Типы “чиновника” и “политика” противоположны и в том, какую ответственность они несут за свои действия. Как подчеркивает Вебер, чиновник, получивший приказание, которое он считает неправильным, может и обязан высказать свои возражения. Но если вышестоящее учреждение настаивает на исполнении приказания, долг чиновника состоит в том, чтобы исполнить его так, как если бы оно соответствовало его собственному убеждению. По мнению Вебера, без такой “нравственной дисциплины и самоотверженности” чиновников аппарат государственного управления не мог бы нормально работать.
Чиновник не несет личной ответственности за принятый политический курс. Что же касается политика, он должен рисковать карьерой, отстаивая собственный курс, и быть готовым уйти в отставку в случае его неудачи. Согласно Веберу, “...честь политического вождя, то есть руководящего государственного деятеля, есть прямо-таки исключительная личная ответственность за то, что он делает, ответственность, отклонить которую или сбросить с себя он не может и не имеет права”[109].
Только под влиянием необходимости брать на себя личную ответственность могут развиться качества подлинного лидера. Однако условия, в которых протекает деятельность чиновников, препятствует проявлению подобных качеств. Бюрократическая организация действует в строгом соответствии с формальными правилами, не допуская какого-либо индивидуального творчества, но и не требуя от чиновников личной ответственности за последствия их действий, коль скоро все соответствующие инструкции точно соблюдены. В подобной ситуации качества, отличающие подлинного политического лидера просто не могут развиться.
В результате, как полагает Вебер: “Как раз те натуры, которые в качестве чиновников высоко стоят в нравственном отношении, суть скверные, безответственные прежде всего в политическом смысле слова, и постольку в нравственном отношении низко стоящие политики...”[110]. Причина этого не в каких-то чисто личных особенностях таких людей, а скорее в том, что они в принципе не способны надлежащим образом исполнять взятую ими на себя роль. Вебер с сожалением отмечает, что после ухода с политической арены Бисмарка Германией управляли бюрократы, а не политики по призванию.
По мнению немецкого социолога, государственные чиновники прекрасно справлялись с различными организационными проблемами, к решению которых они были подготовлены. Но те же самые чиновники были неспособны адекватно оценить чисто политические проблемы[111]. “Императорская Германия управлялась хорошими чиновниками, но в ней не было политиков - не только великих политиков, но просто политиков в обычном смысле слова”,[112] - передает точку зрения Вебера В.Моммзен.
Таким образом, с точки зрения Вебера, бюрократия, которая служит наиболее эффективным орудием управления в современном обществе, совершенно не подготовлена к тому, чтобы исполнять функцию определения государственной политики в силу отсутствия у чиновников необходимых для этого качеств лидера. Бюрократия неизбежно сталкивается здесь с ограничениями, которые не могут быть преодолены в рамках самой бюрократической системы управления. По мнению Вебера, выбор политического курса не должен был осуществляться чиновниками. Присвоение бюрократией функции принятия политических решений расценивалось им как злоупотребление властью.
Однако бюрократия, которая формально была подчинена политическому лидеру, тем не менее могла влиять на процесс принятия решений исходя из собственных групповых интересов. Интересы чиновников выходили за рамки тех функций, которые им предписывала идеально-типическая модель рациональной бюрократии. “Индивидуальный чиновник прежде всего разделяет общий интерес всех функционеров в сохранении аппарата и продолжении его рационально организованного господства”[114]. Чиновников отличает также заинтересованность в уменьшении власти и значения любых неподконтрольных бюрократии социальных сил и, напротив, расширении сферы влияния самого управленческого аппарата. Как считал Вебер, бюрократия обладала немалыми возможностями успешно отстаивать свои интересы. Решающую роль при этом играла та власть, которой пользовался бюрократический аппарат.
С точки зрения Вебера, власть административного аппарата основывается прежде всего на знании, которым он обладает. Это знание включает, во-первых, специальные навыки в самом широком смысле слова, полученные в ходе профессиональной подготовки. Кроме того, чиновник владеет официальной информацией, которая может быть получена только по административным каналам[118]. Как отмечает в этой связи современный немецкий исследователь В.Брудер: “Специальные знания, накопленные в процессе функционирования государственного управленческого (бюрократического) аппарата, постепенно обретают тенденцию обращаться в знания о методах и способах господства”[119]. Эффективный контроль за деятельностью чиновников возможен в таком случае лишь при наличии источников информации, независимых от бюрократического аппарата.
