абсолютной истины в значении, отмеченном пунктом «г» является довольно очевидной. Это проистекает из современных представлений о неисчерпаемости мира и неостановимости его изменений.
Что касается представлений об истине как об абсолютной в значениях, отмеченных в пунктах «а», «б», «в», то здесь вопрос намного сложнее. Так, например, знание о, казалось бы, досконально изученных отдельных свойствах того или иного объекта исследования (см. п. «а»), или о том или ином аспекте действительности (п. «б») - могут все же в каком-то отдаленном времени получить некоторое новое понимание. Наконец, нам не дано предугадать, какие именно моменты знания сегодняшнего не будут опровергнуты знанием будущего времени. Притом, какой временной критерий следует иметь в виду? Таким образом, указанные пункты лишь в большой степени условности раскрывают понятие абсолютной истины. Вопрос о том, каким способом мы можем определить, что тот или иной блок знаний (то или иное их содержание) по определению соответствует указанным выше позициям («а», «б», «в»), остается открытым. Следовательно, эти суждения - всего лишь абстракция. В реальности мы можем только предполагать, что многие (но какие именно?!) научные данные об определенных процессах и явлениях в определенной своей части не будут опровергаться в процессе последующего познания. Выдвигая такие пред-положения о конкретных сужениях, теориях, мы на этом основании иногда считаем их абсолютной истиной.