Усилению позиций чиновников в борьбе за власть в значительной степени способствует широкое использование ими понятия “служебной тайны”, когда доступ к той или иной информации жестко ограничивается. Как отмечает Вебер, понятие служебной тайны представляет собой “специфическое изобретение бюрократии”, которое она отстаивает с редкостным упорством[120]. Хотя в некоторых административных сферах (например, внешняя политика) секретный характер ведения дел является объективной необходимостью, бюрократия стремится распространить завесу секретности на всю свою деятельность, исходя из собственных властных интересов и желания избежать какого-либо контроля.
Одним из характерных примеров бюрократической секретности послужило Веберу использование статистических данных государственными чиновниками в Пруссии, когда достоянием гласности делались лишь те сведения, которые отвечали интересам бюрократического аппарата. При этом чиновники неизменно пытались представить свои манипуляции со статистическими данными как результат объективного анализа. “Путем тщательного манипулирования данными и избирательного предоставления фактов бюрократы могли под видом административной беспристрастности диктовать политику или сильно влиять на нее”[121], - резюмирует точку зрения Вебера на эту проблему Ф.Паркин.
Как указывал Вебер, бюрократия, естественно, предпочитает иметь дело со слабо информированным, а потому бессильным парламентом. Именно таким, по его мнению, был германский рейхстаг накануне и в ходе первой мировой войны. В свою очередь монарх также был не в состоянии контролировать государственный аппарат. В результате в Германии после ухода с политической арены Бисмарка реальная власть оказалась в руках бюрократического аппарата.
КОГНИТАРИАТ
...На смену пролетариату приходит «когнитариат» - т.е. тип работника, обладающего умением работать с информацией и разнообразными междисциплинарными знаниями, составляющими основу его индивидуального мастерства. Это мастерство необходимо для эффективной работы в условиях «дромократии» - власти ускоряющейся техноэволюции, которая порождает разнообразные проблемы, требующие нестандартных решений.
Постмодернизм, как социальная философия когнитариата (почему он является философией когнитариата? - это примечание и последующие, от редактора), отрицает массовую культуру, поскольку, как было показано выше, отрицает унификацию эмоциональных ценностей.
Отсюда – резкое неприятие когнитарием такого положения дел, при котором он вынужден потреблять те продукты общественного производства, которые не он выбрал.
Когнитарий формирует свои культурные потребности сам, без «помощи» официозных институтов, и намерен удовлетворять именно эти потребности, и именно так, как считает нужным. Поскольку официоз производит не те продукты культуры, когнитарий сам обеспечит себе то, что ему нужно. Для этого у него есть достаточный объем знаний и навыков социальной организации. Возникает «произтребительство» (prosumerism), т.е. форма кооперации, где производитель (producer) и потребитель (consumer) не разделены институтами социального посредничества, а взаимодействуют непосредственно.
Первый удар произтребителей был нанесен в самое сердце современной масс-культуры: в телевидение. Идея «контент создается теми, кто его смотрит, для тех, кто смотрит» витала в воздухе. Впервые ее реализовали Альберт Гор и Джоэл Хайат. Кабельный канала Current TV, был создан в 2005 году по следующему принципу: участники снимают 10-минутные клипы и закачивают на сайт студии. Затем они обсуждают эти клипы в блогах и отбирают лучшие. Current TV приобретает право проката этих продуктов и пускает их в сеть. Менее, чем за 2 года число участников проекта Current TV выросло до 40 миллионов семей.
По ходу дела выяснилась пикантная подробность: если цена формирования TV-продукта в США составляет около 5 тысяч USD за 1 минуту, то в Current TV она составила 500 USD. Иначе говоря, деятельность официозных студий, производящих некачественный продукт, обходилась потребителю в 10 раз дороже, чем качественная работа произтребителей. Вот нагрузка масскультуры в денежном выражении… По мере развития произтребительских каналов, они стали производить собственную продукцию, как товар по ценам в 2 и более раз ниже, чем у «профессионалов». Эксперты полагают, что выход произтребителей на информационный рынок так или иначе развяжет ценовые войны (инфовойны).